Решение о вводе войск в Афганистан в 1979 году было принято правительством СССР, однако предпринявшие этот шаг советские руководители опирались на традиции своих предшественников. Политика в отношении Афганистана определялась Москвой, а большинство воевавших в Афганистане солдат были русскими. Я старался использовать слова «советский» и «русский» так, чтобы эти не всегда очевидные различия были ясны, а также стремился отдать должное представителям других национальностей. Впрочем, я порой употребляю эти термины непоследовательно. Я пользовался теми географическими названиями, под которыми города, улицы и так далее были известны в описываемое время.

Я попытался дать английскому читателю представление о том, что чувствовали и о чем думали русские и советские люди во время войны в Афганистане 1979-1989 годов. Это ни в коем случае не полная история той войны.

С тех пор, как была написана эта книга, появились новые источники информации о войне, и исследования в этой области продолжаются. Кроме того, мне приходилось объяснять английским читателям некоторые вещи, очевидные для русских. Участвуя в подготовке российского издания, я не пытался переписать текст, однако сократил некоторые фрагменты ближе к концу книги, чтобы сделать свои мысли понятнее российскому читателю.

Насилие, вспыхнувшее в Герате в марте 1979 года, превосходило по масштабу все, случившееся в Афганистане после кровавого коммунистического переворота 1978 года. Сопротивление коммунистам усиливалось в Афганистане повсеместно, но в Герате (региональной столице, одном из важнейших городов Афганистана, в древнем центре исламского образования, искусства, музыки и поэзии) недовольство вылилось в настоящий мятеж. Власть перешла к повстанцам. Правительственные войска восстановили контроль над провинцией лишь через неделю, пролив немало крови.

Коммунисты обещали многое: «Наша цель — подать всем отсталым странам пример, как совершить скачок от феодализма к процветающему, справедливому обществу… У нас не было выбора… Если бы не мы, этого не сделал бы никто другой… [В нашем] первом манифесте мы объявили, что право на пищу и кров — основные потребности человека, на удовлетворение которых человек имеет право… Наша программа была четкой: землю — крестьянам, пищу — голодным, бесплатное образование — всем. Мы знали, что деревенские муллы станут злоумышлять против нас, так что мы спешно издали декреты, чтобы массы понимали, в чем их реальные интересы… Впервые в истории Афганистана женщины получили право на образование… Мы сказали им, что они сами хозяйки своим телам, что они вправе выходить замуж за тех, кто им нравится, что они не обязаны жить взаперти, как домашние животные».

Но коммунисты знали, что богобоязненный и консервативный афганский народ не воспримет эти нововведения с радостью, а ждать они были не готовы. Они ожидали сопротивления и безжалостно подавляли его: «Было не время деликатничать. Прежде всего нам нужно было удержать власть. Альтернативой была наша ликвидация и возвращение Афганистана во тьму»^{4}. И коммунисты начали массовый террор. Землевладельцев, мулл, несогласных офицеров, специалистов и даже членов самой Коммунистической партии арестовывали, пытали и расстреливали. На протесты своих друзей из Москвы коммунисты отвечали: то, что сработало у Сталина, пригодится и нам.

Есть несколько версий того, что послужило толчком к вспышке насилия в Герате. Шер Ахмад Маладани, оказавшийся в то время в городе, а после командовавший местной бандой моджахедов — мусульманских бойцов, воевавших с коммунистами и русскими, — рассказывал, что крестьян одной из близлежащих деревень разгневало требование коммунистов отправить дочерей в школу. Крестьяне восстали, вырезали коммунистов, поубивали девушек и двинулись на город^{5}. Другие источники утверждали, что бунт устроили по указанию бежавших в Пакистан эмигрантов: те планировали поднять общенациональное восстание. Согласно третьей версии, восстанием руководили мятежные солдаты из 17-й дивизии афганской армии, стоявшей неподалеку. И было мнение, что мятеж спровоцировали агенты Ирана.

Как бы то ни было, утром в четверг, 15 марта, крестьяне из соседних кишлаков собрались в мечетях, а затем двинулись в город. Они выкрикивали религиозные лозунги, размахивали старинными винтовками, ножами и прочим импровизированным оружием и уничтожали государственные и коммунистические символы, встречавшиеся им по пути. Вскоре к ним присоединились жители самого Герата. Толпа заполнила сосновые аллеи, ведущие к городу, хлынула мимо крепости и четырех древних минаретов на северо-западной окраине сквозь ворота Малик в новые пригороды на северо-востоке, где находилась администрация губернатора провинции. Бунтовщики взяли штурмом тюрьму, грабили и поджигали банки, почтовые отделения, редакции газет и правительственные здания, разоряли базары. Они срывали красные флаги и портреты коммунистических лидеров, избивали людей, одетых не в традиционную мусульманскую одежду. Партийных чиновников, в том числе губернатора, выследили и убили, как и некоторых советников из СССР, не успевших скрыться^{6}. К полудню большая часть города была в руках мятежников. Вечером на базарах устроили танцы[1].

Впоследствии история о том, что случилось в те мартовские дни в Герате, обросла фантастическими подробностями. Масла в огонь подлили храбрые, но некритично настроенные западные журналисты, не имевшие возможности проверить сообщения своих источников. А им рассказывали, например, будто по улицам таскали изувеченные тела сотен советников из СССР, их жен и детей, а советские стратегические бомбардировщики два дня бомбили город. Утверждали также, что в ходе восстания и после него погибло до двадцати тысяч человек.