— А! Это не ты ли, пес, на князя нашего лаял? — спросил суздалец.
Как бы опять не началось, озабоченно подумал Никита, взглянув на долговязого и увидев, что тот уже опустил меч и готовится к дальнейшему разговору. Надо не давать им расхолаживаться.
— Эй, вы! — крикнул он. — Давайте сходиться! Посмотрим, что вы за люди у вашего князя!
Суздальская цепь шевельнулась, но начинать сближение не спешила. Тот, что начал ругаться, выехал немного вперед.
— Иди-ка, говорун! — провозгласил он. — Один на один побьемся с тобой!
Никита повелительно кивнул долговязому, и тот поехал навстречу вызвавшему его суздальцу. Оба пустили коней медленным шагом, не торопясь. Сошлись, не доезжая друг до друга нескольких шагов, закружились.
— Эх! — вскрикнул вдруг долговязый и, бросив коня к противнику, ударил мечом. Суздалец успел поднять щит и прикрыться, его конь отступил, и долговязого пронесло вперед. Он тут же развернулся — но, вместо того чтобы снова броситься, обогнул врага и возвратился на прежнее место.
Ни в том, ни в другом Никита не видел злости — главного, что сопутствует хорошему бою. Оба отряда, кажется, так и собирались стоять — угрожая друг другу, примериваясь, но схватки не начиная. Он пожалел, что напросился сюда. Намного полезнее было бы набрать отряд из дружинников Мстислава Мстиславича — их подгонять и натравливать на противника не надо.
Никита посмотрел на вражескую гору, потом оглянулся на свою. И там и там происходила какая-то мирная хозяйственная жизнь. Оба войска не то чтобы потеряли воинственный вид, но уже начинали обустраиваться на своих местах — для долгого стояния. Костры задымились, всадники спешивались, чистили и обтирали коней, уже далеко не все любопытствовали: что же происходит в поле, куда вышли биться два передовых отряда. Да там и смотреть было не на что. Никита злился, но понимал, как нелепо выглядят вооруженные люди, съехавшиеся для драки, но никак не решающиеся начать ее.
Он сам выехал вперед, вызывая на бой противника. Один из суздальцев охотно откликнулся на его вызов, но когда Никита ринулся на врага, тот поспешно отступил к своим, и Никите пришлось возвращаться, чтобы не оказаться одному среди десятка противников.
Он пытался прогнать в бой весь свой отряд — всех разом. Тогда суздальцы сразу отходили, и Никита, кривясь от унижения, вынужден был поворачивать людей обратно.
Так они плясали друг перед другом почти целый день. Становилось холодно, есть хотелось до невозможности. А главное — надоело бесцельно тратить силы.
В конце концов Никита приказал возвращаться. На прощание погрозил замерзшим кулаком суздальскому отряду. Ему ответили тем же. Так что можно было считать, что бой закончился для обеих сторон с одинаковыми потерями.
Их встретили одобрительно-сочувственно. Хлопали по плечам, предлагали место у огня. Доклада Никиты Мстислав Мстиславич слушать не стал — и так все видел. Он был хмур и задумчив. То, что Всеволодовичи не начинают битву, казалось ему гораздо опасней, чем если бы они сразу кинулись всей громадой.
Остаток дня так и прошел, не принеся никаких изменений. Людям приказано было отдыхать, обеспечив лишь сторожевое охранение. Спать велено было не снимая доспехов и при оружии — на тот случай, если противник ударит ночью. Сам Мстислав Мстиславич спал так же, как и все, — на попоне у костра. Шатер ставить запретил, хотя вечером к горе, на которой стояло союзное войско, подтянулись обозы с припасом и всяким снаряжением и можно было устроиться поудобнее.
Он поднялся, наверное, раньше всех — еще затемно. Сразу почувствовал, что потеплело — ветер переменился. В суздальском стане не было видно никаких приготовлений к бою, там царило спокойствие. Глядя в сторону врага, Мстислав Мстиславич решил, что нынешний день будет не таким, как прошедший. Уклониться от сражения он сегодня Всеволодовичам не позволит. Едва дождавшись, когда рассветет, он послал за князьями, чтобы сообщить им о своем решении.
Стан понемногу начинал просыпаться. Люди вставали, звенели оружием, отряхивались, приходили в себя. Дружина Мстиславова уже была готова, и, глядя на нее, сотники в других полках заставляли своих воинов шевелиться поживее.
