Заскрипели ворота. Светозара вышла на улицу. За ней едва поспевала кормилица. Боярышня была в тёплой шубке из серебристого лисьего меха. На ногах - башмачки, отороченные сверху таким же мехом. Вдруг девушка споткнулась, взмахнула руками и... упала бы в снег, если бы не Изяслав. Он подхватил её. На какой-то миг ему почудилось, будто он слышит, как под его рукой бьётся сердечко боярышни.
Светозара взглянула ему в лицо, улыбнулась уголком рта. Она давно заприметила этого непрошеного сторожа у её терема и успела разузнать о нём. Ей нравилась его необычная судьба, его тихость и покорность. Ни разу не посмел он пробраться на подворье, поговорить с ней. Она незаметно мигнула кормилице, и та обратилась к отроку:
- Молви нам, отроче, своё имя. Дабы знали, кому благодарствовать.
Изяслав, не отрывая взгляда от Светозары, произнёс:
- Изяславом кличут, сыном... - он запнулся. Сказать сыном Микулы значит выдать свой позор, обречь себя на презрение боярской дочери. И он, словно завязнув зубами в куске мяса, выговорил: - Кличут меня сыном Стемировым...
А Стемир, известно, имя боярское.
...На следующий день он увидел её снова. Она выбежала за ворота одна, без нянюшки. Он шагнул к ней. Светозара потупила глаза. Но в её голосе не чувствовалось смущения, в нём был полувопрос и полупоощрение, когда она произнесла:
- Али сызнова подхватить меня устремляешься? Да я ж не падаю...
Он пошевелил сухими губами, согнулся в поясном поклоне:
- Челом тебе, Светозаро Пестославно!
- Будь здоров, отроче! - откликнулась девушка. Он всё больше и больше ей нравился. Таких она ещё не встречала. Глаза зеленоватые, дерзкие, а движения скованные.
Он ковырял снег загнутым носком сапога и молчал. Она тихо засмеялась, повернулась и убежала в терем. Прикрывая лицо платком, прошла в свою светёлку, схватила неразлучницу - тряпичную куклу Каринку и, прижав к своей едва наметившейся груди, поведала ей о воине Изяславе:
- Слушай, слушай, Каринка. У него очи зелёные, как травица весенняя, и посверкивают они, и посвечивают. А брови густые, а уста алые трепетнокровные. А ладони его нежные... Видишь его, Каринка?
Кукла молчала.
- Слушай, Каринка. Он воин молодой, а храбрый. Он до Новгорода-града добирался, земли перехаживал, озера переплывал, яры перемахивал да горы перелётывал. Славнее его нет у князя-богатыря. Верно, Каринка?
Кукла молчала.
- Да слушай же, слушай же, Каринка! Он мягкий и податливый. Захочу соколом воспарит надо мною, пожелаю - у ножек моих котёночком свернётся. Он и тебя будет холить да беречь. Паволоки новой купит. Я тебе одеяние сошью. Люб он тебе, Каринка?
Кукла молчала.
Светозара говорила о нём ещё и ещё. В её воображении он вырастал в богатыря Илью Муромца. А себя она видела его женой, лелеемой и почитаемой, как святыня, исподволь управляющей воином, подобно скомороху-медвежатнику, что на торжище заставляет плясать огромного зверя. Женщина и ребёнок, хитрость и наивность, красота и коварство переплелись в ней столь тесно, что наивность стала хитрой, а коварство унаследовало от красоты привлекательность. Светозара прижимала к себе тряпичную куклу и уговаривала её:
- Ничего, что он из кожемяк. Больше ценить станет меня, коли отец одарит его богатством. Слушаться станет, покорствовать. Он хороший, у него очи зелёные. Он милый, и брови густые. Нос кривоватый, да на него смотреть не надо. Зато он храбрый, он остромыслый. Только вот... что тятя-отец молвит на то? Добро молвит. Князь любит отрока, милостью своей одарит. А что иные бояре молвят?
Кукла молчала...
