Элисон внимательно слушает, хоть и не понимает, чем ее привлекла эта императрица. Да, признаю, история занимательная, но и я очень талантливый рассказчик. Я умудряюсь не моргнув глазом произнести слово «евнух» и не выдать того, что для меня оно не пустой звук.
— И шпионы. Шпионы Феодоры докладывали ей обо всем: о каждом слове, о каждом шаге, о каждом косом взгляде. Тех, на кого падало подозрение, справедливое или нет, в том, что они злоумышляют против императрицы, неизменно бросали в дворцовую темницу, куда не проникали ни справедливость, ни надежда, и они исчезали навеки. Феодора была не так уж плоха, — продолжаю я. — Может, немного тороплива, но она всегда была добросердечна к своим менее удачливым сестрам, которых жизнь вынудила пойти в проститутки. Она построила на берегу Босфора дворец и превратила его в монастырь, собрала с улиц и из борделей пять сотен женщин и поселила их там. Приняв монашество, эти удачливые дамы стали всей душой преданы Феодоре. Трогательная история. Из этого монастыря был только один путь — в море, ногами вперед. Да, Феодора была великой императрицей. Она стойко терпела вечное двуличие придворных, была благоразумной советчицей своему мужу. Она была чиста и верна Юстиниану — не хотела из-за глупой похоти терять все, чего достигла. Но у них не было сына, не было наследника. Только дочь, которая умерла в младенчестве. Но все-таки они были вполне счастливы. Их брак просуществовал двадцать четыре года, до самой ее смерти.
Я откидываюсь на спинку кресла и улыбаюсь.
— Ну, как? — спрашиваю я у Элисон. — Очаровательная история, правда? Как вам нравится? Вас ничто конкретно не заинтересовало?
— Что случилось с ее первым ребенком? — спрашивает Элисон.
— Ах, да. С прелестным мальчуганом. — Я так и знал. Она прошла испытание Феодорой на «ура», инстинктивно задав нужный вопрос. — Он вырос где-то в Аравии, и однажды его отец совершил большую ошибку, рассказав мальчику, что тот сын императрицы. Естественно, юноша с самыми радужными надеждами поспешил в Константинополь. Он рассчитывал получить корону, богатство, может быть, даже собственный гарем. Мать приняла его, своего родного сына, очень приветливо. Но больше никто его не видел, даже после ее смерти.
— Никто не знает, что с ним случилось?
— И никто никогда не узнает, — медленно произношу я. — Может быть, он скончался от лихорадки после столь долгого пути.
— А может быть, его засунули в мешок, привязали к ногам камень и бросили в море, как многих до него, — говорит Белладонна, появляясь, как всегда, бесшумно, так что Элисон подскакивает от неожиданности. — В конце концов, он был живым воплощением грехов ее юности.
Она жестом велит Элисон придвинуть позолоченный стул поближе к столу.
— Человек ожидает одних перемен, а с ним, зачастую, происходят другие, — говорит она. — Чем могу вам помочь?
— Дело в моем начальнике, — говорит Элисон. — Точнее, в нашем начальнике — нас девять человек. В основном секретарши. Наша фирма занимается импортом и экспортом. Много бумажной работы.
— И вы пришли сюда от имени всех девятерых? — спрашиваю я.
— Да, — отвечает она, покусывая губу. — Мы вытягивали соломинки, и я…
— Вам выпало счастье достать короткую, — говорю я, и она вопросительно поднимает глаза, удивленная тем, что я ее подбадриваю. — А в чем он провинился, ваш начальник?
— Одна из нас, Норма, уже забеременела от него. Он велел ей избавиться от этого — от ребенка — и дал денег на аборт, но она не захотела. Ей пришлось насочинять массу всяких историй, поселиться в доме для незамужних матерей и потом отдать ребенка на усыновление. Это разбило ей сердце. Сломало ее. — Элисон вздернула подбородок, гнев, кипевший в душе, придал ей сил. — Но самое страшное в том, что он грозится уволить всех нас и рассказать родителям Нормы о том, что натворила дочь. Он рассчитывает, что они ее убьют. И, наверное, он прав. Наш начальник — важная шишка и любит запугивать. Его зовут мистер Болдуин. Пол Болдуин из «Болдуин Импорт-Экспорт». «Зовите меня Поли», — говорит он. А теперь он положил глаз на новую девушку, Джоани. Она в панике. Ей нужна эта работа; она всем нам нужна. А компания принадлежит ему. Точнее, его жене.
— Скажите, — спрашиваю я, — он хорошо вам платит?
