— Куда же ты отправишься?

— Понятия не имею. Может, в Ржавый Холм. Не самое лучшее, что есть, но я хотя бы доберусь туда без проблем. Конвейер доставит меня, куда я пожелаю.

Я выпалил первое, что пришло на ум:

— Мне будет тебя не хватать.

— Красный, — она положила ладонь на мое предплечье, что было редким знаком расположения с ее стороны, — тебя здесь все равно не будет.

Я замолк. Несмотря на раздражающую прямоту Джейн, это был мой первый более-менее душевный разговор с ней. Она не угрожала меня убить, ударить кирпичом и тому подобное, и мы проговорили почти двадцать минут. Хотелось бы думать, что Джейн мне доверяет, — но, скорее всего, она, как и все прочие, считала, что я вряд ли вернусь из Верхнего Шафрана. Однако мне казалось, что все еще рано предлагать ей идти со мной. Тут у меня возникла идея.

— Можешь проводить меня в Серую зону?

— Зачем?

— Хочу взглянуть на Вермеера.

Я посещал Серую зону в Нефрите всего несколько раз, еще совсем мальчишкой. Хроматики там обычно не показывались — отчасти потому, что было незачем, отчасти потому, что правила были очень строги насчет частной жизни серых, а отчасти потому, что нас там встречали неприветливо.

Когда мы пересекли границу зоны, я стал с любопытством оглядываться по сторонам. Дома стояли попарно — на два дома одна терраса, — с узким проходом между ними. Я поразился тому, что двери домов смотрели друг на друга. Улицы были чисто вымыты, да и вообще все сияло, как новенькая брошка. Серые составляли около трети населения каждого города, а потому зона везде занимала немалую площадь, но никогда не располагалась вплотную к хроматическим кварталам. «Разъединенные, мы все же вместе». Я полагал, что все станут глазеть на меня, но мое появление никого не заинтересовало.

— Тут все выглядит очень дружелюбно, — заметил я.

— Ну, ведь ты со мной, — сказала Джейн. — Появись ты один, все было бы иначе. Не веришь? Смотри.

И, велев ждать ее, она скрылась в каком-то доме.

Я сразу почувствовал себя одиноким и незащищенным. Вскоре на меня обратились взгляды серых, а меньше чем через минуту подошел какой-то парень и спросил — вежливо, но со скрытой угрозой в голосе:

— Вы заблудились, сударь?

— Я жду…

— Он со мной, — сказала Джейн, выходя на улицу. В руках она держала тарелку с куском пирога. — Клифтон, это сын цветоподборщика. Красный, это мой брат Клифтон.

— Очень приятно. — Его поведение мгновенно изменилось. — Джейн говорит, ты «почти безнадежен». С ее стороны это вполне себе комплимент.

Я посмотрел на Джейн.

— Не слушай его, — отозвалась она. — Это значит именно то, что значит.

— Ну что, — продолжил Клифтон; он казался настолько же общительным, насколько Джейн — замкнутой. — Тебя ждет либо смерть, либо Виолетта. Трудный выбор.

— Если я вернусь назад, то ни за что на ней не женюсь.

Клифтон засмеялся.

— Это ты так говоришь. Виолетта может быть очень настойчивой. У нас с ней взаимопонимание уже несколько лет. — Он выкатил глаза, так что намек стал яснее ясного. — Ты не разочаруешься. Имей в виду, я поднял оценку, чтобы удержать свою клиентуру. — Подмигнув, он добавил: — Если не будешь в разговоре с ней употреблять слово «нет», то, думаю, вы будете очень счастливы.

— Спасибо за совет, — ответил я без тени юмора.

— Не за что.

Улыбнувшись мне, Клифтон удалился. Мы с Джейн пошли дальше.

— Клифтон снабжает нас всяческими сплетнями от Виолетты, — сказала она, — и потому его положение в иерархии не так уж однозначно. Твой брак с Виолеттой перекроет чрезвычайно богатый источник слухов.

— Я же не вернусь из Верхнего Шафрана, ты забыла?

— Тогда все в порядке. Да и наличка тоже полезна. Мы пришли.

Перед нами была гладкая входная дверь в конце террасы. Джейн дважды постучала. Открыл Грэм — тот самый старик с насморком, которого принимал отец.

