Изяслав-отрок бросился к Святополку:

- Княжиче светлый, беда, плохие вести!

Он увидел, как перекосился рот княжича и забегали глаза. Боярин Чекан тотчас понял своего господина.

- Тихо! - прикрикнул он на отрока, оглядываясь на дозорных: не слышат ли?

Изяслав не понял его крика и продолжал в полный голос:

- Дружина разбита! Половцы на Киев текут!

- Сказано же тебе: тихо! - с раздражением и злобой прошипел Святополк и бросил Чекану:

- Уйми его!

Боярин с размаху ударил отрока, и тот упал. Не чувствуя боли, Изяслав недоумённо смотрел на два лица, склонившиеся над ним. Он так спешил, так устал, а они... Почему?

- Вставай! - приказал Чекан. - Пошли в терем. И в рот воды набери. Не то худо будет.

По дороге объяснил:

- Княжич должен перво-наперво обоз снарядить, добро из Киева вывезти. Затем к обороне готовиться. А если люд узнает о поражении, ведаешь, что поднимется?..

Может, Чекан говорил бы ещё, но в эту минуту встретился взглядом с отроком. И сразу понял: на этого положиться нельзя. А раз так, то на всякий случай, чтобы не болтал...

Его рука уже сжимала рукоять ножа.

Но он не рассчитал, зацепился ногой за порог. Нож вылетел из его руки, зазвенел на полу. Отрок обернулся, увидел нож, понял. Метнулся к двери изо всех сил, сбив боярина. Он был уже у коновязи, когда услышал крик:

- Стой!

Сиверко помчал во весь опор. Меч в руке отрока заставил отскочить дозорца.

Лес надёжно укрыл Изяслава от погони. Он сидел в седле, опустив руку с мечом, а в памяти звенели слова: "Перво-наперво добро вывезти..."

У подворья градодела Дубоноса спешилось больше десятка всадников. Кайма на плащах горела радугой шёлковых ниток, с поясов свисала золотая тесьма. Старший из всадников, чернобровый, широкоплечий красавец, сняв высокую шапку, первым поздоровался с хозяином и домочадцами. Дубонос узнал его. Это был боярин Чекан, ближний княжича Святополка.

Чекан покрутил ус, обратился к Дубоносу:

- Пресветлый княжич Святополк повелевает тебе с твоими людьми оглядеть киевские стены. Где прохудились, укрепи. Чтобы ни варяжские камнеломы, ни русские тараны не могли взять стены. Княжич пытал про то византийских градоделов. Они просят на страду полгода. А мы ждать не можем. Сколько дней просишь ты?

- Про дни нет речи, - медленно ответил Дубонос. - Если дадите в подмогу людей сколько понадобится, за два месяца управимся.

Чекан насупил густые брови:

- Оглох? Князь спрашивает - сколько дней!

Дубонос молчал. Ему вспомнился сожжённый Минск. Разорить можно быстро, а построить...

Чекан знал: в это самое время, когда он разговаривает с градоделом, Святополк мечется по гридницам и палатам. Половцы близко! Если дойдут до Киева, придётся платить дань. Как не одарить строптивого градодела и всех его сотоварищей, всё равно это не составит и тысячной доли того, что потребуют половцы. Чекан представил себе, что будет, если он не привезёт княжичу обещания Дубоноса, и неприятный холодок пополз по спине. На Дубоноса была последняя надежда. Ведь старый византийский строитель Антоний ранее ответил княжичу:

- Ты просишь невозможного. За две недели нельзя даже осмотреть стены. - И, растерянно взглянув на княжича, проговорил: - Дам тебе добрый совет...

Святополк обрадовался:

- Укажешь умельца - отсыплю три шелома золота.

Византиец согласно кивнул головой:

- Не ищи, светлый княжич, строителя ни в земле варяжской, ни в немецкой. Он у тебя под боком. Когда наш император возводил валы, он звал в свою землю строителя Дубоноса.

И вот Святополк послал боярина к Дубоносу. А умелец молчит, будто каменная стена. Боярин волен его засечь плетью. Но княжичу нужно сейчас не тело умельца, а неприступный вал.

И Чекан решился. Привлёк к себе Дубоноса, шепнул ему на ухо:

- Ждать не можем. Половцы на Киев текут.

Дубонос на миг полузакрыл глаза, такая страшная картина привиделась. Он знал, что значит "половцы текут". Пепел людских тел смешается с пеплом домов. Стон раненых и вой волков. Пустыня...

