Литмир - Электронная Библиотека
A
A

То, что предстало ее взору, было по-прежнему прекрасно. Груди и ягодицы ничуть не отвисли, на молодой и упругой коже даже самый придирчивый взгляд не заметил бы морщинок. На шее не было ни единой складки, а линия подбородка осталась по-прежнему четкой и твердой. В свои шестьдесят лет она выглядела тридцатилетней. Даже на смуглых руках не проступили вены, выдающие возраст.

Но в организме Нины происходили неприятные изменения. Левая нога иногда переставала слушаться, и она теряла равновесие. У Нины плохо функционировал кишечник. Порой бывали приступы лихорадки или острая головная боль, правда, проходившая так же внезапно, как и начиналась.

Но больше всего ее мучил страх, неопределенный, но такой сильный, что у Нины перехватывало дыхание.

Ночами она просыпалась в холодном поту и прятала лицо в подушку, чтобы подавить крик.

Она умирала.

Доктор Гундхардт из швейцарской клиники не говорил пациентке об этом прямо, но в последний раз не хотел ее принимать, и Нина прибегла к шантажу, мольбам и деньгам, чтобы заставить его согласиться. Доктор с самого начала предупреждал ее о том, что инъекции этой сыворотки проводятся в экспериментальном порядке и, возможно, чреваты опасностью. Он говорил, что когда организм привыкнет к ним, их эффективность снизится. Однако доктор Гундхардт умолчал о том, что сыворотка способна оказать разрушительное воздействие на жизненно важные органы и нервную систему.

Нина не желала допускать даже мысли о старении, но еще больше боялась превратиться в инвалида. Ей, прикованной к постели или инвалидной коляске, не удастся удержать при себе Гаса. Он моложе на целых десять лет!

Как же предотвратить его уход, если процесс старения, не сдерживаемый чудодейственным средством доктора Гундхардта, начнет ускоряться? Доктор категорически отказался снова принимать ее на лечение в клинику и на сей раз не поддался ни на угрозы, ни на шантаж.

Но она не может состариться и потерять Гаса!

Услышав шуршание гравия на подъездной аллее, Нина подошла к окну. Серебристый «мерседес» Гаса остановился возле дома, и ее муж вышел из машины.

Перекинувшись парой слов с дворецким Хеннингсом, Гас направился к своей псарне. «Проклятые собаки! — подумала Нина, возвращаясь к туалетному столику. — Он теперь, кажется, проводит больше времени с ними, чем со мной».

Нина оделась. Абрикосовый цвет всегда очень шел ей. Глубокое декольте открывало взору соблазнительную ложбинку между грудей. Она застегнула на шее колье с изумрудами и бриллиантами, зачесала волосы наверх и, несмотря на легкую дрожь в пальцах, искусно наложила макияж. Взяв с туалетного столика маленький белый конверт, она сунула его в карман платья, потом подушила волосы и ложбинку между грудей, поднялась и надела черные туфли с бриллиантовыми пряжками. Зеркала убедили ее в том, что она выглядит великолепно.

Нина улыбнулась.

Гас Палленберг, попрощавшись с собаками, сказал несколько слов псарю и не спеша направился к дому.

Нина, наверное, уже спит. Он пошел в библиотеку, решив что-нибудь выпить и почитать газету.

Положив серебряными щипцами лед в стакан. Гас увидел в дверях Хеннингса.

— Прошу прошения, сэр. Миссис Палленберг ждет вас у себя.

— Спасибо, Хеннингс. — Гас плеснул в стакан немного шотландского виски и осушил его. «Этот юный мерзавец Сет не терял времени даром, а сразу же донес обо всем своей мамочке, — подумал он. — И теперь она ходит из угла в угол, горя желанием обвинить меня во всех грехах. Может, это и к лучшему? Джуно думает, что я боюсь заговорить с Ниной о разводе и никогда не отважусь на такой шаг, но это не так. Я просто ждал подходящего момента. И возможно, сейчас этот момент настал».

Гас открыл дверь в апартаменты Нины. Она стояла возле мраморного камина. В лучах заходящего солнца, проникавших сквозь раскрытую дверь на веранде, ее каштановые волосы казались медными, а щеки — румяными. Нина улыбнулась и протянула к нему руки.

— Дорогая, ты выглядишь превосходно! — Он поцеловал ее.

