— Через пять минут.

Я пошел посмотреть на старый почтовый ящик, оплетенный со всех сторон большим буком. Дверца его раскололась. Я без труда открыл ее и нашел, вместе с покинутыми птичьими гнездами и сухими листьями, остатки так и не изъятых посылок: стеклянную подвеску, несколько монет, беспроводной телефон в очень хорошем состоянии.

— Эй! — закричал Томмо, показывая в ту сторону, откуда мы пришли. — Я кого-то видел!

— Чепуха, — возразил Кортленд. Голос его звучал не так уверенно, как ему, вероятно, хотелось бы. — Тут никого нет, кроме нас.

— Они были там, заглядывали поверх стены.

Томмо показал на обрушившийся участок стены в тридцати ярдах позади нас.

— Ты уверен? — спросил я.

— Как в самом себе. Может, это… бандиты?!

Мы все переглянулись. Даже Кортленду, видимо, стало не по себе, несмотря на его обычно наглый вид.

— Есть только один способ выяснить это, — пробормотал я, добежал до стены и заглянул через нее.

В поле паслось стадо альпак, посмотревших на меня без всякого интереса и снова принявшихся щипать траву. Людей я не увидел, однако за холмом, поросшим утесником, легко могла спрятаться сотня бандитов. Живот мой свело. Я постоял несколько минут, вслушиваясь и наблюдая, но ничего больше не заметил и не услышал, после чего вернулся к перекрестку.

— Стадо альпак, только и всего, — сообщил я. — Может, это они и были? Я имею в виду, бандитов в этих местах не видели сколько лет? Двадцать?

— Тридцать, — поправил меня Томмо, — но после этого большинство из тех, кто добирался досюда, не вернулись назад. И бандиты едят мозги…

— Заткнись, Томмо, ты только действуешь на нервы, — велел ему Кортленд.

— Согласен, — поддержал я. — Замолчи, Томмо.

— Что мы делаем? — спросил Кортленд, после того как мы постояли в бездействии. — Правила гласят, что при обнаружении хотя бы даже следов бандитов экспедиция отменяется.

— Я ничего не видел, — отозвался я, стараясь мыслить позитивно.

— Это все ты, со своими бредовыми идеями, — набросился Кортленд на Томмо. — И если уж переходить на личности, я представляю слишком большую ценность для нашего города, чтобы пропасть в каком-то дурацком походе.

— Вчера вечером ты охотно согласился идти, — с вызовом ответил тот.

— Почему бы вам не отправиться домой? — поинтересовался я. — Никто вас не держит.

Но Кортленд, невзирая на все свое чванство, не был идиотом. Если бы он вернулся раньше, а я — позже, все поняли бы, что он струсил. А ему требовалось доказать, что он не только будущий желтый префект, но и гражданин, самоотверженно рискующий жизнью ради блага города.

— Ладно, давайте успокоимся, — сказал я. — Томмо, ты точно знаешь, что это был человек?

Он глубоко вздохнул, посмотрел по очереди на нас и пожал плечами.

— Это могли быть альпаки, — признался он. — То есть это они и были.

— Тогда я иду дальше, — заявил я. — А вы?

Кортленд отвесил Томмо подзатыльник.

— Идиот! Конечно, я иду. И этот, с картонными мозгами, тоже.

Я записал в блокнот, что Томмо видел кого-то, поставил время, вырвал листок и оставил его на дороге под кучкой камней, как и предыдущий. Я сделал также соответствующую запись в журнале, и мы пошагали вперед — на этот раз в более взвинченном настроении, то и дело оглядываясь.

Минут через десять мы оказались на вершине холма и вошли в буковую рощу. Сверху свисали ползучие растения, иногда приходилось перелезать через упавшие стволы. Странно, что, удалившись от центра города всего на два часа пути, мы попали в места, где почти пятьсот лет не ступала нога человека. И все же я оказался здесь и мог вернуться назад к одиннадцати вечера. Если был настроен на это. Загородная местность будоражила кровь, равно как заставляла беспокоиться. Сердце забилось быстрее, уши ловили малейший звук.

Двадцать минут мы шли довольно бодро по равнине, встретив лишь жирафа, лося и оленя, потом наткнулись на очередной трактор у опушки леска. Выйдя из леса, мы внезапно остановились.

— Задница Манселла нашего, — прошептал Томмо.

