Глава 18
— Погодка-то какая, а? — вполголоса произнес Леон Камелю, слегка потягиваясь в лучах яркого солнца, достигшего зенита.
Два рыбака, сидящие на берегу Сены, меньше чем в метре от кромки воды, казались двумя неподвижными статуями, воздвигнутыми зачем-то на самой оконечности острова Сен-Луи. Этот небольшой островок, застроенный еще в семнадцатом веке, чудом сохранил свой тогдашний облик среди окружающего урбанистического пейзажа. Архитектурное единство его строений, на котором настоял Кристоф Мари, главный организатор строительства мостов во Франции в эпоху Людовика Тринадцатого, с тех пор так и не было нарушено. Поэтому островок привлекал туристов со всего света, которые видели в нем совершенный образчик «французского классицизма». Светлые здания с классическими фасадами, частные особняки за высокими въездными воротами, плавные очертания берегов — и, конечно, Сена, омывающая остров Сен-Луи и два соседних — Нотр-Дам и Коровий (где в течение столетий паслись стада коров), — словно некую Атлантиду, чудом поднявшуюся из глубин.
Но двум рыбакам не было никакого дела до парижской истории. Погруженные в свои мысли, они были так же неподвижны, как их собственные удочки. Вокруг было тихо — ни ветерка. Лишь издалека иногда доносился радостный гомон туристов, либо вываливающихся из знаменитого кафе-мороженого «У Бертийона», либо наслаждающихся бокалом вина на террасе ресторанчика «Флор-ан-иль».
Как же хорошо было вокруг! Казалось, вместе с минувшей зимой ушли все ее страхи и тревоги. Даже полицейские как будто успокоились. Ужасные картины взрывов в «Конкор-Лафайетт» отдалились и словно подернулись пеленой с наступлением теплых весенних дней.
Конечно, рыбаки хорошо помнили огромный столб дыма, который стоял над западными районами Парижа в течение пяти дней. Но сейчас они предпочитали созерцать великолепные очертания Нотр-Дам — храма святой покровительницы Парижа.
— Я говорю, погодка-то какая! — повторил Леон.
— Угу…
Леон всячески старался казаться беззаботным. В конце концов — весна!
— Что-то давно уже не было у нас улова, — продолжал он. — Месяцев пять-шесть, да? С января?.. Тогда, в последний раз, мне попалась форель…
— Угу…
— Да ты у нас, я погляжу, такой же болтун, как всегда! — с легкой досадой сказал Леон.
И только теперь заметил, что приятель читает какую-то книгу.
— Ну, извини, что отвлекаю, — проворчал Леон.
Камель поднял голову и взглянул на него растерянно:
— Что?.. Ты что-то спрашивал?..
— С каких это пор ты взялся за книжки? — насмешливо спросил Леон и схватил толстый том рукой в перчатке-митенке. Взглянув на обложку, он не удержался от гримасы: — А… и ты туда же!.. На улице, в метро, да везде — все только и читают эту «SOS! Париж»!..
— Интересно же! — сказал Камель оправдывающимся тоном и поспешно выхватил книгу у приятеля, словно боялся, что тот ее повредит.
— Тоже мне, драгоценность!.. — недовольно пробурчал Леон. — Видел я этого Маркомира по ящику. Ничего в нем нет от пророка. Обычный прохиндей. Знает, на чем заработать…
Камель слегка пожал плечами и снова погрузился в чтение.
Но ему не хватило времени закончить главу.
В самом деле не хватило времени.
Сзади послышался какой-то плеск.
Должно быть, оно подплыло к острову от набережной Бурбонов, с противоположного берега.
— Слышал? — удивленно спросил Леон.
Странный шум… запах тины…
Камель хотел ответить, но тут был пойман… своей собственной удочкой!
Кто-то невероятно тяжелый из-под воды дернул леску, и она, вмиг натянувшись до предела, резко рванула за собой удочку, которую Камель от растерянности не выпустил из рук. Он рухнул в воду с таким шумом, что все туристы разом устремились к парапету набережной.
Леон в ужасе завопил:
— Помогите! Сделайте что-нибудь!
