Когда полный перечень условий советского правительства получили в Хельсинки, правительство и главнокомандующий заколебались. Даже Пеккала хотел повременить еще одну ночь до принятия решения по этому вопросу. Прибывший из Парижа полковник А. Паасонен привез обещание генерала Айронсайда направить в помощь 57 тыс. войск, из которых 15 500 могли прибыть в течение трех недель. Эти сведения и настойчивость в действиях Паасонена явно оказали влияние на главнокомандующего, который предложил обратиться за помощью к западным державам и продолжать вести мирные переговоры — на худой конец можно будет отказаться от помощи⁵⁸. Однако Таннер решительно отклонил идею двойной игры. Министр иностранных дел, который в отсутствие премьер-министра председательствовал в правительстве, был обеспокоен тем, что военная катастрофа может произойти в любой момент. После этого не было бы ни единого шанса ни на какие переговоры. "Мы должны смотреть правде в глаза", — сказал он. Во время заседания правительства 9 марта поздно ночью пришло сообщение из Ставки с оценкой сложившейся обстановки. Она была убийственной: фронт на перешейке не мог больше удерживаться. Основываясь на заявлении Ставки, Таннер склонил большинство правительства к тому, чтобы предоставить делегатам все полномочия для принятия условий мира, и это было в целом поддержано.

Ниукканен и Ханнула, тем не менее, опять требовали, чтобы западным державам немедленно была послана просьба о помощи. В нервозной обстановке Таннер обвинил их в утрате Выборга и Сортавалы, так как своим противодействием они задерживали подписание мирного договора⁵⁹. Уведомление о предоставлении делегации полномочий было отправлено из Хельсинки рано утром 10 марта. Немного позднее Таннер уточнил, что делегации разрешалось принимать и новые условия, если их нельзя было изменить⁶⁰.

Быстрое ухудшение обстановки на побережье Выборгского залива и угрожающая близость установленного западными державами срока -12 марта, потребовали от финнов принятия быстрых решений. Некоторую проблему представляла собой медлительность связи между Москвой и Хельсинки через Стокгольм. От отправления секретной телеграммы до ее приема и расшифровки проходило чуть ли не двенадцать часов. Между тем 10 марта состоялось второе заседание делегаций Финляндии и Советского Союза еще до поступления упомянутых выше указаний.

Рюти и его коллеги имели целью выяснить на этом заседании, с какими предложениями Советский Союз может согласиться. Они допускали также, что выдвинутые на первом заседании условия отражали скорее позицию военного руководства и не являлись последним словом Сталина. Они надеялись добиться уступок. Эти надежды, однако, были напрасны. Молотов категорически отверг утверждение финнов, согласно которым выдвинутые условия стали более жесткими, чем предварительные, предъявленные 22 февраля. Он повторил несколько раз, что переговоры будут прерваны, если сразу не последует согласие на предложенные условия. В этой связи он упомянул о существовании "народного правительства" Куусинена, что особо резануло слух финнов. Паасикиви стал вести речь о получении компенсации за передаваемую территорию. Он вспомнил о том, что Петр Великий заплатил Швеции большую компенсацию по Ништадскому миру 1721 г. Молотов ответил: "Пишите письмо Петру Великому. Если он прикажет, то мы заплатим компенсацию"⁶¹.

Финляндской делегации теперь стало ясно, что условия останутся жесткими. В Хельсинки была направлена телеграмма — их надо принимать, если есть намерение быстро достигнуть мира. 11 марта правительство решило уведомить делегацию о своей готовности пойти "в крайнем случае" на принятие условий. Оно, учитывая создавшееся на фронте положение, считало также, что необходимо заключить перемирие⁶².

