Он нашел что-то в куче грязи и поднял, чтобы мы видели.

— А? Ребята?

Кортленд отрицательно покачал головой. Виолетта кивнула.

— Синий.

— А что с отчетом? — поинтересовался я. — Мы не получим ни балла, если не дойдем до города.

Томмо пожал плечами.

— Скажем, что мы достигли предместий. Можно придумать что-нибудь туманно-правдоподобное: доявленческие руины, оплетенные корнями могучих дубов, яркие краски, полускрытые листьями. Сойдет.

— Можно повторить на следующий месяц, — сказала Виолетта, — а потом еще через месяц.

— А раз префекты не следят за нами, — добавил Кортленд, — никакого риска.

— Ты ведь с нами, — спросил Томмо. — Зачем идти на смертельный риск, если можно получить хорошие деньги с помощью небольшой безобидной хитрости?

Я уставился на них. В принципе, я мог бы присоединиться к этой троице, особенно с учетом того, что двоим из ее числа предстояло стать префектами. Вместе со мной получалось три четверти будущего восточнокарминского Совета — достаточно для того, чтобы сохранить тайну навсегда. Но у меня появились дурные предчувствия. Если они уже настолько разложились, еще не придя к власти, что же начнется, когда они вступят в должность? Даже подумать было страшно. К тому же мне не нравилось, когда на меня давили, даже совсем чуть-чуть.

— Почему бы вам не остаться здесь, ребята? — предложил я. — Я пойду и…

— Нет. Нам надо держаться вместе, — возразила Виолетта. — Нас будут расспрашивать, и все выяснится.

Кортленд встал и подошел ко мне. Я ощутил горячее желание отступить, но надо было показать Кортленду, что я его не боюсь. Поэтому я остался стоять, где стоял.

— Послушай, — сказал он, подойдя на неприятно близкое расстояние, — никто не ждет, что мы вернемся назад. Если мы потеряем одного человека, никто не удивится. Мы можем сделать это вместе с тобой… или без тебя. Если сделаешь по-нашему — получишь баллы и точно останешься в живых. Если сделаешь по-своему — не получишь баллов и точно умрешь.

— Если ты убьешь меня, Виолеттина династия пойдет в синюю сторону.

— Думаю, со мной будет все в порядке. — Виолетта похлопала себя по животу. — В воскресенье я выйду за Дуга, и никто не будет особо присматриваться к календарю.

Я похолодел.

— Две штуки аванса, — пробормотал я, внезапно все поняв.

— Боюсь, ты прав, — согласился Томмо. — Как, безусловно, может подтвердить твой отец, я умелый переговорщик. Поскольку смертность на экскурсиях в Верхний Шафран стопроцентная, он поступил мудро, получив от тебя хоть что-то. И у него будет внук, пусть даже он не сможет рассказать об этом никому. Не суди его слишком строго. Это было лучшее, что он мог сделать. Он заставил де Мальву письменно пообещать, что мальчика назовут Эдди.

Неизвестно, что беспокоило меня больше в этот момент — угроза убийством или то, что мой отец продал наше хроматическое наследие без моего ведома. Отец, судя по всему, показал Виолетте карточку, стимулирующую овуляцию. Де Мальва не продешевил.

— Он ведь не знал об этом плане — вообще не идти в Верхний Шафран? — спросил я.

— Не знал, — подтвердил Томмо, проявив хоть чуточку честности. — Они с де Мальвой просто подстраховались на случай твоего исчезновения.

Это было некоторым утешением: я хотя бы знал, что моим отцом руководили денежные, а не личные соображения. Последовала долгая пауза — все глядели друг на друга.

— Ну что, договорились? — Виолетта начала проявлять нетерпение.

Кортленд блефовал: он не убил бы меня на глазах Виолетты. Это дало бы ей рычаг воздействия на него на всех будущих заседаниях Совета. Да и хранить такое дело в тайне она бы не смогла.

— Не договорились. Я иду дальше.

— Эти Бурые, — воскликнула она, — до тошноты самодовольные! — Она скрестила руки на груди и посмотрела: не на меня, а на Томмо с Кортлендом. — Парни, вы же сказали, что разобрались между собой. Если у меня возникнут проблемы из-за этого, я сожгу вас заживо, когда стану главным префектом.