— Платит он хорошо, — отвечает Элисон. — В этом все и дело, без работы нам не прожить. Мы не можем уйти.
— Быть в подчинении у такого негодяя, как ваш Поли, это разновидность рабства, как бы хорошо он вам ни платил, — говорит Белладонна. В ее голосе ни тени волнения. О, как она умеет владеть собой!
— Вы, кажется, говорили о его жене? — напоминаю я. — У таких типов всегда бывают жены.
— Да, ее зовут Сьюзи-Энн. Она толстая, как он, и такая же злющая. Временами даже хуже, потому что деньги принадлежат ей. Нам полагается приносить ее вещи из химчистки, выгуливать собак, быть на побегушках. И все это после работы, чтобы она могла всласть поиздеваться над нами. — Глаза Элисон вспыхивают. — Иногда Сьюзи-Энн приходит в контору, чтобы проверить, чем занимается Поли. Показать ему, кто настоящий хозяин. Она давно уже вычислила, что он за тип, но, естественно, обращается с нами так, будто во всем виноваты мы. — Она содрогается. — Стоит нам услышать, как на лестнице звякают ее браслеты и стучат каблуки, и мы не знаем, куда деваться. К тому же она носит мерзкую накидку из лисьего меха с висячими головами и хлещет нас этими головами по лицу.
— Неплохо бы их обоих задушить этой накидкой, — говорю я, придвигая к себе блокнот. — Нам нужно побольше узнать об этом Поли, чтобы ответить ударом на удар. Отплатить ему той же монетой.
— Понимаете, — говорит она, — когда на него находит стих, он начинает называть нас «милыми крошками». «Милая крошка, пойди сюда. Ты мне нужна», — передразнивает она. — Потом начинает: «Видишь, что ты со мной сделала?» И указывает на свой пах. «Я бы тебе показал, на что способен настоящий мужчина». И если ему удается зажать одну из нас в уголок в коридоре, то… — Она вздыхает. — Мало ему того, что он сделал с Нормой. Теперь это может случиться и с Джоани. Остальные тоже боятся. Я не знаю, что делать. Я не могу взять отгул и поискать другую работу, а у моей мамы слабое здоровье. Она присматривает за моим сыном, Тоби. Ему девять лет.
— Не хочу показаться излишне любопытным, но ваш муж… — осторожно спрашиваю я.
— Он погиб в Гвадалканале, — отвечает Элисон.
— Простите, — говорит Белладонна.
— Не стоит, — откликается она. Ее коллеги правильно выбрали представительницу: эта женщина — настоящий боец. Она нравится мне все больше и больше. Не будь Белладонна такой одинокой душой, я бы хотел, чтобы они подружились.
— Мало того, он еще просверлил дырки в стене нашего туалета. Честное слово, — клянется Элисон. — Мы не знаем точно, где они, но чувствуем, что он подглядывает. Может, прозрачное зеркало… — Ее передергивает.
Мы с Белладонной быстро переглядываемся. Пока Элисон находится у нас в клубе, неплохо бы принять дополнительные меры предосторожности.
— До поры до времени мы не станем рассказывать вам, каким именно образом мы с ним поступим, — поясняю я, получив тайный знак от Белладонны продолжать разговор. — Лучше, если вы не будете знать никаких подробностей, чтобы на вас не пали подозрения, если наши планы примут неожиданный оборот. — Я широко улыбаюсь. Дело попалось весьма занятное. — Вы узнаете все в должный срок, когда он получит приглашение в клуб «Белладонна». Не сомневаюсь, он будет хвастать направо и налево. Постарайтесь не смеяться и не подавайте вида, что вы что-то знаете. А вскоре после этого Поли и Сьюзи-Энн перестанут вас беспокоить. Обещаем.
— Я бы хотела, чтобы в тот вечер, когда Поли и Сьюзи-Энн придут сюда, вы были моими гостями на костюмированном балу, — говорит Белладонна. Это не приглашение, а приказ.
— Мы уведомим вас заблаговременно, — добавляю я, тотчас же вычисляя, что задумала Белладонна. — А если вы сообщите нам свои мерки, размеры обуви, перчаток, шляп и все остальное, мы подготовим и пришлем вам маскарадные костюмы. Таким образом, Болдуины вас не узнают, даже если вы будете сидеть за соседним столиком. И вы все услышите. Но чтобы с вами в тот вечер не было ни приятелей, ни мужей. Только вы, девять дам. Все остальное — наша забота. Вечер будет такой, какого вы никогда не забудете, обещаю.