Бедный старик не умел плавать и теперь бегал вдоль берега, словно потерявшийся пес. Но Камель исчез бесследно. Поверхность воды снова была ровной и неподвижной. Лишь небольшой прогулочный теплоход проплывал вдоль противоположного берега.
Леон подумал, что сейчас сойдет с ума.
— Полиция! Полиция!
К воде спускались удивленные туристы.
— С вами все в порядке?
— Is there any problem?
— НЕТ, HE ВСЕ В ПОРЯДКЕ!
Несчастный Леон полностью съехал с катушек. Он не способен был объяснить, что случилось, и лишь бурно жестикулировал. Это было невероятно! Неправдоподобно!
— Камель! Камель! Он в воде!
— Что произошло?
Дрожащей рукой старый рыбак в ветхом шерстяном костюме указывал на поверхность воды и, запинаясь, бормотал:
— Лес… леска натянулась… в одну секунду… и он исчез!..
Все столпились вокруг Леона, который чересчур сильно наклонился над водой.
«Успокойтесь!» «Сядьте…» «Расскажите нам…»
Теперь в общей сложности человек пятьдесят смотрели с Орлеанской набережной на поверхность воды — по-прежнему спокойную.
— Дамы и господа, позвольте пройти! — вдруг послышался чей-то голос.
Сквозь толпу энергично проталкивался полицейский. Ах, какая ошибка! Толпа зашевелилась, расступаясь, и от ее напора старый рыбак пошатнулся, потерял равновесие и… упал в воду!
Раздался общий громкий вопль, поддержанный смехом.
Видя, что Леон не показывается над водой, полицейский тут же схватил рацию:
— Скорее, присылайте подкрепление на Орлеанскую набережную! Кажется, тут двое утонувших…
Но как раз при этих словах голова Леона показалась на поверхности. Глаза его были абсолютно безумными. Юный бельгийский турист, не раздеваясь, бросился в воду.
— Хватайтесь за меня! — крикнул он, подплыв к Леону, который беспомощно барахтался в воде.
Толпа, замерев, наблюдала за утопающим и его спасителем.
Когда они достигли берега, им помогли подняться.
Затем толпа слегка отступила.
— Что?.. — в ужасе прохрипел Леон. — Что?..
Что-то было не так.
Вдруг какая-то женщина в толпе завопила.
Все взгляды были прикованы к Леону.
В них читалось… отвращение?..
Взглянув на свою ногу, он все понял и тоже завопил.
Глава 19
«— Месье Маркомир, сейчас три часа дня, и мы находимся на площади перед собором Нотр-Дам, на острове Ситэ. С самого утра, с того момента, как стало известно о похищении пятерых детей, вы проповедуете здесь перед толпой. И вот, когда вы узнали об ужасном недавнем происшествии с двумя рыбаками на острове Сен-Луи, два часа назад, вы связались с нами. Объясните почему.
— Это был не просто несчастный случай! Это был знак!
— Знак?
— Если вы прочитали мою книгу «SOS! Париж», вы знаете, что я вступал в контакт с подземными силами, тайными и могущественными, которые обитают в самом сердце Парижа и приходят ко мне во сне…
— Так что же?
— Похищенные дети — это первый знак. Рыбаки, один из которых погиб, другой был искалечен, — второй знак. Скоро будут и другие. Все это есть в моей книге!
— Каковы же эти другие знаки?
— Прочтите книгу! Появятся страшные чудовища. Особенно пристально нужно наблюдать за животными. Прежде всего за дикими животными в зоопарках — хищниками, обезьянами… Именно с них начнется апокалипсис…»
Пятница, 17 мая, 10.22
Нелегко будет мне вести собственное расследование… Я же не коп и не частный детектив. Придется искать обходные пути, чтобы увидеться с родителями похищенных детей. Не прошло и двенадцати часов после похищений, а о них уже всюду раструбили жадные до новостей журналисты, болтливые соседи и прочие любопытные, которых случившиеся с другими несчастья избавляют от собственных страхов — перед бомбами, перед террористами…
Само собой, я не могу устроить допрос Жану и Наде Шовье. Я смотрю на список остальных родителей и останавливаю свой выбор на тех, кто ближе всего ко мне: Филипп и Амани Отокорэ, улица Кордельеров, дом 29.
Я быстро добираюсь до нужного дома и начинаю расспрашивать консьержку (представившись дочерью друзей семьи Отокорэ).
