И верно, замужество разборчивой дочери вывело ее из меланхолии. На нее сразу обрушилась масса дел! Приготовить приданое. Организовать свадьбу. Но прежде всего — убедить своих братьев, что претендент — достойная и соответствующая ее дочери партия. Бернард и Михал Клейнманы не скрывали недовольства выбором племянницы. В их ведении находился капитал семьи и его обращение, сюда включалось и приданое девочек Каждая из них получала солидную сумму — пятнадцать тысяч рублей. А потому кандидат в мужья должен быть человеком порядочным. Необходима уверенность, что эти деньги не только не пойдут прахом, но приумножатся. Молодой человек из банка Вавельберга зарабатывал семьдесят пять рублей серебром. Был скромным служащим. Неимущим. Его небогатые родители давно уже материально его не поддерживали. Наоборот, ему самому приходилось помогать младшим братьям и сестрам. Да к тому же его семья стояла на более низкой ступени — и социально, и во мнении окружающих. Почему такая честолюбивая девушка — надежда всей семьи, и столько было прежде отказов от разных и выгодных предложений, — вдруг так скромно приземлилась? Но Янина, при поддержке матери, настояла на своем.

Свидетельство о том, что в Варшаве в Канцелярии Отдела записей Актов гражданского состояния для нехристианских конфессий 8 Иерусалимского комиссариата 27 августа (9 сентября) 1901 года в 12 часов дня было объявлено, что в присутствии свидетелей: Морде Салмон — управляющий домам, 37 лет, под номером 1062, — и Мошка Зеленек — писатель, 42 года, под номером 1464, проживающих в Варшаве, — состоялось религиозное бракосочетание 26 августа (8 сентября) 1901 года между Якубом Беньямином Мортковичем — холостым, 26 лет, корреспондентам частного банка, постоянно проживающим в городе Радам, место рождения — местечко Опочно, в настоящее время проживает в Варшаве под номером 1395, сын Элиаша и Худес-Либы, урожденной Корман, проживающих в городе Лодзь, — и Жанеттой Горвиц, девицей, 26 лет, постоянно проживает в городе Варшаве, родившейся в Отделении III комиссариата, дочерью умершего Густава Горвица и живой матери, урожденной Юлии Клейнман, проживает в Варшаве под номером 1062 вместе с матерью, владелицей дома. До бракосочетания в Варшаве были исполнены три заповеди — 7, 4 и 11 сентября текущего года. Религиозный обряд бракосочетания состоялся в Варшаве в присутствии духовного лица из этого же Комиссариата Мотеля Клепфиша. Они также сообщают, что свадебный договор был скреплен 25/8 текущего года у нотариуса города Варшавы Генрика Кокошко, номер реестра 2098. С этим свидетельством ознакомились и подписали: Ротмистр фон Циглер, духовник М. Клепфиш, Якуб Беньямин Морткович, Жанетта Горвиц, М. Салмон, М. Зеленек.

Итак, венчание проходило не в синагоге, а в доме на Крулевской в присутствии раввина. Свидетельство о нем выписано на следующий день по-русски в ЗАГСе и передано в архив ЗАГСа в Варшаве. В 1935 году из него была сделана выписка по-польски. Документ сохранился в архиве моего отца. Привожу его, поскольку для меня это отпечаток обычаев, которые собственноручно вытравлялись из памяти, а ведь их, от самого потопа идущих, надо бы спасать.

Знаменательно, что моя бабка ни словом не обмолвилась о церемонии бракосочетания. Она, которая так скрупулезно описывала свои платья, справляемые к очередной свадьбе сестры, не отметила даже, как была одета на собственном венчании. Остро реагировавшая на все, что имело к ней хоть какое-то отношение, — комплименты, выражения симпатии и признания, никак не отметила в воспоминаниях этого важнейшего в своей жизни события! Пишет лишь, что свадебное торжество было скромным и проходило в кругу самых близких. Ну да, еще соблюдался траур по смерти Стася. И только мимоходом полушутливо замечает, что варшавская родня матери, вопреки своим обычаям, не сделала молодоженам никаких подарков. Не могли простить ей мезальянса. Поведение родственников, наверное, больно задело, хоть она никогда в этом и не признавалась. К счастью, могла не без удовлетворения при этом добавить: «Очень скоро меня стали с моим выбором поздравлять».