— Зачем это здесь? — сказал Кортленд. — То есть зачем прокладывать цветопровод, идущий из ниоткуда в никуда?

— Не знаю.

Перед нами возвышался дуб приличных размеров — но не серый, как обычно, а яркий, общевиднопурпурный. Кора, листья, желуди, ветки и даже кусочек земли под деревом — все было окрашено насыщенной маджентой. Некоторое время мы глазели на дуб, поскольку никогда не встречали предмета таких размеров, окрашенного столь неуместным образом. То был хромоклазм: разрыв трубы с маджентой в цветопроводе привел к тому, что краска просочилась сквозь почву и пропитала окружающую растительность. НСЦ предпочитала, чтобы никто не знал о расположении цветопроводов: во-первых, их могли повредить фундаменталисты-монохромники, во-вторых, близлежащие города захотели бы для себя дорогостоящих ответвлений. Но Кортленд был прав. Зачем здесь труба? В этих местах не проходило никакой дороги, и ничто не позволяло судить о направлении цветопровода. Кажется, мы нашли разрыв, который искал цветчик.

— Как здорово, что мы без Виолетты, — заметил Томмо. — От такого яркого цвета у нее мигом разыгралась бы мигрень. Ты еще не знаешь, какой противной она бывает при головной боли.

— Что это?

— Что?

Кортленд не ответил. Сделав несколько шагов по пурпурной траве, он поднял человеческую бедренную кость, тоже насквозь красную. Пошарив вокруг, он нашел еще левую половину тазовой кости и постучал ими друг о друга. Раздался глухой звук — кости оказались здесь не так уж давно, иначе бы они звонко щелкали.

— Что ты думаешь, Корт?

— Два-три года.

Мы все принялись за поиски — вдруг удастся выяснить, кто это был или откуда? Но дикие звери раскидали все кости. Черепа так и не нашлось, зато я обнаружил один ботинок, поясную пряжку и целлулоидный воротничок. На нем были почтовый код и имя: Томас Изумрудный. Ни Кортленд, ни Томмо не слышали о таком.

— В этих местах пропало множество перезагрузочников, — сказал Кортленд. — Они оставались в городе так недолго, что мы не запоминали их имена.

— При нем было три ложки, — сообщил Томмо, извлекая их из земли и счищая пурпурную грязь, чтобы прочесть коды, выгравированные на обратной стороне, — и все чужие. Как вы думаете, коды зарегистрированы на кого-нибудь?

— Если они свободны, то каждый стоит небольшого состояния, — заметил Кортленд. — Дай взглянуть.

Томмо протянул ему ложки. Кортленд положил их к себе в карман и алчно ухмыльнулся.

— Здорово, Корт, — сказал Томмо. — Спасибо.

— Зачем брать с собой ложки в поход за цветным мусором? — спросил я.

— А может, он их не брал, — предположил Кортленд, чьи глаза заблестели от жадности. — Может, он откопал их в Верхнем Шафране.

Мы все переглянулись и пошли дальше. Перейдя вброд через реку, мы миновали пятиарочный мост, по которому некогда проходила дорога; ныне он бесполезно возвышался над поросшей травой ложбиной. Тревога, охватившая всех троих, на время рассеяла взаимное недоверие, и мы шагали друг рядом с другом, беспокойно переговариваясь.

— Скажи, — с напускным добродушием поинтересовался Томмо, — как тебе Виолетта?

— Именно такова, какой ты можешь ее вообразить.

— Ой.

Кортленд высказал мысль, которая вертелась в голове у каждого:

— Почему мы не нашли черепа Томаса Изумрудного?

Мы враз остановились и стали нервно оглядываться. Невысказанный ужас — вдруг бандиты выедят наши мозги? — внезапно овладел нами. Но как мы ни вглядывались, вокруг был все тот же безлюдный пейзаж — деревья, трава, дикие животные. Если не считать редких криков диких коз, везде царила тишина — непроницаемая, гнетущая. Мы были совершенно одни — или, по крайней мере, надеялись на это.

— Хорошо, — спросил Томмо, когда я велел двигаться дальше, — что делать, если мы увидим бандитов?

— Бежать, — ответил я.

— Драться, — ответил Кортленд.

— Хорошее предложение, — одобрил Томмо. — Пока они будут разбираться с тобой, мы с Эдом введем в действие план «Бежим как сумасшедшие».