- Поступай как хочешь. Токмо несомненно: ты ещё мне «спасибо» скажешь!

В гриднице сидело княжеское семейство: Осмомысл во главе стола, сильно поседевший за последнее время и с большой белой бородой, с диадемой на голове; справа от него - Болеслава и её единственный отпрыск Василий Яковлевич, худощавый подросток лет тринадцати, маловыразительный, молчаливый; слева - кое-кто из бояр, вновь назначенных Ярославом на важные должности после событий 1173 года. Наконец Олег увидел гостей: невысокую полноватую даму с голубыми ясными очами и действительно необыкновенно яркую, вызывающе красивую девушку; рядом с ними сидели отроки - девочка и мальчик. Княжич поздоровался, приложив руку к сердцу.

- Вот и младшенький, - улыбнулся князь. - Что, похож на Настю?

Янка рассмотрела его придирчиво:

- Да не так, чтобы очень сильно. Губы, цвет волос…

- От меня - лоб высокий да глаза… Тоже не один в один… Ты в кого ж такой уродился, сыне?

Молодой человек с ходу пошутил:

- Ни в кого: самородок я!

Гости засмеялись, а красавица удостоила его продолжительным взглядом.

- Но зато моя Зойка - вылитый Андроник, - сообщила дама. - И с таким же норовом: никого не слушает. Столько женихов было - всех отвергла. При такой-то пригожести засидеться в девках грешно!

- Да, пора, пора, - с некоторой игривостью поддержал галицкий владыка. - Ну, так мы жениха ей сыщем. Вот хотя бы Олежка: чем жених плохой?

Юноша, усевшийся рядом с Болеславой, укоризненно ответил отцу:

- Что ты, тятя, право! Не смущай гостей. Им ведь неудобно тебя обидеть, хоть и в мыслях не держат выдавать Зою за меня.

Неожиданно Янка заявила:

- Ты напрасно так думаешь, милый. Если дочка не станет против, я почту за честь породниться с князем галицким и с любезной моему сердцу Настенькой - Царство ей Небесное!

Ярослав спросил:

- Ну, а что невеста?

Было видно, что девушка взволнованна, но ответ свой произнесла без запинки и обычного в таких случаях прысканья в ладонь; только голос немного дрогнул, да и русская речь ей давалась непросто - мыслила по-гречески, а потом переводила в уме:

- Коль Олег мне сделает предложение, как положено, я, возможно, приму его с благосклонностью.

Все присутствующие одобрительно загудели.

- Слово за наследником, - развивал наступление на сына отец.

Тот сидел с красными ушами и смущённо водил ложкой по тарелке:

- Это всё внезапно… Не готов сказать…

Вдруг его перебил племянник - Болеславов Васька; петушиным ломающимся голосом он воскликнул:

- Да чего жеманишься, точно баба? Счастье в руки лезет! Я б и сам женился на ней, будь слегка постарше!

Гости грохнули дружным смехом. Виновато подняв глаза, княжич произнёс:

- Дайте хоть обмолвиться с нею несколькими словами. Мы ж совсем не знаем друг дружку!

- Что ж, обмолвитесь, это правильно, - согласился князь. - Янка погостит у нас до конца недели. Время есть у вас.

Было бы неплохо молодым отправиться на прогулку - там и поболтать; но осенняя погода не позволяла, зарядил непрерывный дождь, и соваться из дворца не хотелось вовсе. И тогда Олег выбрал библиотеку родителя: пригласил дочку Янки посмотреть на старинные фолианты в кожаных переплётах, многие окованные железом. Полки занимали три стены снизу доверху, и любитель чтения мог бы впасть в экстаз от такого богатства. Девушка действительно изумилась, хлопала ресницами:

- О, да здесь, я смотрю, лучшие греческие авторы… богословы и знатоки римского права… Сочинения Анны Комнины, эпистолография!..[27] А вот это что? - указала пальчиком на другой стеллаж.

- Латиняне и древние иудеи. Чуть повыше - половецкие и варяжские руны. И совсем наверху - руны руссколанские.

- Не слыхала про них.

- И немудрено: Церковь не одобряет чтение по-язычески, до кириллицы. И почти все пергаменты уничтожены. Кое-что сохранилось чудом. Например, «Велесова книга» и «Волховник».

- Магия, наверное? - испугалась та.

- В том числе и магия… Знаешь, что матушку мою на костре сожгли как колдунью?

