— Дай Бог, чтобы понял…

— Лидия! — послышался с лестницы голос Бернара. — Лидия, где ты?

Лидия с усмешкой взглянула на графа:

— А вот и он… наш неотшлифованный бриллиант. — С этими словами она вышла.

— Лидия! Если не возражаешь, мы отснимем сейчас еще один эпизод. Кстати, разве я не предупредил, что сюда заходить никому не разрешается?

— Все в порядке, — сказал Стефан, выходя из комнаты следом за Лидией. — Мисс Форест хотела уединиться и прийти в себя.

— Стефан?! Вы вернулись… — Бернар растерялся от неожиданности. В джинсах, поношенной кожаной куртке, небритый уже дня два, он невыгодно отличался от аккуратного и подтянутого графа.

— Я закончил дела раньше, чем предполагал. А у вас все идет хорошо?

— Пока все точно по графику. Через два дня мы закончим съемки здесь, чтобы не стеснять вас. — Бернар с укором взглянул на Лидию.

— Напротив, это доставляет мне удовольствие. Игра мисс Форест убедила меня в том, что я не зря спонсирую фильм. Если что-нибудь понадобится, мой слуга Шарль к вашим услугам.

— Спасибо. — Бернар взял Лидию за руку. — Пора работать.

Во время перерыва слуга принес Лидии конверт на серебряном подносе. То была записка от графа:

«Мисс Форест,

Прошу вас отужинать со мной сегодня вечером, если вы свободны.

Стефан де ла Рош».

— Ответ будет?

— О Боже… нет. Скажите, что я отвечу позднее.

— По местам! — крикнул Бернар.

Эпизод отсняли, сделав еще три дубля. Бернар подошел к Лидии:

— Сегодня вечером я буду занят в монтажной, — сказал он весьма отчужденно. — Хочешь взять машину?

— Нет. — Она вдруг решила использовать шанс и отомстить Бернару. Да, он заставил ее играть на пределе возможностей, но каким способом! — Граф де ла Рош пригласил меня на ужин.

— Дело твое. — Пожав плечами, Бернар ушел.

Шарль убрал со стола салат из порея и принес чистые бокалы.

— Надеюсь, вам понравится это вино, — сказал Стефан, когда слуга наполнил бокалы. — Мне интересно ваше мнение.

Научившись от Алекса дегустировать вина, Лидия подняла бокал, чуть-чуть покрутила, понюхала, поднесла к губам, пригубила, подержала вино во рту и наконец проглотила.

— Вкус отменный.

— Что еще?

— Оно ароматное и мягкое… нежное… Боюсь, мой запас эпитетов этим исчерпывается. — Лидия усмехнулась. — А что это за вино?

— «Шато Бургейль» урожая семидесятого года с моих виноградников. Оно особенно хорошо, пока молодое.

— У вас есть виноградники? Где?

— В Турени, в долине Луары.

Приятно удивленная, Лидия едва подавила желание сказать «Однако!».

— Может, вы еще и владелец замка?

— Небольшого. Часть его построена в шестнадцатом веке. Им владели десять поколений моих предков. Получив его в наследство, я начал восстанавливать виноградники, запущенные отцом.

— Я предполагала, что вы богаты, поскольку финансируете фильм Бернара, но не знала, что французские аристократы занимаются виноделием. Я-то думала, что они только пьют да проматывают состояния, покупая гоночные машины, скаковых лошадей… и женщин.

Стефан рассмеялся:

— Многие так и делают. — При мягком свете свечей, горящих в канделябре, его глаза приобрели теплый лазурно-голубой оттенок. — Американцы прелестны своей непосредственностью!

— Меня часто упрекали в прямолинейности. Надеюсь, я не обидела вас?

— Вы очаровательны. Позвольте задать вам нескромный вопрос: вы близки с Бернаром?

— Да, однако в последнее время у нас возникли трения. Полагаю, наши отношения закончатся, как только завершатся съемки.

— Понятно.

Шарль подал горячее блюдо — фрикадельки из дичи и пюре. Стефан попросил Лидию рассказать о себе и, судя по всему, обрадовался, что она из хорошей семьи. Он сообщил ей, что часто бывает по делам в Нью-Йорке и поэтому решил купить там два одинаковых дома в районе Шестидесятых улиц, принадлежавших прежде одной престарелой вдове. Старушка держала там множество экзотических птиц, поэтому дома нуждались в серьезном ремонте. Впрочем, добавил Стефан, это неплохое вложение капитала. Он намеревался сдать один дом в аренду, а в другом останавливаться, приезжая в Нью-Йорк.

