– На самом деле… на самом деле есть кое-что большее, превосходящее все разработки Империи…

Чехов не мог поверить в это. Клингон унижался.

Но Джейд была словно высечена из камня, фазер даже не шелохнулся в ее руке.

– Что такое ничтожество, как ты, может знать о разработках Империи? – произнесла она.

Палуба заскрипела, реагируя на медленное температурное изменение. Вихрь из частичек льда с шумом обрушился с одной из балок на шаттл в дальнем конце отсека.

С точки зрения Чехова, выражение лица Корта скорее подходило кому-нибудь, находящемуся в самой глубине клингонского ада.

– Я был… информатором… – грубый голос Корта был едва слышен, – для Имперских Прогнозистов…

Чехов видел, как задрожали щеки Джейд – до такой степени она сжала челюсти. Сильная реакция для нее.

– Какой уровень? – спросила она.

Чехов не понял вопроса. Он никогда не слышал об Имперских Прогнозистах. Звучало как метеорологи.

– Малиновый, – произнес Корт устало.

На краткий миг уголок рта Джейд приподнялся.

– Тропа дозорного дракона ранга четыре? – спросила она.

Изумление отразилось на лице Корта.

– Ты знаешь код? – выпалил он в шоке.

– Отвечай мне, если хочешь жить.

– Светом Праксиса в свой час все же прибудет. – Судя по интонациям Корта, это были стихи.

– Я верю тебе, информатор. А теперь скажи мне – повторять вопрос я не буду – что же такого важного было на твоем Малиновом уровне, что заставит меня сохранить тебе жизнь?

Корт попробовал распрямить плечи, но у него этого не получилось.

– Чал'чадж, – пошептал Корт два мягких горловых звука.

Чехову это скорее напоминало скрежет.

– Громче, – потребовала Джейд.

– Чал'чадж, – повторил Корт. – Чал'чадж 'кмей.

Чехов взглянул на Ухуру. После полета на Хитомер она усиленно работала над улучшением своего клигонского языка. Но сейчас она выглядела озадаченной.

– Что-то о небе и детях, – прошептала она, отвечая на невысказанный вопрос Чехова. – Но очень странная структура…

Чехов вновь посмотрел на Джейд. И застыл в изумлении – она улыбалась.

Это было такое же неестественное зрелище, как если бы перед стоял улыбающийся Спок.

– Ты знаешь о Чале? – спросила Джейд.

Корт кивнул, не отводя глаз от пола. Чехов инстинктивно чувствовал – что бы такое ни открыл клингон Джейд, это стоило ему последней крупицы его чести.

Но, должно быть, это сделало свое дело, так как Джейд снова сменила установку на своем фазере.

Чехов размышлял о том, что же это за секрет выдал сейчас клингон. А также о том, как низко он сам мог бы пасть и какие тайны мог бы захотеть выдать, окажись на месте Корта.

Чехов знал, что Кирк бы обязательно нашел способ обмануть смерть. Как-нибудь. Но имелась ли цена, которая не должна быть заплачена, не может быть заплачена, даже при условии спасения жизни?

Затем, с внезапным порывом страха, так точно соответствующим тому, с которым Ухура вцепилась ему в руку, Чехов осознал, что он может никогда и не узнать ответа на этот вопрос.

Фазер Джейд был нацелен на него.

– Никаких свидетелей, – проговорила она. Та леденящая улыбка все еще была на ее лице.

Сверкнул голубой луч.

Попытка представить, что бы сделал капитан, было последним, о чем он подумал.

Покрытые грязью стены Платформы «Темная Зона» были последним, что он видел.

Впервые Кирк вошел в Большой Зал Штаб-квартиры Звездного Флота младшим лейтенантом, за два года до того, как он стал капитаном.

Он мог бесконечно восхищаться его великолепием. Кафедральный потолок, парящий на высоте сотен метров, великолепный отдающий эхом пол, оркестровый балкон, обрамляющий Герб Федерации, выложенный из природных камней миров, основавших это великое предприятие.

Но дольше всего Кирк мог смотреть, не отрываясь, на Фреску. На стене была длинная, бюрократичная табличка с именем Фрески, но никто не называл ее так, не говоря уже о том, чтобы запомнить его. Поскольку в ином имени она не нуждалась.