- Да, мне говорили. - Зоя перекрестилась. - Страх Господень! Нешто это правда и она колдовала?

- Нет, конечно. Недруги ея опорочили. Те, которые желали тятеньку сместить… Но тебе признаюсь: у меня бывают моменты, вроде просветления, и могу точно угадать, что произойдёт в следующий миг. Колдовство ли это? Не ведаю…

Улыбнувшись, византийка спросила:

- А сейчас предскажи, что произойдёт в следующий миг? Улыбнувшись в ответ, он кивнул:

- Предскажу наверное.

- Что же?

- Я тебя поцелую. - Быстро привлёк девушку к себе и как будто бы отпил с жадностью из её уст.

Зоя отстранилась рассерженно:

- Вот ещё, придумал! Сам хотел вначале поговорить…

- Я и говорю: будь моей супругой!

- Ну, ты распалился, дружочек! - засмеялась она. - То не мог глаз поднять, на меня посмотреть в упор, а теперь погнал лошадей галопом! Нет, давай постепенно… Почитаем книжки, поведём умную беседу… Говорите ли вы по-гречески, сударь? Как относитесь к мистической теологии и возможности высшего познания?

Молодой человек вспылил:

- Не дразни меня! Книжки почитаем потом. Выйдешь за меня - сможешь приходить сюда каждый Божий день. Стать хозяйкой во дворце и во всём нашем княжестве. Я - наследник папенькиного престола! Сделаешься княгиней галицкой! Ну, согласна?

Дочка Янки сохраняла молчание и водила рукой по тиснёному корешку одного из томов. Вроде бы раздумчиво задала вопрос:

- Если соглашусь, твой отец выделит для маменьки и сестрицы с братцем городишко в кормление?

- Разве же она к Чаргобайке не едет? - удивился Олег.

- Коли мы поженимся и мои родные обретут вотчину, не поедет.

- Надо потолковать с князем. Думаю, ответит согласием.

- Значит, потолкуй. При таком условии я пойду под венец. Он схватил её за руки:

- Зоинька, голубушка! У меня от счастья всё перед очами плывёт, словно бы напился вина! Подари мне ещё один поцелуй!

Но красавица увернулась:

- Больно ты шустёр! Погоди чуток. Нацелуемся мы ещё. - И, захохотав, быстро вышла вон, предоставив Олегу в одиночестве осознать сказанное и сделанное.

Войско князя Игоря вышло из Путивля во вторник, 23 апреля 1185 года. Город провожал ратников торжественно, с колокольным звоном, выносом из церквей икон и хоругвей. Рядом с князем ехали оба сына и его племянник, чуть поодаль - половец-ковуй Ольстин. Настроение было лёгким, праздничным. Пели песни, отпускали шуточки, балагурили. У Владимира Игоревича накануне болел желудок, он боялся, что в походе часто станет бегать под куст, вызывая улыбки прочих воинов, но живот вроде успокоился, только вялость в членах осталась и какая-то противная сухость во рту. Старший брат немного завидовал младшему, Олегу: несмотря на пятнадцать лет, тот как будто бы родился в седле, вёл себя уверенно и невозмутимо, правил конём умело, подпевал в полный голос, и отстёгнутая тетива лука колыхалась за его спиной легкомысленной ниточкой. А зато у Владимира точно камень лежал на сердце. Он пытался отвлечься, наблюдая природу, степь, зеленеющую после зимней спячки, вспархивающих дроф; а в мозгу всё равно всплывала картина: плачущая маменька, грустный дядя Яков - чуть хмельной, как всегда; братья и сестричка машут ладошкой вслед… Плохо расставаться! Скоро и земля русская закончится - за холмами уже будет половецкая, неприятельская, чужая… Да какие ж, с другой стороны, половцы чужие? Ведь его, Владимирова прабабка - половецкая ханша. И Ольстин - тоже половец, хоть и ковуй, союзник. И давно ль отец братался с ханом Кончаком, прыгал к нему в лодку? Только год назад. Для чего ж тогда это выступление, неминуемо несущее половцам и русским новые мучения, плен или даже смерть? Непонятно, странно. Вон былинные герои знали, для чего бороться. И Боян пел о них пусть и велеречиво, слишком многословно, растекаясь мыслью по древу, но зато справедливо, подобающе их подвигам. А какой может выйти гимн у Владимира об Игоревом походе? Да и место ли гимну здесь? Или даже песни? Может, и не выйдет вообще ничего хорошего, если они погибнут в сражении…