Когда он был в состоянии эйфории, неприятности его не задевали — захватывали тысячи планов и прожектов, он заражал всех своим энтузиазмом и с чувством всемогущества кидался в самые смелые предприятия. А потом их сменяли месяцы депрессии и апатии. Бабушка и мама говорить об этом не любили. Зато расцветали, как только заходил разговор о том, сколь интенсивна была его жизнь — неизменно изысканная, колоритная, когда он бывал в хорошей форме.

Он обожал путешествия: далекие — в Италию, и близкие — на ярмарку в Белосток. Он физически радовался покупкам: сыр и вино, фигурки святых, глиняные горшки, цветы, пестрый ситец — он привозил их домой в оптовых количествах. Ему доставляло удовольствие без устали бегать по музеям и лениво шататься по пляжу. В отпуске он любил изображать из себя живописца, брал на пленэр кисти и мольберт, в соломенном канотье и голубом пиджаке художника мог часами сидеть на берегу моря. Но ни разу не отважился прикоснуться к полотну кистью, окунув ее предварительно в краску. Он знал, что не его.

Письмо Юзефа Пилсудского

В нем не состоялся художник. Он с огромным талантом декорировал окна витрин книжного магазина на Мазовецкой. Впадал в эйфорию, когда видел большое пространство, которое можно организовать пластически. На выставках и Международных книжных ярмарках во Флоренции, Вене, Лейпциге, Париже, где он выступал как постоянный представитель Польши, он сам занимался польской экспозицией. Первый показ польской книги, на Фьера ди Либро во Флоренции в 1922 году, он готовил еще вместе с известным театральным художником Каролем Фрычем. Оба имели большой успех.

В 1925 году, на следующей — Флоренской выставке, денег нанять специалиста у Польши не было. Он стал все делать сам, с одним лишь помощником — итальянским служащим, предоставленным ему для этого консульством. Когда надо было на лестнице подняться наверх, чтобы высоко на стене развесить ковры-килимы, а под ними портреты трех писателей — Сенкевича, Реймонта и Жеромского, служащий, боясь упасть, отказался. Дед же, хоть был уже тогда далеко не молод, забрался под самый потолок, вбил гвозди и собственноручно развесил экспонаты. И только-только успел снять рабочий комбинезон и переодеться во фрак, чтобы принять участие в торжественной церемонии открытия выставки. С украшенной цветами и штандартами трибуны в Палаццо Веккио он от лица Польши обратился к итальянской королевской семье, государственным сановникам и людям культуры всей Европы. А потом подвел итальянского короля к польскому стенду, который поразил журналистов своей красотой.

Эмблемы издательства Якуба Мортковича

С тех пор готовить польские стенды на международных выставках всегда поручали ему. Он умел использовать декоративные элементы, характерные для культуры его страны, сам выбирал книги и репродукции, за свой счет покрывал расходы по перевозке. Уже на месте компоновал внутреннее убранство, расставлял столы и стеллажи, развешивал картины, раскладывал издания, сам менял воду в вазах с цветами. Во время большой выставки в Интернациональном Салоне в де Ливр д’Арт в Париже в Пети Палас он рано утром бегал на базар за свежими цветами, подбирая оттенок фиолетового к серой эмали кувшинов.

Его радовала красота мира. Он был удачливым семьянином. Жил счастливой жизнью. Делал то, что любил, и достигал того, к чему стремился. А в глубине таилось отчаяние. Не знаю, как моя бабушка — запрограмированная оптимистка — с этим справлялась. Мама признавалась, что это его постоянное чувство беспокойства отравило ей юность.

За тринадцать лет горячечной деятельности Мортковича девчушка с тяжелыми косами превратилась во взрослую женщину. Порой кажется, что родители этого не замечали. Продолжали видеть в Хане свою восприемницу. Считалось естественным, что единственная дочь, несмотря на собственную занятость, уделяет время делам фирмы. В предпраздничную суету она помогала упаковывать книги, бегала с манускриптами в типографию, заносила авторам «печатные фанки» с корректурой, на международных выставках помогала обивать полотном постаменты и живописно раскладывать книги, перемежая их вазами с цветами. Чем старше становилась, тем более ответственные поручения ей доверялись. Покорная и чуткая, она не могла или не хотела вырваться из их мира и обрести свой.

Ей было двадцать два, когда отец опубликовал первую книгу ее поэзии «Рябины». А другой издатель согласился бы опубликовать ее стихи? У Мортковича вышли и последующие ее произведения: роман «Весенняя горечь», репортажные зарисовки «По обе стороны шоссе», «На дорогах Польши». Давало ли ей это право считать себя писательницей? Она не знала.

Любовь к родителям была так безоглядна, что заменить ее чувством к мужчине было невозможно. Время шло, а в ее жизни не появлялся человек, ради которого можно было пренебречь прежней жизнью. В одном очередном рождественском представлении, в котором она участвовала вместе с художниками, куколка-Ханка Морткович напевала:

Не думаю, чтобы эта песенка развлекла ее.

Ей было двадцать пять, когда она получила степень доктора философских наук[70] Варшавского университета, защитив работу «Легенда о Ванде. История одного литературного сюжета». Но продолжать занятия наукой не стала. Была нужна в издательстве. Закончила Отделение живописи и графики академии изящных искусств. Но не хватило смелости или таланта попробовать себя в живописи. Ее друзья по искусству — Феликс Топольский, Элиаш Канарек, Антони Михаляк[71] — уже вкусили славы. Она иллюстрировала собственные книги для детей. Вторая книжка ее стихов «Ненужное сердце» вышла, когда ей было двадцать шесть. В них много печали, отказов, намеков на чувства без взаимности и на неисполненные надежды.

А потом пришла любовь. Молодой, красивый, талантливый художник — ее коллега по академии — стал очень важным лицом в ее жизни. Начал бывать в доме. Получил одобрение родителей. Всерьез строили планы на будущее. Молодого человека особенно интересовали издательские дела, он разбирался в искусстве и представлялся идеальным кандидатом в мужья. В зятья. Моя будущая мама была на седьмом небе от счастья.

Ханна, Янина и Якуб Мортковичи

Весной 1931 года она поехала с родителями в Париж на большую международную выставку, посвященную иллюстрированной книге, — Интернациональный Салон де Ливр д'Арт. Машину — красавец-хрислер 75 — вел шофер Банась, одетый в серую ливрею. Экспонаты были высланы заранее, поездом. Морткович — глава Польского отдела — задолго до открытия обдумал оформление стенда. Он отбирал самые красивые книги из лучших польских издательств, все это репродуцировал прекрасными иллюстрациями, обрамлял разноцветные таблицы, развешивал гуцульские килимы, расставлял красочную керамику, народную резьбу.