Смотритель перевел взгляд на меня, потом на отца, потом опять на меня, закусил губу и почесал подбородок, после чего, оглянувшись, зашептал:

— А можно это быстро починить? У нас в три часа тут свадьба. Одни серые, правда, но все же.

Я посмотрел на отца — тот утвердительно кивнул — и указал на трубы.

— Счетчик желтого заело, и на лужайку поступает только голубой компонент цвета. Я ни в коем случае не собираюсь нарушать никаких правил, — тем самым я заранее снимал с себя ответственность, если все обернется плохо, — но думаю, что удар каблуком ботинка может поправить дело.

Смотритель оглянулся, снял ботинок и сделал, как я сказал. Почти сразу же раздалось бульканье.

— Да поразит меня желтуха, — объявил он. — Неужели все так просто?

Он выдал мне полбалла, поблагодарил нас и пошел укладывать новую траву для восстановления цветового баланса.

— Откуда ты знаешь, что нужно делать? — спросил меня отец, когда смотритель удалился на безопасное расстояние.

— Да так, слышал однажды.

Несколько лет назад у нас пробило трубу с маджентой. Зрелище удивительное и пугающее — бурный поток пурпурной жидкости, устремляющийся по главной улице. Специалисты Национальной службы цвета прибыли тут же, и я вызвался помочь — просто хотелось посмотреть на все это. Цветчики обменивались непонятными техническими терминами, но кое-что я все же понял. Все мечтают работать в НСЦ, но мало кому это светит: глаза, отзывы о вас, запас баллов и запас подхалимства — все должно быть на высшем уровне. Лишь одного из тысячи допускают до вступительных экзаменов.

Мы слонялись по саду до упора, погружаясь в успокаивающий мир синтетических цветов. Поразительно, но там были гортензии обеих расцветок и азалии, аккуратно выкрашенные от руки, кажется, без соблюдения официальной пропорции базовых цветов. Редкая роскошь — видимо, дар от богатой сиреневой. Чисто-желтого было немного: скорее всего, реверанс в сторону желтых, обитавших в городе. Они любили цветы только природной окраски, устраивая скандалы по поводу синтетики, так что им старались не давать повода. Когда на обратном пути мы вновь прошли мимо лужайки, на поврежденном участке уже восстанавливался ярко-зеленый цвет: 102–100–64. Ко времени свадьбы все следы аварии должны были исчезнуть.

Из сада мы зашагали на главную площадь. По дороге нам попался прыгун, завернутый в грубую холстину, — виднелась лишь протянутая рука. Я положил в нее только что добытые полбалла, и тот благодарно кивнул. Отец посмотрел на часы.

— Кажется, — произнес он без особого энтузиазма, — нам пора на свидание с кроликом.

Дорога к кролику, которого мы так и не увидели, пролегала мимо городского магазина красок: мы не учли этого, планируя наш маршрут. Знай я, что у НСЦ здесь есть своя торговая точка, я бы непременно предложил отцу прогуляться мимо этого места раз пять, не меньше. И медленным шагом. Витрины были декорированы в нежных оливковых и лимонных тонах, а над ними висела вывеска: «Национальная служба цвета» — ярко-голубая: таким, мне кажется, бывает иногда небо. Внутри виднелись ряды соблазнительных баночек с красками и небольшие тюбики подкрашивателей для растений — ими пользовались те, кто не мог позволить себе подключиться к сети. А еще — жестянки с красителями для тканей, ведь некоторые модники любили подчеркивать свой цвет. И ампулы с пищевыми красителями — видимо, это как-то оживляло скучные официальные обеды.

