Подивившись этой замечательной повести, Ярослав сказал:

- Оставайтесь у меня сколько захотите. Я вам дам в кормление несколько моих деревень. Вот поедем охотиться в Тысменицу, там и вступите во владение. Заодно познакомлю с ненаглядной моей Настасьей. Ведь она родня тебе, Ростиславе: ваши матери были внучками ворожею Чаргу. Да у вас и в лице нечто общее: и глаза, и брови… кожа смуглая… Ты-то не ясновидишь?

Молодой человек мотнул головой:

- Матушка, как сделалась православной, ворожить перестала. И меня не учила. Но порой и без ворожбы я чую, что должно случиться в ближайшем будущем.

- Например?

- Накануне нашего с отцом избавления из неволи в Тырнове, мне во сне явился старец и заверил, что я скоро окажусь на свободе, а затем поплыву до Константинополя. Так оно и сбылось на деле.

Осмомысл цокнул языком, а потом заметил:

- Настя тоже ворожить опасается, дабы не гневить Господа. Но зато Арепку можно уговорить. Впрочем, она стара, а ея пророчества отнимают уж больно много сил. Может забояться.

- Мы уговорим, - легкомысленно заявил Андроник, - Нам, таким уважаемым людям, отказать не посмеет. Надо ж знать, что грозит каждому из нас!

Выехали из Галича целой кавалькадой - с трубными звуками рога, с развевающимся бело-красным знаменем галицких князей. А кругом стояли буковые леса первозданной красоты. В безупречно голубом небе истово палило солнце, ярко-жёлтое, как новорождённый цыплёнок. Высоко порхали стрижи, явно не предвещая ливня. В терпком, мятном воздухе деловито гудели дикие пчелы, располневшие от собранного нектара. А борзые собака князя, родовитые и степенные, иногда не выдерживали и как шавки, облаивали прыгавших по веткам белок и птиц.

- В райских кущах менее роскошно! - пошутил Комнин.

- Отчего? - спросил Ростислав.

- Чаровница была одна - несравненная Ева, да с не съеденным ещё яблочком Познания. А у нас впереди - целая Тысменица любострастниц!

- Кроме моей возлюбленной, - поднял палец кверху правитель. - На чужой каравай рот не разевай!

- Понимаем, вестимо. И Настасья Микитична для нас - существо святое, на которое покуситься грех.

- То-то же, приятели.

И сама охота на туров выдалась на славу. Уж на что Андроник был весьма искушён в королевских забавах, а и то получил много новых незабываемых впечатлений - от выслеживания зверя, травли, окружения; право победного выстрела из лука предоставили ему, и Комнин выполнил его с честью; крепкий красно-коричневый бык исподлобья смотрел, выставив вперёд закруглённые крупные рога; ноздри вздрагивали слегка, хвост вздымался и нервно падал, на губах были хлопья пены; выпученный глаз наливался кровью; и стрела, просвистя, пробила его висок; ничего не поняв, тур какое-то время простоял неподвижно, а потом сложился, как карточный домик, подогнув задние колени и упав на передние; а потом затих, подрожав в предсмертных конвульсиях. Жареное на костре его мясо было сочное, пахучее, девственно прекрасное. Жир струился по губам и ладоням охотников, капая с бород. Рядом грызли кости собаки. Искры от костра улетали в чёрное небо, превращаясь в звёзды.

То была незабываемая для Андроника ночь.

А потом весь отряд приехал в Тысменицу. Город оказался маленьким, тихоньким, уютным, весь в цветах я фруктовых деревьях. Купола церквушки, выкрашенные тёмно-синей краской (а не золочёные, как в Киеве или Галиче), представлялись игрушечными, детскими. И дворец Настасьи Микитичны, утопающий в зелени, вроде не деревянный, а пряничный, завораживал своей сладкой красотой.

На крыльце появилась сама хозяйка - в летнем длинном платье, красных шёлковых туфельках и венце, обтянутом дорогой тканью; глядя издали, каждый изумлялся её талии - рюмочной, осиной; приближаясь, видел тонкие изящные руки, кисти-лодочки, необычной долготы пальцы с длинными, искусно заточенными ногтями; а потом бросал взгляд и на лебединую шею, возвышающуюся над стоячим воротом, стиснутым дорогим ожерельем; наконец любовался самим лицом - чуть продолговатым, смуглым, чёрными глазами-омутами и прелестным рисунком алых губ, словно распустившейся алой розой. Да, в свои двадцать два года внучка Чарга не могла не заставить волноваться каждого мужчину - от четырнадцати лет и старше. Именно про таких говорят в народе: «Писаная красавица».

