Татарские начальники, севшие пировать на этих досках, веселились до вечера. И хотя стонов и криков из-под досок давно уже не доносилось, им все равно было весело. Они одержали великую победу! Они вообще были непобедимы.

Даниил Романович, убежавший от погони, заметил, что ранен копьем в грудь, только тогда, когда, мучимый жаждой, остановил коня возле ручья и, спешившись, стал черпать ладонью воду. Вода была красная, и, наклонившись над ручьем, Даниил увидел, что из груди его падают кровавые капли. Он подозвал двух своих дружинников, пивших из ручья немного ниже, и попросил их себя перевязать. Пробитый доспех сняли, разорвали князеву сорочку, спереди всю пропитанную кровью, на полосы, прополоскали их в воде и этим тряпьем кое-как перетянули князю грудь. Она сразу заболела.

Даниил осмотрелся. С ним было немного войска — всего двенадцать человек, не все и с оружием. Удивительно было, что и эти спаслись, и он сам. Видно, татары отвлеклись от погони. Уж не на большое ли войско они налетели?

К вечеру Даниилу Романовичу и его людям встретились еще спасшиеся беглецы. Это были люди из разбитого стана. Они рассказали князю о том, что все войско погибло и татары до сих пор продолжают рыскать по степи и преследовать тех, кому удалось вырваться. Даниил Романович не поверил сначала: как же так? Не может быть, чтобы так легко было уничтожено великое войско! Но потом на отряд Даниила выехал князь Владимир Рюрикович с десятком людей — и подтвердил. Решение можно было принимать только одно — бежать к Днепру. Уходить за Днепр — и дальше, к своим.

Пока добирались до Днепра, к ним по пути приставали еще ратники — и одиночные, и небольшими отрядиками. На второй день встретили самого Мстислава Мстиславича Удалого. С ним был мечник Никита, еле державшийся в седле от слабости — ранен, голова рассечена, — и еще десятка три воинов, тоже из разных полков. Удалой даже вроде и не обрадовался, когда увидел зятя, которого мог считать погибшим. Даниил Романович, в отличие от тестя, очень обрадовался, с болью и огорчением отметил про себя, что Мстислав Мстиславич за эти два дня постарел словно на двадцать лет — глаза потухли, руки подрагивали, на коне уж не сидел соколом, а горбился, как будто тяжело ему было голову держать.

На следующий день, когда до Днепра уже не так много и оставалось бежать, Удалой чуть-чуть оправился, пришел в себя. Даниил Романович, жалея тестя, понимал, каково ему было: славный победами князь, знаменитый на всю русскую землю, первый раз в жизни ушел с поля боя, трусливо бежал. Опытнейший воин — отправился один искать противника, будто хвастаясь своей удалью, полетел навстречу татарам, которых надо было выслеживать, скрадывать со всей тщательностью. Погубил всех! Скольких друзей своих погубил напрасно. Русская земля доверила ему свою силу, сыновей своих — а он, как мальчишка, испугался, бросил всех и погубил!

Вместе с тем Даниил не мог не признать и свою вину. Ведь это молодые князья подзадоривали Мстислава Мстиславича, и Даниил среди них был первым. Все славы хотелось небывалой! Рад был, когда поссорился Удалой с Мстиславом Романовичем, — думал, что тесть перестанет слушать стариков с их норовом и причудами и примкнет к молодежи. Так оно и вышло.

Пока ехали до Днепра — разговаривали мало. Каждый думал о своем. Разгром был таким неожиданным и полным, что даже спустя три дня не все еще опомнились — не укладывалось в головах. Ехали — переглядывали назад: не видно ли татарской погони? Пронесло, Бог миловал. Наверное, татары посчитали недостойным для себя гоняться за жалкими остатками русского войска и занялись сбором и дележом добычи. Сколько им всего досталось!

Но даже и то не беда, что имущество огромного русского войска взяли татары. Теперь, когда войска того уже нет — вся русская земля лежала перед ними легкой добычей, и некому было ее защищать. Неужели скоро придется увидеть татарские тьмы под Переяславлем, Черниговом, Киевом, Галичем?