— Ну как, хорошо проводите время в отпуске? — спросил я.

— Какой там отпуск! Госпожа Гуммигут перевела меня на неполный рабочий день.

Я спросил, как так могло получиться. Грэм ответил, что Салли Гуммигут мастерски находит способы выжимать серых до последней капли пота.

— Мы хотим посмотреть Вермеера, — объяснила Джейн. — Я принесла тебе пирога.

Господин С-67 поблагодарил ее и провел нас наверх, где посреди комнаты одиноко висела картина. В крышу был вмонтирован световой фонарь, затянутый льняным полотном, и скамейка для посетителей.

— Это прекрасно, — сказал я после минутного молчания.

На холсте была изображена женщина, наливающая молоко из кувшина в миску. Рядом с миской на небольшом столе стояла корзина с хлебом. Казалось, будто вся эта сцена освещается из окна с левой стороны, хотя никаких признаков окна не было. На полотне, вдоль верхней перекладины рамы, виднелись подпалины, а красочный слой во многих местах осыпался. Но то, что осталось, было просто чудесно.

— Говорят, ее кофта — желтая, а платье — синее, — заметил Грэм. — Сюда часто приходят зеленые попрактиковаться в различении цветов. В прошлом месяце заходила женщина, которая отмечает Вермееров в книжке из серии «Я видел это». Сказала, что уже посмотрела на все восемь полотен. Я оставлю вас наедине с картиной.

Я сел на скамейку так, чтобы было достаточно места для Джейн, но та не стала садиться. Я решил идти напролом:

— Я хотел бы, чтобы ты отправилась со мной в Верхний Шафран.

— Извини, но я против смерти на первом свидании. Ты выяснил что-нибудь еще про цветчика? — Я отрицательно покачал головой. — Тогда, наверное, надо порыться в его чемодане. Посмотрим, что там найдется.

— Ты шутишь!

— Разве я похожа на того, кто шутит?

— Нет, но…

Я не закончил фразы: снаружи донесся какой-то слабый шум. Джейн подошла к окну.

— Да что они там делают? — пробормотала она и быстро покинула комнату.

Объятый любопытством, я последовал за ней. Но она вышла не через гладкую дверь, со стороны которой слышался шум, а через черный ход, свернув на кухню. Я попытался сделать то же самое, но старик-серый преградил мне путь и посмотрел на меня если не с открытой враждебностью, то, по крайней мере, так, что мне оставалось воспользоваться все той же парадной дверью.

Выйдя на улицу, я был ослеплен настоящей вспышкой желтого: Салли Гуммигут, Кортленд, Банти Горчичная и даже маленькая Пенелопа. Они шагали по улице — и, кажется, явились сюда не ради Вермеера.

— Так! — воскликнула Салли, завидев меня. — Нам сказали, что ты здесь, в зоне. С какой целью?

— Вермеер.

— Ну конечно. Для чего еще можно идти в зону? А мы хотим помочь тебе с переписью стульев.

— Вот как?

— Ага, — доброжелательно ответила Банти (даже не верилось, что она желтая), — поскольку ты самоотверженно вызвался исследовать Верхний Шафран, мы самоотверженно вызвались помочь тебе завершить работу, для которой ты был послан к нам.

— Ты ведь не против? — спросила Салли, чья улыбка резко контрастировала с чертами лица. — Ну, тогда…

Она не стала ждать ответа, а вместо этого трижды постучала в первую же дверь — абсолютно недружелюбно. Ей открыл мужчина средних лет. При виде нежеланной вспышки синтетического желтого он вздрогнул.

— Перепись стульев, — провозгласила госпожа Гуммигут, — по приказанию Главной конторы. Полагаю, у вас нет возражений?

Вопрос не требовал ответа, а потому она тут же приказала своим помощникам провести «полную перепись стульев». Я остался стоять на крыльце вместе с серым.

— Привет, — сказал я. — Я Эдвард Бурый.

— Привет. — Он подозрительно поглядел на меня.

— Это по заданию Главной конторы, — пояснил я, чувствуя себя глуповато.

— Что дает вам право рыться в моем доме?

— Каждый, кто проводит перепись, считается агентом Главной конторы и имеет право входить в жилище.