— Ох, бедняжка мадам Отокорэ! — вздыхает пожилая женщина. — Она уже несколько часов сидит неподвижно и смотрит в пустоту… Ее муж не мог сегодня оставить работу и уехал, а она сейчас совсем одна, сидит в скверике перед домом…
Консьержка указывает в окно, я поворачиваю голову и вижу фигуру в яркой одежде, застывшую на скамейке в сквере.
Сквер имени Рене Ле Галла не совсем обычный — он спроектирован в форме полумесяца и расположен чуть ниже уровня тротуара, так что нужно спускаться вниз по узким пологим лесенкам, вдоль которых текут по желобкам искусственные ручейки и растут цветы и кустарники.
Очень симпатичный зеленый оазис среди городских камней, у самого подножия громоздкого уродливого здания Госкомимущества.
Мадам Отокорэ укрылась в глубине сквера, в тени высоких тополей. Ее розово-оранжевое длинное одеяние ярко переливается в лучах солнца. Но какая печаль исходит от этой женщины, какая тоска в ее взгляде!.. Ни малейшего проблеска надежды…
«Сумею ли я найти нужные слова?» — думаю я, осторожно присаживаясь на край скамейки. Однако я все же заговариваю с мадам Отокорэ. Сначала о пустяках — о погоде, о тепле, о весне, — потом о недавних событиях: террористы, бомбы, толпы полицейских в Париже…
Наконец собеседницу прорывает. Ровным, бесцветным тоном она рассказывает мне о событиях прошлой ночи.
— Они вернутся, я знаю! — неожиданно говорит она и замолкает.
— Кто они?
Не отвечая на вопрос, она с отчаянием произносит:
— Сначала они забрали моего ребенка… а потом кого заберут? Моего мужа? Меня? Эти люди способны на все — ты знаешь об этом?
Тщательно подбирая слова, я спрашиваю:
— Но откуда у вас такая уверенность?
Красивое лицо юной сомалийки остается замкнутым, невидящий взгляд устремлен в тополиную аллею.
Через некоторое время она поворачивает голову ко мне и резко хватает меня за руку своей горячей рукой со словами:
— Дети — это только начало! Мы все в опасности! — И еще сильнее стискивает мое запястье.
Мой пульс отдается в ее мягкую горячую ладонь. Мне все больше становится не по себе.
— Они уже здесь, ты знаешь? — спрашивает она и медленно поворачивает голову. Глаза ее скользят по кронам тополей, машинам, проезжающим по улице Крулебарб, ресторанчику «Баскский трактир», булочной на углу улицы Корвисар…
— Они здесь… и они следят за нами!
Последние слова она произносит таким странным тоном, что я вздрагиваю.
Несмотря на яркое солнце, теплый воздух, аромат цветов и свежескошенной травы, у меня на миг возникает ощущение, что по скверу проносится ледяной шквал.
— А вы говорили о своих… догадках полиции? — спрашиваю я.
При слове «полиция» Амани Отокорэ делает гримасу и с ожесточением плюет в песок, спугнув пару голубей.
— Полиции? Да они ничего не понимают! И не хотят ничего понимать!
Тут она спохватывается, что говорит слишком громко, и уже тише прибавляет:
— Кто знает, может, уже и полиция с ними заодно…
— Вы думаете?
Долгое молчание. Я не знаю, что еще сказать. Я понимаю, что должна быть очень осторожной. Я ведь здесь не затем, чтобы мучить эту женщину, поворачивать нож в свежей ране. Ты не перед экраном монитора, Тринитэ! Перед тобой человек из плоти и крови!
— Прокляты! — произносит со стоном Амани. — Мы все прокляты!
— Прокляты?
Она резко поднимается и, не выпуская моей руки, тянет меня за собой к густым зарослям на краю сквера.
— Полиция не понимает или не хочет понимать: у всех украденных детей есть нечто общее!
— Что же?
— Никто из них не родился в роддоме! — отвечает она таким тоном, словно делает самое страшное признание в своей жизни.
Я ничего не понимаю.
— Ну и что?
— Я родила своего сына в той самой комнате, откуда его потом украли, — говорит она. — И у других матерей было точно так же!