После того, как советское правительство ужесточило свои требования, Гюнтер, выступавший посредником, почувствовал, что попал в щекотливое положение. Шведы опасались, что Финляндия теперь отвергнет предлагаемые условия и обратится за помощью к западным державам. Таннер попросил Швецию обратиться к Москве, чтобы она смягчила условия. Ханссон, пригласивший к себе на беседу Коллонтай, поведал ей о том, что для Швеции возникла весьма сложная ситуация, поскольку переданные ею Финляндии условия оказались не окончательными. Полпред, ничего не знавшая о новых требованиях, готова была поддержать переполошившегося Ханссона, выражая сомнение относительно действий советского правительства, и посчитала, что возникает крайне тревожная обстановка. Премьер-министр также сказал, что Франция и Англия усилили давление и настаивают, чтобы Швеция изменила свою позицию в вопросе о транзите⁶³. Ассарссон получил в свою очередь указание предупредить советское правительство, что правительство Финляндии может, принимая во внимание настроения в стране, отказаться от подписания мирного договора. Финляндию поддерживало в этом общественное мнение скандинавских стран. Следует учитывать и позицию западных держав⁶⁴. 11 марта Молотов отклонил это предупреждение, ссылаясь на то, что Советский Союз настаивает на возвращении к границам, установленным Ништадским миром. Требования же, касающиеся Салла и Куусамо, вызваны необходимостью обеспечить безопасность Мурманской железной дороги. Он вновь заверил, что советское правительство намерено охранять дружеские отношения со Швецией и поддерживать ее в вопросе об Аландских островах⁶⁵.

Для Швеции советские требования, связанные с железнодорожными коммуникациями в направлении Салла, Куусамо и, прежде всего Кемиярви, были весьма неприятны по той причине, что их можно было рассматривать как стратегическую угрозу Северной Швеции⁶⁶. Тем не менее ужесточение требований не повлияло на шведскую политику. Цель ее оставалась прежней — склонить Финляндию к миру, даже на тяжелых условиях. В ответ на запрос, сделанный Таннером, шведское правительство 11 марта еще раз заявило об отказе западным державам в осуществлении транзита войск⁶⁷.

Немецкое правительство, проявляя осторожность, держалось в стороне от конфликта между Финляндией и Советским Союзом. В Финляндии питали надежду, что Германия выступит посредником на переговорах и повлияет на смягчение условий мира. Верили в то, что его заключение отвечает интересам Берлина, который, в свою очередь, имеет влияние на Москву. Вечером 2 марта депутат парламента коалиционер А. Хакцель, в прошлом министр иностранных дел, а еще ранее посланник в Москве, встречался с посланником Блюхером. Согласно его сведениям, это произошло по инициативе Паасикиви. Выступая как частное лицо, Хакцель доверительно сказал своему собеседнику о ведущихся переговорах между Финляндией и Советским Союзом, которые близки к завершению. Финляндии, однако, крайне тяжело отдавать Выборг и территорию северной части Приладожья. Он спросил, не может ли Германия использовать свое влияние в Москве, чтобы советское правительство отказалось от требования о передаче СССР этих территорий⁶⁸.

Так германское правительство впервые получило от финнов сведения о ведущихся переговорах. Не ранее 5 марта Молотов сказал послу Шуленбургу, что вскоре должны начаться мирные переговоры с правительством Хельсинки и объявил мирные условия Советского Союза, которые назвал "минимальными"⁶⁹. Блюхер со своей стороны еще раньше побуждал Берлин обдумать возможность вмешательства в переговоры, указывая на экономическое значение для Германии Выборга и Кякисалми. В германском МИДе эта идея, как видно, привлекла внимание. В подготовленной для доклада Риббентропу памятной записке предлагалось, чтобы Шуленбург заявил в Москве, что Германия приветствовала бы мирные переговоры, и сообщил советскому правительству о подготовке Англией и Францией войск для отправки в Финляндию70. Однако Риббентроп решил не спешить⁷¹. Позднее Шуленбург получил указание заявить в Москве, что Германия рассматривает заключенный ею договор с Советским Союзом как основу для того, чтобы находиться на стороне СССР в конфликте между Финляндией и Россией, и что по этой причине она уклоняется от предлагаемого ей посредничества. Тем более она не видит какого-либо желания со стороны советского правительства к такому посредничеству. Получив 11 марта такое заявление, Молотов констатировал, что в сообщении посла точно отражена суть дела⁷².