И вот они оказались возле Ботанического сада.

Сильвен знал, что по ту сторону высоких гранитных стен ночь кажется светлее. И свежее. Окруженные высокими деревьями и всевозможной растительностью тропинки уводили в царство безмолвия. Тишина была густой, плотной, насыщенной растительными запахами. Если на улицах Парижа аромат распускающейся листвы был легким, мимолетным, то здесь он пропитал стволы и стены и щедро лился в окна. Настоящий растительный Эдем, который Сильвен помнил с детства во всех подробностях.

Ботанический сад был основан еще при Людовике Тринадцатом и назывался тогда «Королевский сад лекарственных растений» — но как же он с тех пор изменился! Вначале это был обычный средневековый аптекарский огородик, устроенный в основном «ради развлечения Его Величества», — но он все больше разрастался, по мере того как природа постепенно оставляла Париж. Потом вокруг него появились мощные стены, выросли учебные корпуса, лаборатории, выставочные галереи, возник зоопарк — один из старейших в Европе. Во времена Французской революции Королевский сад превратился в Музей естественной истории. А сейчас это был один из самых красивых природных уголков во всем Париже. В Лондоне тоже был ботанический сад, в Нью-Йорке и Берлине — знаменитые зоопарки, но парижский Ботанический сад — настоящий островок зелени между Сеной, Аустерлицким вокзалом, Университетом имени Жюссье[5] и главной парижской мечетью — обладал особым, неповторимым шармом.

Все тридцать пять лет своей научной карьеры Жервеза Массон неустанно боролась за что, чтобы сохранить царящую здесь вневременную атмосферу, неизменно предпочитая реставрацию реконструкции. Однако и новшества порой бывали необходимы: новая крыша для корпуса палеонтологии, где дремали скелеты динозавров; новые витрины для экспонатов в разделе минералогии; новое оборудование для розария; ремонт фундамента огромных старинных оранжерей, построенных еще в девятнадцатом веке для тропических растений. Не говоря уже о поддержании в достойном виде знаменитой Галереи эволюции, которая представляла собой настоящий Ноев ковчег: здесь были собраны, кажется, чучела всех животных, какие только есть на свете…

Сильвен провел детство в Ботаническом саду — множество его уголков как будто специально были созданы для того, чтобы служить наилучшими местами для игр.

— Проводишь меня до дома или останешься здесь? — спросила Жервеза, уже догадываясь, каким будет ответ.

Сильвен, все еще стоявший на тротуаре улицы Кювье — северной границы сада, — не отрывал взгляда от крон высоких деревьев.

— Провожу, — сказал он тихо.

Жервеза толкнула небольшую деревянную калитку, которая распахнулась со скрипом, словно пораженные артритом суставы.

Но в саду царила глубокая тишина.

Ночной сторож, дремавший в своей будке за плексигласовой стойкой, даже не поднял головы при их появлении. Форменная фуражка сползла ему на нос, закрывая пол-лица.

— Доброй ночи, Эрве, — не без яда в голосе сказала Жервеза, слегка похлопав его по плечу. — Приятных сновидений.

«„Регулярные проверки и усиленная охрана“, ну да», — иронично подумал Сильвен. С таким-то цербером на боевом посту террористы могут запросто взорвать весь квартал. Однако сейчас угроза терактов казалась далекой и эфемерной. Мать и сын погрузились в прошлое.

Небольшой внутренний дворик, где они оказались, напоминал те, что расположены перед частными особняками квартала Марэ: вымощенный неровными булыжниками, заросший сиренью и глициниями, окруженный увитыми плющом стенами.

Здесь ароматы весенней ночи еще усиливались, поскольку не могли вырваться за пределы каменных стен. О, какое благоухание!..

Сердце Сильвена забилось быстрее, и он знал почему: по мере того как они с матерью углублялись в ночь, молодой профессор возвращался в детство.

Темнота окутала вершины кедров, и казалось, что они превзошли высотой кафедральный собор. Все выглядело волшебным: кипевшая днем жизнь растворилась в едва слышных вздохах уснувшего сада, который сейчас, когда хозяйственных построек не было видно, казался зачарованным сказочным лесом.