Они побеседовали о нью-йоркском театре. Стефан знал все новинки бродвейского сезона, которые Лидия пропустила, и вкратце охарактеризовал лучшие постановки. В других театрах он не бывал. Когда Лидия сказала ему, что самые замечательные спектакли идут в «Ла Мама» и «Шейд компани», Стефан внес названия в записную книжку, чтобы заглянуть туда в следующий раз.

На десерт была подана шарлотка с миндалем и сладкое вкусное вино.

— Это сотерн? — спросила Лидия.

— Нет, старое немецкое вино с виноградников в долине Наэ.

Лидия вздохнула:

— Вино — тема любопытная, но для меня почти неизвестная.

Стефан нежно взглянул на нее:

— С радостью поделюсь с вами своими познаниями.

Не согласитесь ли после окончания съемок навестить меня в Мурдуа? Я покажу вам свои виноградники, и вы узнаете кое-что из этой области.

— С удовольствием.

— Я не хотел бы становиться между вами и Бернаром в этот трудный для вас обоих период. Но когда съемки закончатся и если позволят обстоятельства… — Стефан подал Лидии визитную карточку. — Буду очень рад, если позвоните.

Поцеловав Лидии руку, он отправил ее домой в своей машине. Наутро Стефан собирался в Женеву.

По дороге на Кэ де Л'0рлож машина попала в транспортную пробку, квартала два ползла со скоростью улитки, а потом вообще остановилась. Глядя на огни левого берега Сены, Лидия вспомнила первые месяцы в Париже с Джуно и Алексом. Теперь она жила на Иль-де-Сите.

В смене жилья прослеживалась определенная тенденция.

«Кто знает, — подумала она, — не прибьет ли меня после сегодняшнего вечера к более аристократическому правому берегу и не появится ли в моей жизни граф Стефан де ла Рош?»

Гардероб Лидии постепенно претерпевал изменения.

Позвонив матери, она сказала, что заинтересовалась парижской высокой модой. Та обрадовалась и прислала дочери деньги, дабы помочь ей сформировать новый облик.

Разумеется, Марджори Форест не догадывалась, почему Лидия внезапно ощутила влечение к элегантной одежде.

Бернар эту перемену заметил, однако истинная причина была неизвестна и ему. Сначала он подшучивал над Лидией. «Стефан де ла Рош, — говорил он, — типичный современный измельчавший аристократ. С ним за один уик-энд спятишь от скуки». Поскольку Лидия на это не реагировала, Бернар оставил ее в покое, решив, что она все поймет сама.

Частые ссоры не испортили их интимных отношений. Это не снимало проблем, но временно успокаивало обоих. Впрочем, Лидия все чаще избегала близости, либо допоздна засиживаясь с книгой, либо, напротив, рано ложилась, не дожидаясь Бернара.

Бернар не хотел терять Лидию, хотя никогда не признался бы ей в этом. Он был привязан к этой девушке и дорожил ею как актрисой. Просмотрев отснятые сцены, он уже не сомневался в ее незаурядном таланте. Порой Бернар пытался компенсировать нежностью дома резкость на съемочной площадке, но Лидия не верила ему и держалась холодно. Когда же она оттаивала и шла ему навстречу, уязвленный Бернар замыкался в себе.

Порой Лидия вспоминала о том, что любит Бернара, одержимого работой. В эти минуты ей казалось, что их совместная жизнь — такое же содружество режиссера и актрисы, как у Клода Шаброля и Стефани Одрэ, — сулит прекрасное будущее, но непредсказуемость Бернара порождала массу проблем. Они то и дело ссорились из-за профессиональных вопросов. Дома он тоже проявлял властность, слишком много требуя от нее, и принимал все как должное.

Между тем аристократизм Стефана де ла Роша пленял Лидию. Она никогда и никому не призналась бы в этом, но в ней проснулось желание сделать то, что надлежало по праву рождения, и порадовать родителей.

Когда-то Лидия отвергла все это. Мятеж не дал ей ничего — только пощекотал самолюбие. Сейчас Лидии хотелось вернуться домой с триумфом, вызвать одобрение и восхищение. Эта мысль соблазняла и успокаивала ее.