Что уж говорить про Андроника - ненасытного женолюба, возбуждавшегося от малейшего шороха и запаха юбок! От подобного совершенства он стоял словно громом поражённый, ел Настасью глазами и, как мальчик, чувствовал биение своего сердца. А Берладников сын узнавал в чертах Настеньки многие черты своей матери, и ему хотелось расплакаться и, упав на колени, скрыть лицо в складках её платья.

Неожиданно из дверей показался худенький невысокий мальчик, стриженный «под горшок», очень напоминавший Ярослава, только с густыми тёмными бровями и карими глазами. Оба поклонились приезжим.

Осмомысл поднялся на крыльцо первый и, поцеловав красавицу в щёку - смачно, звонко, взял сынишку на руки, тоже поцеловал и на землю не отпустил. Повернулся к гостям с улыбкой:

- Вот знакомьтесь с моими дорогими людьми. Нет на свете никого для меня любимей! Да простит мне Господь эти не слишком праведные слова!

Настенька тепло раскланялась с Чаргобаем и при том отметила:

- Я прадедушку Чарга помню смутно, но, сдаётся мне, ты вельми на него похож.

- Ну, а ты похожа на мою маму Тулчу, - покраснев, признался молодой человек.

- Половецкая кровь сильна! Вот ведь кукушата, подброшенные в разные гнезда, вытесняют других птенцов, так и кровь диких степняков подавляет все остальные, что текут в наших жилах. Правда ли, Андроник? - И она взглянула на красавца мужчину, не скрывая кокетства.

Не сводя с неё обезумевших глаз, он ответил:

- Нет, славянская кровь тоже не слаба. Я, пожалуй, больше чувствую себя русским, чем ромейским греком.

- А по цвету волос не скажешь! - рассмеялась женщина, намекая на то, что Комнин брюнет.

- Но зато в душе русский. Полюбил охоту на туров всей душой. И к Тысменице, данной мне в удел дорогим двоюродным братом Ярославом, тоже привяжусь всем сердцем.

- Значит, получается, мы теперь твои подданные? - повела бровью Настя. - Можно ли рассчитывать на твою благожелательность к нам?

- Если я увижу взаимность…

- О, христианскую - безусловно. «Возлюби ближнего своего, как себя самого».

- О другой взаимности я и думать не смею.

- Именно: не смей! - И, взмахнув юбками, молодая женщина поспешила вслед за другими мужчинами.

Проводив её взглядом, сын Ирины подумал: «Смею, смею. Только надо действовать тонко, мягко, ненавязчиво, чтобы не узнал Осмомысл».

День прошёл прекрасно: лакомились домашними пирогами, пили домашнее пиво, отдыхали в саду под отягощёнными зрелыми плодами яблонями и грушами, забавлялись игрой в кости (побеждал исключительно Андроник), любовались вечерней зорькой - как огромное красно-рыжее солнце прячется за кронами деревьев дальнего леса. А в вечерних сумерках вспомнили про Арепу - стали уговаривать её погадать. Та вздохнула тяжко: «Ох, уморите вы меня этими проказами», - но покорно легла на стол - погружаться в транс. Настя держала свечку у её изголовья.

- Мамушка Арепушка, слышишь ли меня? - спрашивала она тихо.

- Слышу…

- Видишь ли Андроника, грека из Царя-града?

- Вижу, вижу…

- Что ты видишь? Долго ли скитаться ему?

- Нет, недолго… В скором времени он отбудет на родину…

- Станет ли затем императором?

- Станет, но не сразу… тысячу невзгод прежде перетерпит…

- Много ли процарствует?

- Года два, не боле…

- А потом? Отчего оставит престол? Нянька промолчала, крепко стиснув зубы.

- Мамушка Арепушка, слышишь ли меня?

- Слышу… - очень слабо проговорила старуха.

- Видишь ли Ростислава, что доводится племянником Осмомыслу?

- Вижу…

- Долго ли скитаться ему?

- Очень долго. Почитай что цельную жизнь…

- Стает ли он князем в Галиче или же в других землях?