— Я и чувствую себя превосходно. Я скучала по тебе.

Надеюсь, совещание прошло успешно?

— Ах, это… да. Лучше, чем я ожидал.

Нина взъерошила ему волосы.

— Дорогой, сегодня у нас будет особый вечер, Я настроена… романтически. Закажи на кухне шампанское и икру. И… — она поцеловала его в шею, — отпусти слуг. Всех.

Гас, несколько озадаченный таким поворотом событий, принял душ и побрился. Он приготовился к истерике, но неожиданно для себя увидел жену почти прежней. Да, Нина давненько не бывала в таком настроении. В последний год, даже сразу же после посещения клиники, она все чаще проявляла замкнутость и возрастающую агрессивность. Нина выглядела великолепно в тех случаях, когда брала себя в руки, однако большую часть времени она либо спала, либо сидела в своих апартаментах.

Впервые его жена отправилась в Швейцарию пять лет назад. Результаты превзошли все ожидания, и только через год она повторила курс лечения. В постели Нина стала настоящей тигрицей, более необузданной и страстной, чем когда-либо раньше. Она источала энергию.

Но посещения клиники учащались, и с каждым разом периоды эйфории длились все меньше. Нина по-прежнему выглядела чудесно, но появились симптомы, свидетельствующие об ухудшении ее психического и физического состояния. Однако Гас старался не замечать этого. Он многократно убеждал ее не ездить к доктору Гундхардту, так что ему не в чем было винить себя.

Гасу казалось, что болезнь прогрессирует очень быстро, поэтому необходимость тяжелого разговора с Ниной о разводе, возможно, отпадет сама собой.

И вдруг сегодня ее состояние опять значительно улучшилось. Она была почти такой же, как двенадцать лет назад в Риме, когда Гас встретил ее. В своем вечернем шифоновом платье персикового цвета, она показалась ему самой прекрасной женщиной из всех, кого он видел, и Гас влюбился в нее. Нина поразила его красотой, захватила страстью и ослепила огромным богатством. В жертву ревнивой жене, не желавшей отпускать Гаса ни на шаг, он принес свою карьеру архитектора. Несмотря на все причуды Нины, он был счастлив с ней, пока не проявились побочные эффекты лечения у доктора Гундхардта. В последние же три года его жизнь постепенно превратилась в ад. Ревность Нины переросла в одержимость, а перепады настроения приобрели болезненный характер Однако когда она была такой, как сегодня, их отношения становились прежними.

Когда он вернулся в комнату жены, шампанское уже стояло в серебряном ведерке со льдом, а Нина намазывала икру на кусочек тоста. Гас откупорил шампанское и наполнил два высоких хрустальных бокала.

— За тебя, дорогой! — улыбнулась Нина. — За нашу вечную любовь!

Они выпили, и жена поцеловала его.

— Мы всегда будем вместе — как сейчас. Я не смогла бы жить без тебя. — Нина откусила кусочек тоста, а оставшуюся часть положила в рот Гасу. — Я заказала икру сегодня утром у «Бальдуччи». Помнишь, когда мы ели ее впервые?

— В нашу первую годовщину.

— Сегодня у тебя тоже будет не только икра. Но и я.

Давай выпьем еще шампанского, дорогой, — весело предложила Нина, осушив свой бокал.

Вскоре бутылка опустела, икра была съедена. Нина поставила кассету: Элла Фицджералд пела Гершвина.

— Обними меня, мой нежный друг, — подпевала Нина, вальсируя по комнате. — Ах, Гас!.. Ты помнишь мое платье… то, что я купила на Капри? Конечно, помнишь — шелковое, с отделкой… Не знаешь ли, где оно? — Она бросилась в гардеробную и начала выбрасывать из шкафа свою одежду. Эксклюзивные модели от самых знаменитых кутюрье стоимостью в сотни тысяч долларов грудой лежали на полу. — О!.. Его здесь нет. — Голос ее дрожал, казалось, она вот-вот расплачется. Потом так же внезапно настроение Нины изменилось. — Густав Ниле Палленберг, ты самый талантливый архитектор на свете!

Я обожаю этот дом, преображенный тобой! Почему бы нам не построить и оранжерею?

— Но мы уже сделали это, дорогая, — сказал он, решив, что жена шутит. — Позапрошлым летом.

85
{"b":"23165","o":1}