По встревоженному лицу Ярославича игумен понял: предстоит важная беседа. Когда они остались одни, князь заговорил:

- Приехал совет держать с тобой, святой отче. Просвети и научи. Из Рима прибыли ко мне послы папы Григория. Привезли его собственноручное послание.

Князь достал из-под плаща свиток пергамента. Развернул. Феодосий вцепился взглядом в скоропись латинских букв:

"Епископ, слуга слуг Божьих, Дмитрию[53], князю россиян, и княгине, супруге его, желает здравия и посылает апостольское благословение".

Феодосий читал дальше, и на его лбу резче обозначились морщины:

"Желаем, чтобы святой Пётр сохранил Ваше здравие, княжение и благое достояние до кончины живота и сделал Вас некогда сопричастниками славы вечной. Желая также изъявить готовность к дальнейшей переписке, доверяем сим послам изустно переговорить с Вами обо всём, что есть и чего нет в письме. Примите их с любовью, как послов святого Петра".

Далее в послании говорилось о том, что папа согласен оказать близкой его сердцу Русской земле величайшую милость - принять в лоно Католической церкви. Взамен этого сын Ярослава должен повиноваться папе и по его совету войти в союз с христолюбивыми государями.

"...Всемогущий Бог да озарит сердца Ваши и да переведёт Вас от благ временных к славе вечной".

Феодосий поднял взгляд на князя:

- Что же брат Дмитрий ответил папским легатам[54]?

- Сказал, поразмыслю. Знаешь сам: с папой надо речи вести мягко, изъявить на словах покорность.

- Нет! Твёрдость нужна! - воскликнул Феодосий. - Ибо сказано: "Хищники не вниидут в царствие небесное, ежели не возвратят похищенного". Папа и есть наибольший хищник, лютый, аки тигр. С ним нельзя мягко. Слово из крицы[55], надо отковать!

- Папа обещает помощь против степи, - возразил князь. - А врагов, опаснее половцев, у нас нет...

Феодосий был уверен, что князь ошибается, что сейчас он смотрит лишь себе под ноги. А властитель должен уметь окинуть единым взглядом сегодняшнее и прошлое, чтобы проникнуть мыслью в будущее. Князь должен знать, что есть враги сильные, но сила их быстро иссякает; есть и такие, чья сила в будущем пополнится, да злость убудет, - значит, с ними союзничать можно. И зачастую опаснее не тот враг, что хочет твой дом поджечь или разграбить: злость пройдёт - и намерение изменится, а тот, кто желает хозяином стать над твоей душой. Тогда твой дом в любое время станет его домом. И ты сам, и всё, что имеешь, и вся сила твоя, и все помыслы твои - в его распоряжении. Для земли Русской папа сейчас опаснее степняков. Кто хочет в земле своей сам править, не должен принимать от него помощь. Неужели князь не понимает этого?

- Половцы надвигаются силой неисчислимой, - продолжал Изяслав. - Их ханы ищут союзников среди соседей наших. Да и не только соседей. Боюсь, найдётся и у нас князь, что захочет с помощью половцев стол у меня отнять. Разве не случалось подобное, разве сие не записано в летописях? А папе можно уступить в малом, а зато себе оставить большее...

- Сунь палец - враз руку отхватит, - сурово проговорил Феодосий. Ему бы лишь уцепиться за что-то, а там он себя покажет.

- Может, и прав ты, святой отче, но тогда следует хотя бы начать переговоры и вести их, пока главная опасность не минует.

Феодосий вскочил, воздел руки, словно внезапно вырос, стал высоким, могучим.

- Папа опасней половцев, княже. Половцы придут и уйдут, аки огонь. А папа придёт и останется навеки.

Они беседовали долго. Настойчиво и неутомимо игумен наставлял князя, уговаривал и скрывал угрозу за ласковыми словами.

Они договорились, что завтра, когда состоится второй разговор с римскими послами, Феодосий посетит князя и окажет ему духовную поддержку.

Беседа закончилась. Но дождь не дал Ярославичу отбыть. Пришлось остаться в монастыре на ужин.

