Я не собираюсь бросать пьесу… но если ее все равно снимут, мне надо знать заранее.

— О'кей. Через пару дней я скажу тебе точно.

— Спасибо. Это все, о чем я прошу. — Она прижалась к нему и обхватила руками за шею. — Пойдем в постельку, почему ты не хочешь? Я бы как следует помассировала тебе спинку…

Алекс рассеянно поцеловал ее.

— Нет, не сегодня. Сейчас мне лучше пойти домой. — Выскользнув из ее объятий, он исчез за дверью.

Джон Кинсолвинг налил кофе в фаянсовую кружку и поставил ее на стол перед Алексом, который просматривал столбцы цифр в смете.

— Послушай, старина, — сказал Джон, — сколько ни смотри на эти цифры, они не уменьшатся. — Джон, ровесник Алекса, поджарый, атлетического телосложения кареглазый блондин, был инвестиционным банкиром. Отец его нажил состояние на производстве промышленных вентиляторов. Молодые люди познакомились в Нью-Йоркском спортивном клубе, где оба играли в скуош. Джон вложил половину необходимых средств в постановку пьесы «Смерть героя». Другую часть внес Алекс.

— Сколько нужно денег, чтобы пьеса продержалась на сцене, скажем, еще две недели? — Алекс перебросил бухгалтерский отчет на стол Джона. — Тогда мы успеем привлечь зрителей.

— Такой суммы у тебя нет, Алекс. Она больше, чем даже я могу позволить себе. На финансовом рынке для таких ситуаций есть ходовая фраза: «Пускаться в плавание без весел». — Он положил руку на плечо Алекса. — Извини. Пьеса замечательная. И появились положительные отзывы.

— Да, в «Сохо ньюс» и «Берген дейли рекорд».

— А также в «Войс» и «Дейли ньюс»… черт побери, даже в «Тайме» ее похвалили!

— Видел. «Сейджу есть, что сказать, и, возможно, со временем мы услышим от него нечто действительно важное».

— Почитал бы ты, что писали о начинающем Юджине О'Ниле. Видишь ли, я ничуть не жалею о том, что вложил деньги. Всем известно, что вкладывать их в театр весьма рискованно. Пожелав получить гарантированную прибыль, я поддержал бы Нила Саймона. Но я поверил в успех твоей пьесы и верю до сих пор, поэтому считаю, что вложил деньги не зря.

— Спасибо, Джон. Я ценю твою дружбу.

— Эй, встряхнись, это еще не конец света, а лишь окончание проката пьесы на сцене… Помни, будут и другие пьесы. Как там в «Войс» тебя назвали? Один из наших самых перспективных молодых драматургов? Следующая пьеса принесет тебе успех.

— Следующей не будет. Я исписался.

— Бред собачий! Ты говорил то же самое после предыдущей пьесы.

— Да, однако на сей раз я потерял все деньги. Мне придется искать работу. Я сыт по горло всем этим.

— Не принимай все так близко к сердцу. Ты напишешь новую пьесу, а я вложу в нее деньги. Только не заканчивай ее до следующего финансового года. — Джон налил себе кофе. — Кстати, Розмари просила пригласить тебя и Элен на поздний завтрак в воскресенье.

— Передай Розмари, что приду с удовольствием, но пусть пригласит для меня одну из своих красивых подружек. Элен уедет на побережье, как только снимут пьесу.

— Да ну? Решила отдохнуть?

— Возможно, навсегда. — Алекс встал и улыбнулся. — Бывают недели, когда неприятности буквально сыплются на голову.

— Прости, я думал, у вас все в порядке.

— Это оказалось всего лишь контрактом на период проката пьесы. Ну да ладно, не хочу тебя больше задерживать, возвращайся к своим финансовым операциям.

Джон проводил его до лифта.

— Понимаю, что ты расстроен, но для этого нет оснований. С твоим талантом ты добьешься большого успеха. — Дверь лифта открылась. — До свидания.

Увидимся в воскресенье, ровно в полдень.

Алекс взял такси и отправился в другой конец города, чтобы встретиться и пообедать в «Орсини» с Брюсом Хопкинсом и еще двумя приятелями по Йельскому университету.

«Объявление о снятии с репертуара…» Звучит неплохо для заглавия следующей пьесы, для автобиографии или для записки, оставленной перед самоубийством.

Сегодня четверг. Они с Джоном договорились снять пьесу после субботнего спектакля. Алексу еще никогда не приходилось давать в газете подобного объявления, но ведь и продюсером он никогда раньше не был.