Они медленно шли к апартаментам Жервезы в небольшом здании эпохи Директории с окрашенным в белый цвет фасадом и ненадолго задержались у дверей зоопарка. По ту сторону турникетов виднелись погруженные в темноту клетки, вольеры, загоны, виварий. Тишина стояла как в спящих джунглях. Запахи животного мира окутали их.

Сильвен, переполняемый воспоминаниями и образами, глубоко вдохнул и замер от удовольствия.

— Ты любишь эти запахи, ведь так? — вполголоса произнесла Жервеза, которая хорошо знала сына.

Тот слегка кивнул. Его недавнее возмущение матерью исчезло окончательно.

Тщетно было этому противостоять — Ботанический сад всегда заставлял его видеть суть вещей. Стычки с Жервезой, ее тревоги, даже страх террористов — все теперь казалось ему мимолетным и незначительным рядом с органичной реальностью этого растительно-животного царства.

— Когда я сюда прихожу, я чувствую себя лучше, — признался он.

Но не поэтому ли он так редко бывал в Ботаническом саду? Чтобы не поддаваться этой слишком сильной зависимости? Поскольку в этих стенах Сильвен мгновенно становился сыном хранительницы, баловнем всего персонала. И воспоминания юности смешивались с бредовыми давними мечтаниями, со вспышками чувственности, которые окутывали его, словно пытались задушить…

И потом, Габриэллы здесь больше нет…

При мысли об этом Сильвен внезапно ощутил страх.

Страх от того, что он здесь и что всё вокруг такое же, как раньше. Страх, что он снова оказался в прежнем положении, утратил свою свободу — как будто Жервеза снова ее забрала. Обычно он провожал мать до калитки. Но иногда, как в этот вечер, противостоять зову сада он не мог. Как часто бывало, его инстинкт снова одержал верх над разумом, и Сильвен почувствовал, что оказался в клетке. Стал пленником теней прошлого…

— Сад… — прошептал он, заставляя себя двинуться с места и продолжить путь к дому матери, стоявшему на другой стороне лужайки с густой свежей травой.

Мягкий-лунный свет озарял садовые дорожки и высокие стеклянные стены тропических оранжерей, сквозь которые смутно виднелись причудливые тени деревьев и протянувшихся между ними лиан.

Сильвен напрасно пытался бороться с магией сада — силы были слишком неравны.

— Ты — часть этого сада, дорогой мой зверек, — с нежностью проговорила Жервеза, видимо догадываясь о состоянии сына. Они приблизились к дому и поднялись по трем ступенькам к входной двери. — Нам ведь не обязательно видеться только в «Баскском трактире» по четвергам. Приходи сюда почаще…

Сильвен и сам подумывал об этом, но все же решил не поддаваться соблазну.

— У меня много работы, — пробормотал он, хотя и сам понимал, что такое оправдание звучит не слишком убедительно.

— Я знаю, — с грустью сказала Жервеза. — Знаю…

Слегка ослабив на шее свой разноцветный шарф, она достала из сумочки ключи и, не надеясь на положительный ответ, предложила:

— Ты можешь переночевать здесь, если хочешь. Твоя комната ждет тебя в любое время.

— Нет, спасибо, мам, — мягко сказал Сильвен, глядя, как большой, тронутый ржавчиной ключ с негромким скрежетом входит в замочную скважину старинной входной двери: еще один, знакомый с детства звук… И после небольшого колебания прибавил: — Я посижу немного в саду. Потом Эрве меня выпустит…

Жервеза отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Даже если Сильвен отказался от ее гостеприимства, он не смог устоять перед гостеприимством сада.

Однако она ничего не сказала по этому поводу, лишь произнесла ностальгическим тоном:

— Ну что ж, сынок, прогуляйся. Этот сад — твой дом.

Но Сильвен, конечно, догадался о ее мыслях.

«Дом? Скорее уж клетка», — подумал он, но все же решил не отказываться от прогулки.