Я неторопливо прошел мимо магазина: таращиться на все это великолепие считалось недостойным, низкоцветным, а входить внутрь просто так, не по делу — чуть ли не преступлением. Кое-какие из цветов в витрине я признал, например тот оттенок желтого, что присущ нарциссам, лимонам, бананам и дроку. Но были и другие, никогда мной не виданные, — дикие, буйные синие краски; бесстыдный бледно-желтый, пригодный уж не знаю для чего; капризно-лиловый, от которого внутри так и екнуло. На банках я прочел много знакомых названий — умбра, фисташковый, гордини,[6] темно-лососевый, сиреневый, кубовый, бирюзовый, аквамариновый. И много названий, которых я в жизни не слышал, — кукурузных рылец, дома пастора, ягуар,[7] старой струны, бисквитный желтый, синей стали. Загляденье, да и только. У двери я еще больше замедлил шаг — интерьер не уступал витринам: сметливые и разговорчивые продавцы помогали префектам из далеких городов, желавшим выделиться на фоне соседей. Нашим префектам следовало бы завернуть в такой магазин, чтобы купить по сходной цене изумрудную краску, с недавних пор сверкавшую на ратуше. И господину Марене тоже. Семейство Марена могло позволить себе собственные цвета — немыслимые, к восторгу толпы, сочетания этрусской охры и клейновского синего; они дразнили воображение тех, кто приглашался на ежегодный панхроматический прием в саду.

И вот мы прошли мимо открытой двери, мимо цвета, мимо чуда, и кролик, еще недавно безумно притягательный, стал казаться скучным и бессмысленным. Хотя путь к вокзалу все равно лежал мимо него.

Но тут вмешался случай. Послышались удар, шлепки, крики, и через несколько секунд на улицу выбежал сотрудник НСЦ.

— Эй ты! — велел он первому же серому. — Найди цветоподборщика, да поживее!

В такие моменты радуешься, что кому-то плохо, что он ранен или даже убит. Ведь отец как раз был цветоподборщиком! Благодаря чьему-то несчастью я смогу заглянуть в магазин красок, пусть даже на пару минут! Я хлопнул его по руке.

— Папа…

Он мотнул головой. В конце концов, это не входило в его обязанности. В Гранате было полно практикующих целителей, и в случае неудачи на счет отца записали бы плохой отзыв. Надо было соображать быстро. Я постучал по левому запястью — там, где носят часы, — и согнул пальцы, изображая кроличьи уши. Отец понял меня мгновенно, повернулся на каблуках и поспешил внутрь магазина. Между плохим отзывом и кроликом он без колебаний выбрал первое. Вот так мы не увидели последнего кролика, так начался мой путь к хищному дереву ятевео.

В нос мне сразу же ударил сладкий аромат синтетических красок. Его не спутаешь ни с чем — занятная смесь запахов подгоревших яблок в карамели, рисового пудинга и нафталиновых шариков. Сразу же вспомнились ежегодные перекрашивания, которые я видел в детстве. Все ребята стояли внизу, стараясь вдыхать глубоко, а наверху орудовали маляры. Запах свежей краски был неотделим от приготовлений ко Дню основания, от ремонта и обновления.

— Кто вы? — спросил синий, тот самый колорист, который отдавал приказание серому.

Он с подозрением взирал на отцовский красный кружок.

— Холден Бурый, — ответил отец, — цветоподборщик второго класса в отпуске.

— Ага, — угрюмо отозвался синий. — Ну что ж, приступайте.

Отец склонился над пациентом, а я с любопытством оглядывался вокруг. На стенах были развешаны образцы видимых всем цветов, одобренные НСЦ, листы с руководством «Как раскрасить свой сад за небольшую цену» и реклама нового цвета, только-только включенного в расширенную палитру: оттенок желтого, который позволит бананам разительно отличаться по цвету от лимонов и заварного крема. Были там и полноразмерные образцы для настенных росписей, напечатанные на тонкой бумаге, с номерами для лучшей ориентировки; а рядом с прилавком я увидел смесительные емкости, муштабели, разбавители, реабсорберы, всевозможные кисти, валики для больших, а потому престижных работ. За штабелями банок с красками виднелся вход в Магнолиевую комнату, где покупатели очищали свою зрительную палитру, чтобы оценить особо тонкий оттенок.