— Да музыка сама по себе стала более громкой, сестрица, — проговорил Грегори и развел руками. — Только так и может быть.
Все обескураженно переглянулись.
— И точно, — кивнул Магнус. — А как же еще?
— А если подумать, — добавил Джеффри, нетерпеливо притопывая ногой, — так в музыке и еще кое–что изменилось. Вот только что?
— Ты топаешь ногой в такт, братец, — заметил Грегори.
Джеффри изумленно уставился на собственный сапог.
— Я? Топаю? За кого ты меня принимаешь, козявка?
— За моего братца, — ответил Грегори, — который всегда заслушивался боем военных барабанов.
— И верно… — Джеффри наконец по–настоящему прислушался к музыке. — Это ты точно, Грегори, подметил. Есть барабаны. Только какие–то… не такие.
— Их стало больше, чем раньше, — согласилась Корделия.
— Да. И еще — добавились какие–то скрипучие нотки к прежней мелодии.
— Если это можно назвать мелодией, — автоматически вставил Векс.
— Конечно же, можно! — встрепенулась Корделия. — Ноты звучат то выше, то ниже, правильно?
— Да, но нот используется то шесть, а то — всего четыре. Хотя с технической стороны это все же мелодия.
— Да и какая разница, когда в барабанах и в низких нотах столько жизни, столько энергии?
Глаза у Корделии зажглись, и ее ноги задвигались в танце.
— Что это за танец? — брезгливо поинтересовался Джеффри.
— Скажу, когда придумаю его до конца.
— Ритмический рисунок стал более сложным, — отметил Векс. — Появилось синкопирование.
— Чего–чего? — не понял Джеффри. — Какое копирование?
— Никакое, балда! — Магнус был готов отвесить брату дружеский подзатыльник. — Векс говорит об усиленных слабых долях, понятно?
Джеффри ловко увернулся от затрещины, подпрыгнул и стащил Магнуса с коня.
— Ну, ты–то у нас самый усиленный, конечно! И зачем все это, когда ритм нужен только для маршировки?
— Для танца он тоже нужен! — Корделия легко переставляла ноги. Ее танец стал более уверенным.
Магнус вопросительно глянул на сестру.
— Ты опять танцуешь? Ведь совсем недавно танец сослужил тебе плохую службу. Не боишься?
— Нет, потому что теперь со мной ничего плохого не случится.
— Уверена?
Векс решил не упускать удобного случая и пустился в разъяснения:
— Термин «синкопирование», Джеффри, употребляется для определения неожиданных акцентов в ритмическом рисунке. Такие акценты обычно приходятся на сильные доли, а при синкопировании они падают на слабые доли или вообще появляются между долями.
— Как это — между долями? — непонимающе спросил Магнус.
— Между звучанием нот существуют интервалы, — объяснил Векс. — Паузы. И когда нота звучит в то время, когда по идее слышаться не должна, мы говорим, что она синкопирована.
— Так вот почему стало так весело! — обрадовалась Корделия. — Все дело в сплошных сюрпризах!
Теперь она танцевала с еще большей страстью.
— Это джига или рил? — глядя на двигающиеся по земле ступни сестры, спросил Джеффри.
— Ни то ни другое, братец.
— Не могу смотреть. Голова кружится. — Магнус решительно отвернулся. — Пойдемте, ребята! Пора двигаться дальше!
— Но почему музыка вдруг так быстро переменилась? — недоумевал Грегори. — Разве та, прежняя, была нехороша?
— Резонный вопрос, — согласился Векс. — Но пока у нас не хватает данных, чтобы дать на него ответ, так что давай пока оставим его открытым, Грегори.
Магнус остановился и посмотрел себе под ноги.
— Похоже, мы нашли те самые данные, про которые ты говоришь, Векс.
— Что ты имеешь в виду? — Конь встал, дети собрались вокруг него.
На земле лежал камешек, сотрясавшийся от испускаемых им громких звуков.
— Что это за музыка? — с пристрастием спросил Магнус.
— Так это, — охотно отозвался камешек, — просто развлечение!
— Он блестит, — отметила Корделия.
Джеффри сдвинул брови.
— Мокрый, что ли?
Он протянул руку к камешку.
