Трястись в переполненном женщинами, вещами и инструментом кузове было тесно и неудобно. Евгений Семенович притулился кое-как у правого борта, в ногах у Розы и ее белобрысой подруги Галины. Запрокинув до упора голову, он глядел в голубое небо. Небо было неподвижно и безмятежно. Это действовало умиротворяюще.

– Евгений Семенович! Откройте нам все-таки секрет, куда нас везут? – жеманно спросила одна из дам.

– Точно не могу вам сказать, знаю только, что недалеко – примерно восемьдесят километров от города.

– И между прочим, в южном направлении, – добавил Грушевский, возлежавший на своих девках, как на диванных подушках. – Товарищ начальник, а чего мелочиться? Давайте махнем сразу верст на восемьсот, потом скажем, что ошиблись в одном знаке… Представляете: солнце, море, девушки, молодое вино, мы на пляже вовсю… роем окопы. А чего? Бензин есть.

– Володечка, вы, кажется, забыли, что идет война! Пока вы тут мило балагурите, наши ребята сражаются и… Хотя вам, как человеку нездоровому, это может казаться чем-то… ужасно далеким.

– Вера Сергевна, дорогуша, успокойтесь, не я забрил вашего сыночка.

– Цыц, Грушевский! – рявкнул Слепко.

Этот развязный тип раздражал его все сильнее.

– Позвольте заметить, что и вы в настоящий момент отнюдь не на фронте обретаетесь, а здесь, среди нас, грешных.

– Володька, ты забылся, – сердито крикнула Галя, – Евгений Семеныч специалист государственного масштаба, а ты!..

– И вот этот государственный специалист отправлен копать никому не нужные окопы на южных рубежах нашей славной области.

«Да как он смеет? Он же не дурак. Все это… очень странно». Не снисходя до ответа, Слепко встал, осторожно переступил через Розу и уперся руками в крышу кабины. Дорога пустовала. Мелькали верстовые столбы, но ни единой встречной машины или хотя бы подводы не появлялось, притом что места были населенные, деревни по сторонам попадались одна за другой. Там шла самая что ни на есть будничная жизнь, с поправкой, конечно, на полный матриархат. Один грузовик им все-таки повстречался. В его кузове восседала на огромной куче тряпья растрепанная старушенция. «Похоже, переезжают, – подумал Евгений Семенович, – может, с дачи. А хорошо все-таки на воле. Грибов, наверное, полно».

Они свернули на проселок, и затрясло так, что ему пришлось сесть. Переехали через болотистую низинку, миновали плотный молодой соснячок, облупившуюся церковь с черными выбитыми окнами, пропылили мимо неубранного поля. Затем грузовик медленно прополз через сонную деревню, свернул за околицей на заросшую аптекарской ромашкой тележную колею и остановился у мостков через темный, отдававший болиголовом овраг. Мотор умолк. Внизу журчал ручей. Неяркое солнышко припекало совсем по-летнему, только не было уже мух и слепней.

– Приехали, – буркнул подполковник, с трудом выбравшись из кабины, – разгружайтесь, ребятки.

– Ребяток у нас, если вы до сих пор не заметили, раз-два и обчелся, – отозвалась страдальческим голосом одна из женщин.

– Что, прямо тут рыть будем?

– Нет, километра полтора еще пройти осталось, сами видите, дальше проехать нельзя.

– Значит, нам теперь это все на собственном горбу тащить?

– Ничего, дотащим, – поддержал старика Евгений Семенович, – в два захода управимся.

– Управиться-то управимся, – проворчал бухгалтер Федор Лукич, – но все ж таки… Вот и газета информирует, – предъявил он сложенную гармошкой «Правду», – немец с запада напирает, а мы с вами находимся к югу от Москвы.

– К юго-юго-востоку.

– Тем более.

– Берите кто сколько сможет, а товарища подполковника попросим провести по дороге политинформацию, – заключил Слепко.

Они двинулись. Через некоторое время старик поперхал в кулак и выдал:

– Одно могу сообщить вам, дорогие товарищи, по моим сведениям, враг гораздо ближе, чем вы думаете.

Все умолкли, переваривая услышанное, лишь пыхтение женщин, нагруженных своими мешками и баулами, нарушало тишину. У Евгения Семеновича вещей практически не было, и он тащил два тяжеленных тюка с палатками. Шедший перед ним Федор Лукич сердито, как кот, фырчал в седые усы. Наконец, видимо решившись, бухгалтер заговорил вновь:

– Это все равно никакое не объяснение. Как бы там ни было, а немец на западе!