И банкротом тоже.

И вдруг он почувствовал, что ему не хочется идти на этот экстравагантный обед с удачливыми однокурсниками, ставшими преуспевающими чиновниками. Только он — незадачливый драматург.

— Высадите меня здесь, — сказал Алекс таксисту на Тридцать четвертой улице, направился по авеню Америк и вскоре растворился в толпе служащих, покинувших офисы на обеденный перерыв. Теперь ему, так же как им, придется бороться за существование. Купив хот-дог, он вошел в Брайант-парк. Человек пятьдесят смотрели выступление мима с белым лицом и в цилиндре, как у Марселя Марсо. «А зрителей-то больше, чем на спектакле в театре „Де Лиз“ вчера вечером», — подумалось Алексу. Откусив кусок хот-дога, он поморщился и выбросил все, что осталось, в урну.

— «Ситуация не так уж трагична, — размышлял Алекс. — У меня есть еще акции компании „Ай-Би-Эм“ на двадцать тысяч долларов». Их оставила ему бабушка. Весной он отдал их Даниэлу Мейзнеру, биржевому маклеру, знакомому ему со студенческих времен. Даниэл считал, что сумма удвоится, если продать акции «Ай-Би-Эм» и купить более «активные» ценные бумаги. Несколько недель назад он сообщил Алексу, что его акции держатся в цене, несмотря на общую вялость рынка ценных бумаг.

— Я купил для тебя акции компании автомобильных запчастей и компании жилых автофургонов. При нынешней инфляции люди не имеют возможности строить постоянное жилье. Никто не хочет пускать корни. Вся Америка пришла в движение.

Алекс позвонил Даниэлу из таксофона.

— Привет, Алекс! Как твоя пьеса? Я пока не успел ее посмотреть, но собираюсь на следующей неделе.

— Постарайся сделать это до субботы. Ее снимают.

— Какая жалость!

— А как обстоят дела с моими акциями? Я собираюсь их продать.

— На твоем месте я подождал бы месяца два. Они начинают подниматься в цене.

— Нет у меня двух месяцев. Наличные мне нужны сейчас.

— Н-да… неудачный момент, Алекс. Признаться, даже не знаю, что сейчас происходит на рынке жилых автофургонов. На следующей неделе совет управляющих компании отчитывается перед комиссией по ценным бумагам и биржам и…

Алекса охватил страх.

— Выкладывай, Даниэл. Насколько упали акции? Что у меня осталось?

— Если продать акции компании запчастей и если компании жилых автофургонов удастся избежать банкротства…

— Сколько? — заорал Алекс, уже не сдерживая гнев.

— Остынь, старина, — невозмутимо сказал Даниэл. — Подожди минутку, дай посчитать. — Он помолчал, потом снова послышался его голос:

— Ну… скажем, около трех тысяч, плюс-минус несколько сотен.

«Пропади все пропадом! Три тысячи! Этого не надолго хватит». Только за квартиру он платит пятьсот долларов в месяц.

— Алекс? Ты меня слушаешь?

— Да, — вздохнул тот. — Продавай. Продавай все.

— Ты совершаешь большую ошибку…

— Это я понял. Потом как-нибудь расскажешь подробнее. — Алекс с грохотом опустил трубку на рычаг.

Джон Кинсолвинг устроил вечеринку в ресторане «Коуч-Хаус» по случаю снятия пьесы. Царившее здесь вымученное веселье соответствовало традициям выживания, принятым в театральных кругах. Корабль идет ко дну с поднятым флагом. Его спасет другой корабль.

Шампанское лилось рекой, и Алекс, сидевший рядом с женой Джона, миловидной, несколько возбужденной блондинкой, не пропускал ни одного тоста. Розмари Кинсолвинг, младший редактор журнала «Мадемуазель», работала сейчас над романом. Подвыпив, она слегка кокетничала с Алексом:

— Вот я считаю пьесу замечательной, потому и уговорила Джона финансировать ее. Сам он в этом ничего не смыслит.

— Не смыслю? — Джон оторвался от беседы с Элен Брилл. — Что ты имеешь в виду?

— У тебя нет широты восприятия. Ты мыслишь аналитически, а не абстрактно…

— О Господи! — воскликнул Джон. — Ну теперь, кажется, я услышу традиционный вопрос: «И почему ты хоть немного не похож на Алекса?»