Джуно крепко прижала к себе Дэвида.

— Я люблю и хочу тебя. Никто еще не вызывал у меня таких чувств. Сейчас самое подходящее время. Мы окончили школу и осенью поступаем в колледж. Это символично.

Расстелив на земле свою мексиканскую крестьянскую юбку, Джуно улеглась, глядя на Дэвида темными любящими глазами. Смущенный и взволнованный, он торопливо разделся.

— Господи, как холодно!

— Иди сюда. Я согрею тебя.

Дэвид нерешительно приблизился к Джуно и робко прикоснулся к ее груди.

— 0-ох!.. — Джуно закрыла глаза, чувствуя, что он, приободренный ею, стал немного смелее.

Дэвид поцеловал ее в губы, и его язык начал быстро двигаться. Все это совсем не походило на их прежние поцелуи. Дэвид стал настойчивее, нетерпеливее. Его руки скользнули вниз, и пальцы погрузились в поросль на лобке, двигаясь поспешно и наугад. Услышав незнакомые гортанные звуки, Джуно не сразу догадалась, что это она сама постанывает от наслаждения.

Дэвид на мгновение остановился и стал, нервничая, натягивать презерватив. Потом его член, прохладный и скользкий от специальной смазки, после нескольких неудачных попыток вошел в нее. Боль оказалась совсем не такой сильной, как опасалась Джуно, и быстро прошла. Когда их тела начали ритмично двигаться, Джуно унеслась в заоблачные выси.

Все кончилось слишком быстро. Не прошло и нескольких минут, как Дэвид прошептал сдавленным голосом ее имя, и тело его содрогнулось. Обливаясь потом, он осторожно опустился на землю рядом с ней. Его член обмяк и поник.

Неужели в этом и состояло великое событие, о котором Джуно мечтала с четырнадцати лет? Прижавшись к Дэвиду, она изобразила восхищение. Не зная, как нужно вести себя в подобных случаях, Джуно утешалась тем, что все дело в их неопытности. Впоследствии же это будет доставлять куда большее удовольствие.

Ее мечта о том, что теперь, когда запреты сняты, их сексуальные отношения наладятся, не оправдалась. Летом они занимались любовью крайне редко и весьма неуклюже. Когда пришло время уезжать в И ель, Джуно уже сомневалась, что когда-нибудь выйдет замуж за Дэвида Абейту. Она обожала его, но чего-то не хватало в их отношениях, а возможно, в ней самой.

С тех пор как Джуно помнила себя, она любила искусство. Ее отец Холлис Джонсон был художником, и в детстве она тоже мечтала стать художницей. Мария, ее мать, была виолончелисткой, училась в юности у Пабло Касальса и подавала большие надежды. Касальс предлагал Марии работать вместе с ним, но она встретила Холлиса, влюбилась в него и решила, что он для нее важнее карьеры. Они поженились. Через год родилась Джуно.

Мария редко жалела о своем решении, ибо любила мужа. Каждое лето она играла в оркестре оперного театра Санта-Фе, и порой Марии казалось, что границы ее мира невыносимо сузились. Она опасалась, как бы то же самое не произошло и с ее дочерью. Связывая с Джуно честолюбивые мечты, Мария убеждала ее не ограничивать свое будущее пределами Санта-Фе и даже юго-западом Америки. Именно она посоветовала дочери подать заявление в Йельский университет, когда прочитала, что туда приглашают и девушек.

Лет с четырнадцати творческие устремления Джуно сосредоточились на театре. Во время летних каникул она работала помощником осветителя в оперном театре Санта-Фе, а по утрам учила ребятишек из городка Сан-Ильдефонсо рисовать и раскрашивать картонные декорации для пьес из жизни индейцев и сама помогала ставить их.

Однако весь первый семестр в Нью-Хейвене Джуно не помышляла о театре, пытаясь приспособиться к жизни на востоке. Несмотря на занятость, она чувствовала одиночество, скучала по Санта-Фе, по родителям, друзьям и по Дэвиду, который теперь учился в университете штата Нью-Мексико.

Перед долгожданными рождественскими каникулами Джуно с нетерпением ждала встречи с Дэвидом, хотя и боялась ее. За время разлуки с ним она сильно изменилась и предполагала, что то же произошло и с ним.