Когда князья собрались на совет, Мстислав Мстиславич объявил, что больше сидеть не намерен и велит всему войску сниматься и уходить с горы. Идти на Владимир! Пускай-ка тогда Георгий и Ярослав попробуют отсидеться за плетнями, увидев, что союзные князья отправились брать стольный город, оставшийся без защиты!
Более всех эта мысль пришлась по душе Константину, и он горячо поддержал Мстислава Мстиславича. Оба Владимира также не возражали. Тут же все разошлись — распоряжаться. Началась обычная в таких случаях суета — беготня, крики, сборы.
Это не осталось незамеченным на противоположном холме — там тоже обозначилось движение. Да еще какое! Полки строились в боевые порядки, целая толпа сбежала вниз, к подножию горы, и разбирала дебри.
Мстислав Мстиславич, видя, что враг готов выйти в открытое поле, приказал сходить с холма — но не выстраиваться в боевой порядок, а двигаться походом, по очереди: сначала псковичи и смоляне, потом он сам с дружиной и новгородским ополчением и последними — ростовцы с Константином. Делать вид, что союзное войско покидает поле несостоявшегося боя. Конечно, Константин должен был замыкать шествие.
Уловка удалась. Как только псковские и смоленские полки, огибая холм, стали уходить и новгородцы тронулись было за ними — суздальцы через широкие проходы, проделанные в заградительных плетнях, вышли на поле и с ревом устремились вдогон уходящему противнику.
К Мстиславу Мстиславичу подъехал встревоженный Константин.
— Князь! Смотри, что делается! — крикнул он. — Сейчас нагонят, ударят! Побьют нас!
Мстислав, приподнявшись в стременах, внимательно следил за тем, как войско Всеволодовичей, приближаясь, на ходу выстраивается по всем правилам — конница впереди, с наставленными уже копьями, а за ней — огромная толпа пешцев. Копейщики налетят, сомнут, смешают его рать в беспорядочную кучу, а пешие станут добивать ее. Так бы он и сам поступил на месте Георгия.
Константин, переживая от того, что князь Мстислав бездействует, вполголоса добавил — чтобы свои люди не слышали его:
— Боюсь я, князь Мстислав Мстиславич. Мои ростовцы не крепки на рать, если побегут — их не остановишь. Разойдутся по домам. Надо что-то делать скорей.
Но князь и сам знал, что надо делать. Он рванулся с места и полетел на коне вдоль всего войска, громогласно крича:
— Поворачивай! Выстраивайся!
Словно только и ожидали этого приказа, люди бросились бежать назад, навстречу наступающему врагу. Князь Константин со своим полком, тоже поняв смысл задуманного, уже занимал пологий склон холма по левую руку от всего войска. На вершине холма поднялись знамена Мстислава Мстиславича. Загудели трубы, загремели-зазвенели бубны. С дружными криками союзное войско пошло в наступление.
Тут произошло то, чего Удалой опасался. Суздальцы, увидев, что догонять противника не придется, потому что он сам идет в руки, да еще с таким грозным видом — немедленно остановились и потекли обратно, так же резво, как только что наступали. Совсем немного времени потребовалось им, чтобы снова всей громадой занять прежнее положение на укрепленной горе. Торопливо заделывали проходы в дебрях.
Мстислав Мстиславич, красный от злости, отдал приказ остановиться. Впрочем, и без того войско замедлило ход, поняв, что противник снова сделался неприступен. Отчаянная ругань — вместо стрел и копий — полетела на головы врагов. Не причиняя тем никакого вреда. На горе только посмеивались: ну-ка, возьмите нас.
Становилось, ясно, что Георгий и Ярослав своих людей решили поберечь и ждут часа, когда полки союзных князей можно будет застигнуть врасплох и расправиться с ними без лишних потерь и траты сил. Что же, положение их было гораздо выгоднее, они могли ждать сколько угодно — хоть до лета, но своего дождаться. Расчет их был прост и унизителен для Мстислава Мстиславича. Так — он сам однажды видел — лисица обхаживает ежа, свернувшегося в клубок: отпрянет в сторону, как только еж попытается ударить ее иглами, но далеко не отходит, ждет, пока ему не надоест лежать клубком и он потихоньку начнет расправляться. Тогда она молниеносно нападет на него, пытаясь порвать мягкое брюшко, и если ежу удается выставить иглы ей навстречу — снова отпрянет и снова ждет. В этой возне лисица всегда побеждает.