— Мы разобрались, — мягко ответил Томмо. — Мы только не думали, что Бурый станет так занудствовать.

— Хватит с меня этой чуши, — заявила Виолетта так, словно быстро приняла решение. — Кажется, я только что подвернула ногу и больше не могу идти. — Она метнула в меня кинжальный взгляд. — А если ты будешь так невежлив, что останешься в живых, мне придется выйти за тебя, и ты будешь несчастен до конца своих дней. — Она встала, закинула за плечи рюкзак и снова повернулась к нам. — Так какая у нас легенда?

— Очень простая, — ответил Кортленд, не отводя от меня глаз. — Мы сделали привал, ты споткнулась о камень и пошла обратно.

— А если Бурый разболтает об этом мошенничестве с баллами?

— Не беспокойся, он передумает, — заверил ее Кортленд. — Правда, Эдди?

— Я хочу довести экспедицию до конца, вот и все, — ответил я, глядя на Кортленда. — На все остальное мне наплевать.

— Он согласен, — сказал Кортленд.

Виолетта быстро потрусила обратно, не говоря ни слова.

— Все отлично, — заметил Томмо, когда мы взяли свои рюкзаки, — но, значит, нам теперь надо идти в Верхний Шафран!

— И что? — осведомился Кортленд. — Боишься?

— Ты до ужаса прав. Думаю, я тоже вывихну ногу… или что-нибудь еще.

— Ты идешь с нами. — Тон Кортленда не допускал возражений. — Ты заварил эту кашу и будешь расхлебывать ее вместе с нами, до конца.

— Ты прав, — без энтузиазма произнес Томмо. — Как я рад.

— Идемте, — сказал я. — Следующий привал через час.

Томмо и Кортленд переглянулись. Если бы Томмо ушел вслед за Виолеттой, мне стало бы сильно не по себе. Кортленд был способен почти на все — но, как я заключил, не в присутствии Томмо. Тот, конечно, пресмыкался перед Кортлендом, но мог заработать немало баллов на доносе, если бы вдруг Кортленд замыслил какую-либо глупость. Но мне все равно следовало проявлять осторожность.

Перед тем как продолжить путь, я написал на вырванном из тетради листке бумаги, что Виолетта ушла обратно, поставил время и свою подпись — и оставил листок на дороге, придавив его пирамидкой из четырех камней. Мы зашагали дальше. Я подумал, что этот поход напоминает любой другой: много споров — и все не гладко.

Идти становилось все труднее, а дорога делалась все менее различимой. Похоже, после растрескивания перпетулита по ней никто не передвигался на колесном транспорте. Много времени мы тратили, пробираясь сквозь густые рододендроны, обходя встречавшиеся порой ятевео и стараясь держаться дороги. Время от времени листва становилась такой густой, что почти ничего не было видно. Однажды я вообще сбился с пути и нашел следы дороги, лишь когда лес поредел и затем перешел в травянистую пустошь.

Сначала я заметно нервничал, но потом успокоился, услышав, как Томмо с Кортлендом болтают о пустяках. Томмо спросил у Кортленда, кажется ли трава ему желтой, а тот ответил, что все зеленое ему кажется желтым: это единственная составляющая зеленого цвета, которую желтые могут видеть. Примерно полмили мы шли по открытому пространству, слегка под уклон, а потом набрели на остатки селения. Из построек остался стоять один только каменный молитвенный дом, уже почти скрытый двумя выросшими на этом месте тисами. Я засек время и набросал в блокноте план селения. На перекрестке стоял еще один насквозь проржавевший трактор, опутанный ветвями кустов и густо покрытый лишайником. Между траков гусениц буйно произрастали первоцветы, чистотелы и таволга. Трактор походил на виденный нами «фармолл» в том смысле, что был гусеничным, но намного превосходил его по величине и прочности конструкции — кузов его местами достигал четырех дюймов в толщину. Он тоже сильно пострадал от времени. Казалось, будто машину хотели вывернуть наизнанку: сталь была вся в зазубринах и сколах, как разбитый горшок.

— Сделаем привал? — предложил Кортленд.