— Она нашла подарки и письма от него, — принялся объяснять Харкорт. — Они лежали в старом сундуке на чердаке…

— Какого черта они там лежали? — взревел Уорнер. — Вы были обязаны сразу все уничтожить!

— Теперь уже поздно сожалеть об этом, — примирительно сказала Элис, не желая рассказывать Уорнеру, что ее муж не решился порвать последнюю ниточку, связывающую девочку с отцом, что он слишком привязался к ней за эти годы, не говоря уже о письме, которое Джозеф получил от Линда вскоре после того, как «Компания» приставила к Джейми хотя и подставных, но официальных опекунов. «Джейми, — писал Линд в этом письме, — единственное, что у меня есть в этом мире. И если я не могу быть рядом с ней физически, я могу дать ей всю мою любовь. Мне кажется, вы не из тех людей, кто может растоптать…» И он ухитрился через свои многочисленные связи за границей устроить так, что к Джейми регулярно шли посылки и письма. — Думаю, сейчас-то и начнутся проблемы, — произнесла Элис вслух. — Сомневаюсь, что она легко забудет обо всем этом и заживет прежней жизнью.

— Думаешь, начнет копать? — Глаза Уорнера перебегали от Харкорта к Элис и обратно. И после долгого молчания Джо Харкорт ответил:

— Бьюсь об заклад — она не отступится!

Нью-Йорк, апрель 1984 года

Джейми перебежала Мэдисон-авеню на красный свет, полы ее огненно-пурпурного плаща разлетались под неистовым ветром и дождем. Вспрыгнув на тротуар, она ловко прорезала нескончаемую вереницу пешеходов — по понедельникам, да еще утром, их, казалось, всегда было больше, — и влетела в здание издательства Паттерсона на юго-западном углу Мэдисон и Тридцать шестой улицы. Здесь она пробилась сквозь гудящий людской муравейник к лифтам и успела вскочить в один из них прежде, чем двери захлопнулись.

Лифт поднимался с легким гулом. Джейми старалась не замечать любопытствующих взглядов пассажиров. При росте около метра восемидесяти, она была вровень с большей частью мужчин в кабине и гораздо выше всех женщин. В отличие от других высоких женщин, Джейми не стеснялась своего роста и никогда не сутулилась, ей даже нравилось, что она высокая. А независимость ее поведения в сочетании с прямым взглядом и блестящими рыже-каштановыми волосами производили потрясающее впечатление — появлялась ли она в деловом костюме или в спортивном, изумрудно-зеленом, бегая по дорожкам Центрального парка. Двадцатисемилетняя Джейми была из тех женщин, которые заставляют оборачиваться любого мужчину, где бы они ни проходили.

Лифт остановился на пятнадцатом этаже, и Джейми протиснулась в раздвинувшиеся со скрипом двери. Она деловито прошла через высокие стеклянные двери, на которых были выведены золотые с черным буквы «Уорлд вьюз мэгэзин». Проработав в газете почти шесть лет, Джейми не уставала удивляться, каким современным был их редакционный офис по сравнению с вестибюлем и лифтом. Они раскошеливаются только на то, что совершенно необходимо, насмешливо подумала Джейми.

— Привет, Холли! — помахала она миленькой девушке за громадным овальным столом в приемной, уставленным множеством телефонов, и зашагала по длинному коридору, увешанному стендами со статьями и фотографиями из последних номеров газеты. Но едва она повернула к собственному маленькому кабинету, приветливое выражение лица внезапно изменилось на гневное, и она чуть не споткнулась при виде того, что предстало ее взору за стеклянной дверью. Майк Тернер, признанный местный Ромео и заведующий отделом искусства, развалился в ее кресле, скрестив руки за головой и положив ноги на угол заваленного бумагами стола. Без всякого сомнения, в газете не было более красивого мужчины, чем Тернер, — и более отвратительного, если не считать главного редактора Тиренса Хильера. Высокий, прекрасно сложенный, с крупными правильными чертами лица, с густой копной черных, отливающих синевой волос и лукавыми голубыми глазами, Майк Тернер сводил с ума всех женщин в редакции, млеющих только от одной его благосклонной улыбки. И лишь Джейми явно не желала иметь с ним какие бы то ни было отношения — временные или постоянные. По этой причине он находил особенное удовольствие в том, чтобы неустанно изводить ее своим вниманием.