Увы, Дэвид остался прежним, тогда как она стала гораздо раскованнее, приобретя новый жизненный опыт.

Дэвид показался ей безнадежно провинциальным.

Дня через два после Рождества они пошли вечером в кино, а потом поужинали в мексиканском ресторанчике.

— Я много думал, — начал Дэвид, разливая «Сангрию» из высокого стеклянного кувшина. — Зачем тебе возвращаться туда?

— Куда?

— В Йельский университет. Почему ты учишься на востоке? Не лучше ли перевестись в университет штата Нью-Мексико и быть здесь, со мной? — Он погладил ее руку.

— В университет Нью-Мексико?! Но я не могу этого сделать, едва начав привыкать к Йелю. И мне нравится учиться там. — Она вдруг поняла, что так оно и есть. В первом семестре Джуно страдала от одиночества и неприкаянности, но теперь осознала, как много значит для нее новая среда и учеба. Пребывание в Йеле для нее куда интереснее и важнее, чем спокойная, размеренная жизнь с Дэвидом в Нью-Мексико.

— Там есть отличные секретарские курсы. Попутно ты могла бы овладеть какой-нибудь смежной юридической специальностью. Потом, когда я стану адвокатом, мы будем работать вместе. Чтобы читать книги по философии, не обязательно уезжать в Йельский университет. Зачем изучать гуманитарные науки? Родители тратят немалые деньги на твое обучение. Тебе необходимо извлечь из этого какую-нибудь пользу.

Джуно печально покачала головой. Ей не удастся ничего объяснить ему.

— О нет, Дэвид, ты не понимаешь. Ты не понимаешь, — повторила она.

— Я же не считаю, что тебе не следует возвращаться туда Разумеется, нужно закончить учебный год. Но подумай над моим предложением. Оно разумно. Ты должна жить здесь, в Нью-Мексико… со мной.

— Дэвид, раньше я тоже полагала, что мое место здесь, но теперь мои взгляды изменились. — Она взглянула ему в глаза. — Очень жаль, но это так.

В ту ночь Джуно плакала горькими слезами. Дэвид был частью ее самой, и теперь девушке казалось, будто она утратила себя. Осознав наконец, что все необратимо изменилось, Джуно испугалась. Но слезы очистили ее душу, и девушка ощутила готовность вступить в новую фазу жизни.

Во втором семестре, привыкая к напряженному ритму жизни на востоке и в университете, Джуно решила не разбрасываться и сосредоточить усилия на театре.

Помимо Йельского студенческого драматического театра и университетского «Драмат», в каждом из колледжей существовало свое театральное общество. Оказалось, что учеба вполне совместима с работой в любом из них.

В один из пасмурных дней в середине зимы Джуно отправилась через университетский двор, засыпанный снегом, узнать, не нужен ли художник-декоратор для пьесы «В задымленной комнате одного отеля», которую собирались ставить в Бренфордском колледже. Автором был юноша из Бренфорда Александр Сейдж. Зная, что его считают одним из самых одаренных студентов Йеля, Джуно подумала: «Не напрасно ли я выбрала именно его пьесу? Впрочем, если бы не решительность, я и в Йельский университет не поступила бы».

На собеседование пришло немало народу. Руководил всем старшекурсник Роджерс, недавно сменивший по совету ясновидящей из Нью-Йорка свое имя Билл на другое — Рауль. Говорили, что Роджерс талантлив, и подозревали его в гомосексуализме.

— Привет! Они уже начали? — спросила у Джуно Лидия Форест. Эта девушка уже не казалась неоперившимся птенцом. Рыжие волосы были подхвачены шарфом, ситцевое платье выглядело элегантно. С момента знакомства она и Джуно лишь изредка обменивались сдержанными приветствиями.

— Я сама только пришла, — ответила Джуно. — Народу собралось много, значит, надолго.

Лидия покопалась в холщовой сумке.

— Черт возьми, у меня кончились сигареты. У тебя, случайно, нет?

— Увы.

Лидия закатила глаза — Я курю «травку» с четырнадцати лет. Пора бы бросить, но я по сути своей разрушительница. — Она ушла стрельнуть сигарету, но потом, к удивлению Джуно, вернулась к ней. — Видишь, там есть свободные стулья?

Не хочешь сесть?

— С удовольствием. Похоже, нам предстоит провести здесь несколько часов.