– Откуда нам с вами знать, где чего нужно делать, – возмутилась Вера Сергеевна, – мы в этих делах не разбираемся!

– Напротив, все совершенно ясно! – объявил Грушевский.

– Объясните тогда.

– Очень просто. В область поступило общее указание рыть окопы. Должны они были отреагировать? Послали нас, отчитались и закрыли вопрос. А где рыть, это, в конце концов, не суть важно. Возможно, действуют еще какие-нибудь старые инструкции, со времен, скажем, набегов Золотой Орды.

– Володечка, если не ошибаюсь, твой папа – крупное светило по медицинской части? – поинтересовалась, не оборачиваясь, Роза.

Тот только чертыхнулся.

– Пришли, – выдохнул подполковник, возглавлявший караван. Они стояли на краю скошенного луга, уставленного круглыми копнами. Слева, метрах в пятидесяти, оказался тот самый овраг с ручьем. Дальше, за кустами, ряд телеграфных столбов обозначал шоссе, по которому они ехали из города. Напрасно они тащились через лес. «Ничего, вода есть, опять же, сено, – подумал Евгений Семенович, – живы будем, – не помрем».

– Товарищи, айда на второй заход! – воззвал он. Но женщины уже рухнули без сил на свою поклажу, протяжными стонами извещая о невозможности каких бы то ни было шевелений.

Прошло полтора часа, прежде чем они наконец перетащили все вещи от мостика. Грузовика там не уже было, равно как и бочки с бензином, оставшейся в кузове. Усталые, но гордые, они присели на опушке. Было уже начало шестого. Вдруг подполковник, видимо соскучившись, зычно скомандовал построение. Никто не отреагировал, и он по-стариковски рассвирепел. Разгорелся скандал. Вскоре побежденный старик сидел уже на чьем-то чемодане, тиская левую сторону груди под своей старой шинелью. Женщины виновато кудахтали вокруг.

– Мы находимся вот здесь, – ткнул он в карту дрожащим пальцем, – наша основная задача – отрыть полный окоп вот по этой линии. То есть вдоль кромки леса, от оврага и до реки.

– А сколько отсюда до реки?

– Восемьсот метров.

Грушевский заржал.

– И вы рассчитывали сделать эту работу за неделю? – вежливо поинтересовался Слепко.

– Они требовали за два дня! Я доказывал… Предполагалось, что в вашем учреждении служат, по меньшей мере, сто человек!

– Извините, пожалуйста, товарищ подполковник, а как вас зовут? – спросила Галя.

– В армии…

– Мы ведь не в армии все-таки.

– Александр Сергеич.

– Пушкин?

– Нет, Голавлев.

– Тоже литературная фамилия, – подмигнул все еще разозленный Федор Лукич. – Кстати, Александр Сергеич, вы, судя по петлицам, кавалерист?

– Служил в кавалерии. Всю империалистическую и гражданку прошел, потом в Польше. Демобилизован в двадцать пятом. Вот, опять призвали.

– А в промежутке, что делали?

– Директором работал, в пятом ФЗУ. Одновременно географию там преподавал.

– В картах, значит, разбираетесь?

– Брось, Грушевский, как тебе не стыдно!

– Хорошо, но позвольте, все-таки, вопрос? Я, может, в военном деле профан, но зачем рыть окоп здесь, за оврагом, а не там, у шоссе? Не говоря уже…

– Парень, ты знаешь такое волшебное слово «приказ»?

– Вот с этими вашими волшебствами мы и… – Грушевский осекся и отошел.

– Товарищи, – хлопнул ладонью по колену Голавлев. Сегодня мы с вами обязаны отрыть хотя бы сто метров!

– Товарищ подполковник, можно вас на минуточку? – позвал его в сторонку Евгений Семенович. Через пять минут они вернулись. Подполковник хмурился.

– Шесть человек устанавливают палатки, запасают дрова и готовят ужин, объявил Слепко, – вы, вы, вы и вы двое, старший – Федор Лукич. Задача ясна? Остальным разобрать инструмент и рассредоточиться. Начнем от оврага. Товарищ подполковник, командуйте!