Игумен усадил Ярославича рядом с собой за длинный дубовый стол, здесь же уселись монахи и дружинники. Перед воинами поставили дымящуюся дичь, перед монахами - лишь сырые овощи, хлеб и воду. Феодосий же и до овощей не дотронулся - запивал тоненькие просвиры ключевой водой.

Для князя и воинов он приказал подать мёд. Келарь ответил, что мёда нет.

Игумен неодобрительно поглядел на толстого келаря, известного упрямца. И вдруг у него появилась мысль - проучить брата Феодора. Он что-то прошептал на ухо князю, а тот - сидящему около него Изяславу-отроку. Воин незаметно выскользнул из-за стола и прокрался в клеть, где стояли пустые корчаги из-под мёда и полные, привезённые князем.

Монахи не подавали виду, что следят за перепалкой игумена и келаря. Но их быстрые косые взгляды были достаточно красноречивы. Феодосий насупился и сказал келарю:

- Неверящий Фома - что скот без ума. Ступай в клеть и найдёшь мёд в корчаге.

Келарь по обыкновению заупрямился. Феодосию пришлось потратить немало сил, прежде чем келарь пожал плечами - ничего не могу поделать, иду, но не верю - и пошёл в клеть. Он наклонился над корчагой, которую ещё полчаса тому назад видел пустой, и остолбенел. Сосуд был наполнен до краёв янтарным мёдом.

С возгласом удивления и восхищения перед чудом келарь упал в ноги игумену. Феодосий возрадовался, увидев такое раскаянье. Он поднял келаря с земли и усадил по другую сторону от себя. Монахи с благоговейным трепетом взирали на своего игумена, а он думал: "Господи, владыко всесильный! Отчего сам не заботишься о славе своей? От чего я, червь ничтожный, должен творить за тебя чудо?"

Вслух же молвил:

- Не по нашему хотенью, а по Божьему изволенью. Воистину, десница Господня - чудотворна!

Изяслав-дружинник посмотрел на свою правую руку, липкую от мёда: "Так это и есть десница Господня?"

Как-то на рассвете возвращался Феодосий от князя. Он изрядно устал от душеспасительных бесед и дремал в одноместном княжеском возке. Возок плавно покачивался, убаюкивал. Игумен вновь переживал сегодняшнее пиршество, приём папских послов. Какие злобные искры засверкали во взорах легатов, когда увидели рядом с князем Феодосия... Поняли, зачем он здесь. Но ещё страшнее был их ответ на отказ князя. Они не вздрогнули, не закричали. Наоборот - смиренно притенили глаза ресницами и произнесли в один голос:

- На всё воля Господня.

Феодосий хорошо понимал, что означает "воля Господня". Папа присвоил себе сан, равный апостольскому. Он направляет длинные руки своих слуг. А в тех руках - бич коварства, яд клеветы, нож измены. Игумен советовал князю поостеречься. Ярославич испуганно глянул на черноризца. На лбу князя сошлись морщины раздумья. Если послушаться папу, он поможет вступить в союз с иноземными властителями-католиками. Вместе с ними легче будет отражать несметные полчища степняков. Но и Феодосий прав: папа ничего не делает даром. На каких же весах взвесить, кто опаснее для Русской земли и власти Ярославичей - папа или половцы?..

Игумен печерский ехал в тревожном настроении. Делу, в которое он вкладывал всю свою жизнь, грозила опасность. Он нуждался в утешении и словно снова увидел лики икон, созданные в печерах лучшими художниками, свитки пергамента, десятки книг, списанных монахами, широкие листы летописи, составляемой великим Никоном.

В разные концы Русской земли разошлись послы Феодосия, странствующие монахи. Среди них был и любимейший брат Кукша, немало потрудившийся для обращения язычников в православие. Труды Кукши увенчались щедрыми плодами. Сотни язычников пришли в лоно Христианской церкви. "И хотя теперь его нет среди нас, - думает игумен, - хотя он вкушает блаженство в райских кущах, крестники продолжают его дело. И вместе с ними он опять живёт среди нас..."