На Днепре, там, где оставлены были ладьи и сторожевой отряд, Мстислав Мстиславич снова стал почти прежним — бодрым и деятельным. Сюда стекались все, кто остался в живых и избежал погони. Война была еще не закончена. И Удалой начал поговаривать о том, чтобы собирать новое ополчение. Ему не возражали, но и горячей поддержки он не встречал. Угасло что-то в людях. Ужасались потерям, с горестью вспоминали убитых князей: Мстислава Святославича черниговского с сыном, Святослава Яновского, Святослава Шумского, Изяслава Ингваревича, Юрия Несвижского. О Мстиславе Романовиче еще не знали.

Подождав еще день, Мстислав Мстиславич приказал всем перебираться через Днепр, а все лишние ладьи пожечь и пустить вниз по течению — хоть рекой оборониться от татар. Так и было сделано.

На том берегу все уцелевшие князья со своими людьми разошлись по домам. Распрощавшись со всеми, и Мстислав Мстиславич с Даниилом отправились к Галичу.

Русская земля содрогнулась, узнав о поражении своего войска. Над всеми городами и селами стоял великий плач — словно все стали готовиться к концу света. Только во владимирских и суздальских землях, не поставивших в войско ни одного человека, было спокойно. Великий князь Георгий с братьями мог торжествовать, видя посрамление Удалого. Все же и он, понявший, что с татарами шутки плохи, принял меры для своей безопасности — начал вооружаться. Все лето ждали нашествия.

Но, видимо, Матерь Божия помогла, отведя от Руси поганые полчища. К концу лета стало известно, что татары ушли. Не переходя Днепра, повернули назад — туда, откуда появились. После напряженного ожидания эта весть отозвалась по всем русским городам радостным колокольным звоном. Все говорили, что Русь, заплатив такую огромную цену, искупила вину за свои грехи. И теперь можно жить и радоваться, потому что татары ушли навсегда.

Князь Мстислав Мстиславич был болен. Что-то в груди жало, давило, мешало дышать. Дышал тяжело, с хрипом, все время хотелось разорвать ворот сорочки, хотя он и так был распахнут — дальше некуда. И руки не слушались, словно налились свинцом.

Здесь, в Торческе, он хотел пересидеть неспокойную пору, обдумать многое, собраться с силами и, может быть, напоследок, перед уходом, попытаться исправить ошибку, которую совершил. Еще казалось, что сил на это хватит. Их всегда хватало. Но вот — проклятый недуг напал, скрутил и уложил в постель, лишив способности двигаться. Только одно и оставалось князю Удалому — лежать, похрипывать и предаваться воспоминаниям.

Самой большой ошибкой, грехом своим, Мстислав Мстиславич считал то, что не выполнил своего долга перед зятем — Даниилом Романовичем: не дал ему Галича, добровольно уступил город со всеми окрестными землями угорскому королю. Сейчас уже и сам не мог поверить в то, что такое случилось.

Недавно от зятя, изумленного и огорченного этим, приезжал посол, боярин Демьян. Мстислав Мстиславич велел передать Даниилу, что раскаивается и просит не держать зла на него, на старости лет потерявшего разум. Велел сказать, чтобы Даниил не отчаивался, лишь подождал немного. Сия ошибка обязательно будет исправлена. Он все обдумает и даст знать зятю во Владимир-Волынский — когда и как отнимет Галич у короля Андрея. Уехал боярин Демьян обнадеженный, повез господину своему хорошую весть. А Мстислав Мстиславич возьми да и свались. Лежа на постели, трудновато будет взять Галич обратно.

Скорее бы выздороветь, встать на ноги! Ничего еще не потеряно: он соберет войско, соединится с Даниилом и Васильком — и не только город, но и вся Галичина будет от угров освобождена. А Даниила Мстислав Мстиславич сам посадит на галицкий стол.

От таких мыслей сразу сделалось будто легче — дышать, что ли, свободнее? Мстислав Мстиславич попробовал подняться, но не смог — никуда болезнь еще не делась, слабость во всем теле была, темные круги плыли перед глазами.

— Эй. Кто там, — позвал князь. Голос звучал тихо. Услышат его или придется напрягать горло? Не хотелось кричать.