Осенью 1901 года моя будущая бабушка, уже Янина Морткович, отправилась в свадебное путешествие в Аббацию — модный тогда курорт на Адриатике. С матерью. Без мужа. Якуб, хоть и отбыл срок наказания, для царских властей навсегда остался ходить в неблагонадежных, и целое дело для него, как оказалось, — получить паспорт. В конце концов, пусть и с большим опозданием, но до жены добрался. Чуть позже к ним присоединились Камилка и Лютек, чтобы провести время с Юлией, а новобрачные уже вдвоем поехали в Венецию.

Как мне сейчас хочется остановить мгновение, чтобы увидеть их обоих, какими они были тогда, в начале столетия, когда бродили по венецианским музеям и церквам, по площади Святого Марка, Дворцу Дожей, мосту Вздохов, плыли в гондоле, плавно следовавшей Большим каналом между венецианскими замками. Она — стянутая в талии корсетом, в муслиновом платье в горошек и шляпе «пастушки» с искусственными цветами. Он — в светлом костюме из панамы и в соломенной шляпе. Молодые. Романтичные. Влюбленные. К сожалению, моя бабушка не умела, а скорее не желала писать о чувствах. И никаких записей об этом путешествии не оставила.

Сохранилась фотография, сделанная в Варшаве, похоже, сразу после свадьбы. На ней видно, как оба хороши собой. Друг на друга не смотрят. На молодых и важных лицах нет и тени улыбки. Широко открытые глаза сосредоточенно и зорко смотрят куда-то вдаль, за черту не видимого им горизонта. На оборотной стороне фотографии надпись: Rembrandt. Photographe de la cour de la Shah de Perse. Honoré des récompenses de S.M. L’Empereur de Russie et de SA J. Grand Duc Michel Nicolaevitch. Varsovie. Rue Marszalkowska 151. Telephone 660[47].

Снимок, наскоро сделанный, отклеился моментально, лишь сохранились на обороте четыре следа на черном картоне. Бабка, убегая в 1940 году из Варшавы, вырвала из семейных альбомов все, что считала самым ценным. Но после войны фотографию хранила спрятанной. Может, слишком мучительно было ей вспоминать те давние, счастливые годы?

До свадьбы Якуб жил в скромной однокомнатной квартирке вместе с приятелем — Бернардом Шапиро, деятелем ПСП, будущим отцом Ханки Савицкой, коммунистки, убитой во время гитлеровской оккупации. После свадьбы Якуб не стал снимать новую квартиру, как это делали его зятья: Самуэль Бейлин и Зыгмунд Быховский, а переехал на Крулевскую, где Юлия отдала молодым две комнаты. Может, это было вызвано не самым лучшим материальным положением Мортковича. А может, Янина не захотела оставлять мать. Одну комнату отвели под кабинет, она была обставлена современной мебелью красного дерева. В библиотечных шкафах уместились сотни книг и альбомов по искусству, среди них роскошные, обшитые материей ежегодники художественного журнала «The Studio», — взнос Якуба в их совместное имущество. На письменном столе он поставил портреты юношеских увлечений — Элеоноры Дузе и Карла Маркса, которые до того висели на стенах его холостяцкий комнаты.

Спальня — бидермейер из ясеня. На стенах репродукции Фантин-Латура, Пуви де Шаванэ и Сарджента. В комнате стояли с цветами вазы из нарядного, красочного стекла в стиле рубежа веков, еще какие-то антикварные безделушки из серебра и меди. В их распоряжении была также гостиная, где они принимали друзей. На овальном столе лежал дорогой подарок коллег из банка: две огромные папки гелиографий с картин Арнольда Бёклина, отделанные светлой свиной кожей, — последний крик моды.

Янина и Якуб при всем различии характеров необыкновенно гармонично дополняли друг друга. Он обожал ее и впадал в панику при каждом ее чихе, осыпал подарками, из любой поездки ежедневно писал ей, признаваясь: «Все время думаю о твоих достоинствах». Но соблюдал в их союзе суверенитет. Он принимал важнейшие решения, занимался организацией их жизни, планировал будущее. Иногда зажигался сумасшедшими идеями, жена поначалу пыталась остудить его пыл, но в итоге уступала. Они никогда не ссорились, хоть она любила общество, а он предпочитал уединенность, она — порывистая, он — мягкий, она — говорлива, он — молчаливый, она — громкая, он — тихий. Великое счастье, когда встречаются двое, уважающие независимость друг друга. Редкая мудрость способна выработать такой modus vivendi[48], который позволил бы идти по жизни с опорой друг на друга, а не вести войну за лидерство. Думаю, они являли собой удачное супружество еще и потому, что ее внутреннее равновесие было для него главной основой. Его терзали неврастения и резкая перемена настроений: от эйфории к депрессии.