Фреска чудесно простиралась вдоль по изогнутым стенам Большого Зала, отображая развитие человеческого путешествия к звездам. От Икара и братьев Монгольфьер, минуя «Аполлон», «Патфайндер» и «Бонавентур» Кохрейна к первой объединенной миссии с вулканскими кораблями.

Фреска не была завершена на USS «Конституция», корабле, рисунок которого изображал тип собственного «Энтерпрайза» Кирка. После него было еще место для множества кораблей, но Фреска была обдуманно незавершенной.

Последние пятьдесят метров оставались белыми.

Послание было ясным.

Человеческое путешествие, подобно картине художника, никогда не будет завершено.

Кирк не мог вспомнить, что стало с художником. Но сейчас он не имел ни времени, ни возможности осмыслить это. Этим вечером две тысячи сановников наполнили Большой Зал, и все они знали Кирка.

Или думали, что знают.

Он никогда не мог к этому привыкнуть.

Рост его популярности начинался довольно медленно. На ранней стадии он мог зайти в бар на Звездной базе и, внезапно взмахнув рукой над столом, заполненным золотыми рубашками униформы, привлечь внимание к себе. Это были дружественные офицеры, которые узнавали его. Они глядели на его лицо, на его журнал, записи которого впоследствии распространялись повсюду во Флоте для генеральных рекомендаций и обозрений.

Да это же Кирк с «Энтерпрайза», говорили они и предлагали ему выпить. На что на самом деле похожа Элаан из Трои? Какие маневры совершают ромуланские суда, выходя из Нейтральной Зоны? Вопросы были бесконечными и, поначалу, ему это льстило.

Но затем его стали узнавать и вне Флота. К нему стали подходить штатские, задавая одинаковые вопросы, добиваясь все больших подробностей. Всегда подробностей. А после инцидента с Виджером шлюзы были и вовсе открыты. Вся Земля заявляла, что знает его. Большинство других миров тоже.

Теперь Кирк не мог куда бы то ни было пойти без того, чтобы не обнаружить внезапные вспышки узнавания в глазах незнакомцев. Все более интенсивные, поскольку знания о нем не были похожи на знания о новых спортивных звездах или политиках, люди приходили к этому после десятилетий его карьеры.

Он был отшлифован в их мозгах наравне с другими старыми знакомыми, он был таким же памятным следом, как и члены семьи и старые друзья. Вот так они и подходили к нему теперь. Люди, подобно юному технику, которые выросли, смотря на его лицо в новостях, читая о его приключениях – его работе. Они чувствовали, что знают все о нем. Он был их другом.

Их дядюшкой. Их вдохновителем.

Кирк был бы первым, кто согласился бы с тем, что он у них в долгу. С их поддержкой Звездного Флота и Федерации они дали ему возможность делать то, что он сделал. И за это он всегда был благодарен.

Но правда была в том, что для Кирка они все еще оставались не более чем незнакомцами.

После миллионов заданных вопросов об Элаан, после миллионов вопросов о ромуланских командирах его сдержанность к появлению на публике имела мало отношения к тому факту, что он думал, что ему больше нечего сказать. Это было больше похоже на чувство, что нет никого более одинокого, чем человек с миллионом друзей. Да и как он мог всегда отдавать искренний, и, тем не менее, фальшивый долг дружбы?

Это была безвыигрышная ситуация, и Кирк с мучительной болью выяснил, что наилучшим выходом из этого будет избегать их совсем. Даже если это означает, что некоторые из этих незнакомцев, которые раньше думали о нем, как о друге, теперь будут думать о нем, как о враге.

Впервые эту цену он заплатил очень давно и знал, что он будет продолжать платить ее до тех пор, пока люди знают его.

Или думают, что знают.

По крайней мере, на официальном приеме Звездного Флота его слава не была уникальной или даже заметной. На самом деле здесь было много тех, кого Кирк сам видел в новостях и читал об их подвигах. Это обоюдное узнавание, которое они делили с Кирком, было тайным сигналом разделенного сочувствия. Они были членами такого же превозносимого и осаждаемого клуба, без возможности выказать свое недовольство общественной лести без того, чтобы это не выглядело избалованно и недостойно.