Он твёрдо сказал:

- Десять дней.

Все домочадцы Дубоноса увидели, как Чекан поклонился умельцу в пояс. Он расчувствовался. Он думал о золоте, которое можно будет выманить у княжича, словно бы для задатка градоделу.

- Неслыханно одарит тебя княжич! - вскричал он. - Расшитые кожухи со своего плеча, старинные амфоры, яхонты в резных ларчиках - ничего не пожалеет! И нашейные золотые гривны...

Градодед перебил его:

- Пусть княжич накажет камни свозить.

Дубонос похудел, пожелтел, ввалившиеся глаза лихорадочно блестели. Он носился по городу, и за ним везли крытые площадки, поставленные на колеса. Там на канатах, свитых из сухожилий и кишок, чуть покачивались окованные железом многопудовые стволы деревьев. Это были страшные русские тараны, разрушившие стены Царьграда.

Особенно внимательно Дубонос осмотрел участок киевской стены, куда были уложены огромные тёсаные камни, пересыпанные слоями песка и глины. Раньше в этом месте, как и повсюду, возвышалась преграда из мощных, заострённых кверху стволов. Но участок этот был особенный.

Сразу же за стеной вставал город. Он тянулся ввысь своими башнями, башенками и куполами, розоватый и радостно-белый, осыпанный золотистой пылью, словно чашечка диковинного цветка, и тёмно-древесный, сложенный из вековых брёвен.

К Дубоносу подъехал княжич Святополк с большой свитой. Он тоже интересовался укреплением этого места, ибо оно называлось Дорогожичи, или Дорожичи. Отсюда расходились важнейшие дороги: в Польшу, в Литву, в землю половцев. И если с других сторон Киев был окружён ещё и горами, издали похожими на заросшие мхом шлемы витязей-великанов, глубокими оврагами и лесами, непроходимыми болотами и реками, то тут его заслоняла только стена. Она стояла перед открытой равниной, удобной для сбора вражьих войск. Отсюда не раз грозили Киеву недруги, пуская огненные стрелы и потрясая мечами.

Святополк долго наблюдал за Дубоносом, а тот, казалось, не обращал на княжича никакого внимания. Он подал знак, и строители раскачали многопудовые тараны, ударяя ими в только что уложенные камни. Не выдержав грохота, княжич закрыл уши руками. Стена не поддавалась. В перерыве между ударами таранов восторженный княжич тихо сказал:

- Слава Дубоносу!

Услышав слова Святополка и поняв их как желание повелителя, боярин Чекан крикнул:

- Слава умельцу!

Заглушая грохот таранов, строители подхватили:

- Слава Дубоносу и Долгоруку! Слава!

Княжич недовольно покосился на ближнего, и тот заорал во всю мочь:

- Слава пресветлому княжичу Святополку!

Вторично откликнулись строители, но уже не так охотно:

- Слава княжичу!

Святополк подъехал к градоделу и, нагнувшись с коня, слегка дотронулся рукавицей до его плеча:

- За такую работу получишь вдвое против обещанного.

Дубонос на мгновение повернул голову, коротко молвил:

- Погоди.

Он махнул рукой, и к стене подкатили самый большой таран. Опять загремела и застонала стена. Дубонос посылал всё новых и новых людей раскачивать окованный железом ствол. Княжич недоумённо пожал плечами и уехал. Прошло немало времени.

И один камень подался. Дубонос увидел щель. Она была пока небольшой, но умелец знал: чуть отстанет бляшка-умбон на щите, и сквозь прореху проходит стрела. Он укоризненно глянул на сына Долгорука, который руководил здесь работами, и приказал ломать стену.

Боярин Чекан, оставленный княжичем при градоделах, попытался было воспротивиться. Но все строители стояли за Дубоноса. Они понимали его. Ведь так невыносимо тяжело и так невероятно быстро они работали не ради почестей и богатства, а укрепляли свой дом от врага.

По окончании работ княжич собрал градоделов на площади перед теремным дворцом. Милостиво улыбался, обнимал Дубоноса. С княжьего подворья выехали колымаги, и люди ахнули, изумились щедрости сребролюбца Святополка. Тут были жбаны с медами и амфоры с хиосскими винами, лопаты, топоры и молотки, бычьи туши, шубы, золотая утварь. Княжич знал, что всё это скоро вернётся к нему, он смотрел на хрупкие амфоры, и его губы тряслись: "Как бы не побили по дороге".