3
Изяслав-отрок продолжал украдкой видеться со Светозарой. Она часто снилась ему, и он шептал слова, не понятные иным гридням, которые спали вместе с ним в гриднице и прислушивались к его бреду. Отрок старался не размышлять о том, чиста ли его любовь к боярышне, нет ли в ней притязания на богатство и родовитость её отца. На такой вопрос он не мог бы себе ответить, ибо мечта пробиться поближе к властителям была слишком сильной, владела им с детства. Вот только пришло ли время ей исполниться? Или поманит и посмеётся, как это не раз бывало в его жизни. Поэтому лучше не обольщаться, не поддаваться сладкой мечте, чтобы отрезвление не было слишком уж горьким... Он убеждал себя, что его сватанье к Светозаре безнадёжно, но ничего не мог с собой поделать. Снова шёл к её дворищу...
В конце концов его заметили слуги боярина и донесли Пестославу. Боярин разлютовался. Жених дочери - кожемякский захребетник! Он приказал спустить на отрока собак. Но Изяслав недаром скармливал им хлеб и приносил кости - псы, подбежав к нему, заглядывали в лицо, виляли хвостами. Слуги и сам боярин науськивали их, но ничего не помогало - очевидно, кости с княжьего стола были вкуснее костей со стола боярского. Собаки не трогали Изяслава.
Рассвирепевший Пестослав поколотил дочь. Она с опухшим от слёз лицом гладила тряпичную куклу и говорила:
- Тятя дерётся, а милый не выручит. Не ведает он о моей муке. Али оборонить не может? А целуется сладко...
Когда отец уходил из дому, она сызнова под разными предлогами выбегала из терема и, утерев слёзы, виделась с Изяславом.
Боярин решил подкараулить их. И однажды, когда они встретились в дальнем конце дворища, на занесённых снегом огородах, он нагрянул с челядью, как ловец с гончими на пугливую добычу. Боярин огрел дружинника крепкой сучковатой палицей по спине и закричал:
- Али ровня она тебе? Али вонь кожемякская из тебя уже повыветрилась? Не по смердьему плечу соболья шуба. Мыслишь - коли князь в отроки произвёл, то и боярином сделает?
Изяслав был напуган. Но при Светозаре он не мог показать, что боится. Он был оскорблён. Но и этого нельзя показать - иначе боярышня подумает, что слова отца - правда. Отрок сжимал рукоять своей плети: полоснуть бы по рылу боярина, развеять свой страх и стыд! А что князь скажет?
Слуги смеялись.
Их смех был для него как горячие угли на голое тело. Но он сдержался. Подавил в себе оскорбление и, не глядя на Светозару, отмолвил боярину:
- Не ведал, что сочтёшь моё сватанье позором. Прости, господине...
Говоря это, он чувствовал, что отныне на всю жизнь возненавидит того, перед кем унижается. Не будет у Пестослава врага жесточе и коварнее, чем он, бывший кожемякский захребетник.
А боярина ответ дружинника рассмешил и размягчил. Ему приятно было видеть покорность. Пестослав схватил Изяслава за плечи, повернул и ударил по спине палкой - на этот раз легче, чем в первый.
- Уходи и дорогу сюда забудь!
Изяслав побрёл, склонив голову, не смея оглянуться на Светозару. В мечтах он упивался отмщением. Что он сделает с Пестославом, когда тот попадёт ему в руки? Изобьёт плетью, а то - привяжет голого к дереву - на съедение гнуси. А челядь его просто порубит мечом!..
Светозара глядела вослед Изяславу удивлённо и негодующе. И она любила этого жалкого захребетника, не сумевшего постоять за себя? А боярин-отец раззадоривал её, да так громко, чтобы отрок слышал:
- Видала милого ладу? В бояре пнется! Али боярское дите уплелось бы, аки побитый скот? Не постоял за свою честь - кто ж ты есть? Нет, уж коли народился в грязи, грязью тебе и оставаться!
4
Четыре дня спустя Изяслав, подобно сторожевому псу, опять стоял у терема, где жила Светозара. Он уговаривал себя, что больше не любит боярышню. Увидит её в последний раз и равнодушно пройдёт мимо. Любопытно поглядеть, как она себя будет вести - и только.
Светозара заметила его из окошка. Выйти или не выйти? Ей хотелось услышать его голос у самого уха, почувствовать прикосновение рук. Она убеждала себя, что хочет лишь поглядеть - изменился он или всё такой же? Ей интересно, выдержит ли этот отрок в одежде воина, но с пресмыкающейся душой раба её презрительный взгляд? Светозара вспоминала, как бил его отец, что отвечал Изяслав, его дрожащий приглушённый голос... "А целуется сладко... Нет, ни за что не выйду!"