— Джеффри, не надо! — вскрикнул Векс, и мальчик, знавший робота не первый день, послушался и отдернул руку.
— Ну ладно, — сказал он. — Если так, не буду его трогать. Ты вроде никогда не ошибаешься. Вот только почему ты решил, что надо так осторожничать?
— Камень блестит, а воды поблизости нет. Это подозрительно, — объяснил Векс. — Я не слишком уверен в том, какой жидкостью он покрыт.
— Наверняка ничем ужасным он не покрыт! — с укором посмотрела на коня Корделия. — Правда же, камешек?
— Правда. Ничего ужасного, — ответил камешек, приноравливая слова к ритмическому рисунку. — Одно развлечение, да и только.
Грегори склонил голову к плечу.
— А звук–то у него какой–то другой…
— Ну, может быть, имеют место небольшие отклонения… — не слишком уверенно отозвался Векс.
— Да нет же, звук совсем новый! — Корделия попыталась в танце совместить и ритм, и мелодию, но это у нее не получилось. Пришлось ей начать вилять бедрами. Раскачиваясь, девочка прокричала: — Музыка грубая, но в ней столько живости!
Магнус уставился на сестру, шокированный тем, насколько откровенными стали ее движения.
Джеффри недовольно помотал головой.
— Неправильный звук. И ритм неровный.
— Рисунок странный, это верно, — проговорил Грегори с определенным интересом. — Нет, я все же улавливаю какую- то связь между двумя ритмическими рисунками…
— Дело в том, что в одной и той же музыкальной пьесе применены два различных размера, — протараторил Векс. — Это элементарно.
— Да! — воскликнул Грегори. — Но как это гениально!
— Не стал бы так утверждать, — уклончиво произнес Векс. — На мой взгляд, находка скорее носит инстинктивный характер.
— А мелодия! Послушайте, как нотки наползают одна на другую и в конце концов почти сливаются воедино, но все же остаются отдельными! Они то усиливают одна другую, то сражаются друг с другом!
— Верно. Продукт фаз их звучания именуется частотой, Грегори. Однако недостаток таланта не стоит называть гениальностью…
— Почему не стоит, если все это сделано нарочно? — возразила Корделия.
— А мне эта музыка совсем не нравится, — буркнул Джеффри. — Давай лучше зашвырнем этот булыжник куда–нибудь подальше! — Он наклонился к земле.
— Нет, Джеффри! Пожалуйста, прошу тебя! Прежде чем ты прикоснешься к этому камню, нужно провести простую пробу!
Мальчик нехотя выпрямился.
— Какую еще пробу?
— Пробу на кислоту. Загляни в мою седельную сумку, там ты найдешь набор для проведения тестов.
Джеффри сдвинул брови, подошел к коню–роботу, порылся в сумке и вернулся к камешку с металлическим ящиком.
— Открой его, — распорядился Векс, — и вытащи пробирку, в которой лежат синие полоски.
— Лакмусовая бумага? — удивился Грегори. — Ты думаешь, этот камень какой–то… такой, Векс?
Джеффри поставил ящичек на землю, поднял крышку и вынул прозрачную пластиковую трубочку.
— Вытащить полоску?
— Да, и приложи ее к камешку.
Джеффри вынул полосочку лакмусовой бумаги и прикоснулся ею к камешку. Камешек хихикнул.
Полоска бумаги окрасилась в ярко–розовый цвет.
А потом она задымилась, потемнела, в ней появилась дырочка и начала расползаться, становясь все шире и шире. Джеффри выругался и отпустил бумажку, а в следующее мгновение она исчезла окончательно — только дымок остался.
— Что это было? — в испуге спросила Корделия.
— Камешек покрыт кислотой, — объяснил Векс. — Подозреваю, что он выделяет ее. Убери набор, Джеффри.
— Ладно, Векс, — откликнулся мальчик, закупорил пробирку и убрал в ящичек. — Спасибо тебе. А если бы я прикоснулся к камню, у меня обгорела бы кожа?
— Без сомнения… Да, верно, клади его сюда, в мою седельную сумку.
— Но что же нам делать с этой штукой? — задумчиво проговорил Магнус. — Камень нельзя оставлять здесь — он может сжечь любое живое существо, какое на него наступит.