— Какого черта ты тут разлегся? — вспылила она, решительно сбрасывая его ноги со стола.

— То есть как? Жду тебя, конечно, — усмехнулся он. Встав, он достал небольшой позолоченный портсигар из кармана. — Ты пропустила редакционную летучку, — сожалеюще поцокал он языком, достал сигарету, сжал ее своими полными губами и не спеша прикурил. — По какой причине, девушка?

— Ну уж тебя это никак не касается! — Джейми сбросила мокрый плащ и повесила его на крюк у двери. Объемный темно-зеленый, как хвоя, свитер был перехвачен на талии ремешком, шерстяные брюки песочного цвета заправлены в высокие темно-коричневые кожаные сапоги, на шее небрежно повязан шарфик золотисто-зеленых тонов. Из украшений она носила лишь отцовские золотые часы и старинное золотое кольцо, принадлежавшее ее матери.

— Отбирали материалы в следующий номер, если хоть это тебя интересует, — сообщил Тернер.

— Да? И мне надлежало присутствовать? — усаживаясь, осведомилась Джейми.

— Думаю, да. Твой репортаж о беспорядках в университете Брауна не прошел.

— Конечно, ублюдок Хильер постарался, — сердито отозвалась Джейми. — С его вкусом ему туалетную бумагу выпускать.

— О, неужели хоть в чем-то мы можем прийти к соглашению? — казалось, Тернера позабавило это открытие. — Знаешь, Рыжая, вот это мне в тебе больше всего нравится — ну до чего же ты дипломатичная особа! — Он затянулся. — Послушай, если тебе нужна жилетка, чтобы поплакать…

— Что мне нужно, — раздраженно перебила она, — так это остаться одной, чтобы обдумать кое-какой материалец.

— Который Хильер несомненно зарежет, — подхватил Тернер.

Джейми в отчаянии обхватила голову руками.

— Ты не мог бы выкатиться отсюда, ну, пожалуйста? — умоляюще простонала она, борясь с желанием вышвырнуть его за дверь.

— Уже выкатился, — ответил он, ретируясь к двери. — Еще никто не обвинил Майкла Р. Тернера в том, что он не понимает намеков.

— А мне кажется, что тебя надо на грузовике переехать, чтобы намек до тебя дошел, — угрожающе сказала Джейми.

Смеясь, он удалился. Джейми вскочила, заперла дверь и снова уселась. Хильер приводил ее в такую ярость, что она с удовольствием проткнула бы его вертелом и поджарила на медленном огне. «Уже в третий раз за последние два месяца этот ублюдок режет мою статью! С тех пор, как полгода назад он стал главным редактором, крыша у человека совсем поехала. Как это там говорится? Власть портит человека, а полная власть — окончательно!» — подумала она.

Она развернула стул и села лицом к окну. Взгляд ее упал на одну из фотографий, что стояли в рамочках на подоконнике, и она задумчиво поднесла ее к глазам. Она с отцом, когда ей было восемь лет. Мамы уже год как не было… Воспоминания нахлынули на нее.

— Почему ты называешь мистера Сандерса проклятым ублюдком, папочка?

Стоя в дверях ванной в розовой ночной рубашке, она наблюдала, как отец бреется. От изумления он отложил бритву и повернулся к ней: джинсы, белая майка, полотенце через плечо, правая щека в пене.

— Откуда ты это взяла? — спросил он, сраженный ее вопросом.

Склонив головку набок, она радостно ответила:

— Но я же слышала, как ты говорил это дедушке, сегодня, в библиотеке.

Отец рассмеялся:

— Да есть ли что-нибудь, что остается тебе неизвестным?

— Совсем немного, — хмыкнула она довольно.

— Ах, Джейми, иногда я просто голову теряю — что мне с тобой делать? — признался он.

— А почему ты не любишь мистера Сандерса? — не отставала она.

Он засмеялся, вновь берясь за бритву.

— Уверяю тебя, принцесса, это взаимное чувство.

— Почему? — Джейми нетерпеливо теребила свои рыжие завитки.