Я возвращаюсь к Джун. Она жалобно хнычет. Ей понятно — сейчас произойдет что-то очень страшное.

— Прощай, глупая зануда Джун, — шепчу я ей на ухо. Ее губы дрожат, она готова опять испустить пронзительный визг. Я опережаю ее и затыкаю кляпом рот, потом завязываю глаза узким черным платком. Я готов поблагодарить ее. Она дала нам возможность отточить технику, которую мы намереваемся применить к одному из них. К тому, что сидит наверху, в клубе «Белладонна», пока мы тут тратим драгоценное время на трясущуюся дуру.

Белладонна встает и подходит ближе, молча всматривается в свою связанную кузину. Снимает перчатку с правой руки и проводит пальцем по ее щеке, прослеживает линию подбородка. Джун трясется от страха.

— Кто ты такая? — сдавленным шепотом спрашивает Белладонна. — Зачем ты здесь?

Она поворачивается и идет прочь, выходит на лестницу с Маттео. Я оставляю Джун сидеть и изнемогать еще несколько минут, потом возвращаюсь, вынимаю изо рта кляп и подношу к ее губам стакан с ледяной водой.

— Выпей, — велю я. — Когда проснешься, то поймешь, что тебе приснился самый страшный в жизни кошмар.

— Не отравляйте меня, не надо, — шепчет Джун. — Пожалуйста.

— Ты слишком скучна, чтобы я дал себе труд травить тебя, глупая ты зануда, — говорю ей я, не на шутку раздражаясь. — И слишком толста, чтобы возиться потом с твоим телом. Понятно? Так что хватит пускать пузыри, пей.

Если подумать, зря я отпустил последнюю колкость насчет ее веса. Но Джун каким-то образом умудрялась пробуждать к жизни самые плохие мои стороны. Надеюсь, вы уже поняли, почему.

Наутро Джун с Джорджем просыпаются в отеле, в своем номере. У обоих страшно трещит голова и болит живот. Они смутно понимают — с ними произошло нечто ужасное, такое, о чем они и помыслить не могли.

Джордж напрягает все силы и встает первым. У него ноет челюсть, он помнит, что вышел из клуба «Белладонна» с болью в животе, но что случилось потом — вспомнить не может. Тут он замечает на кофейном столике пакет. Он передает его Джун, та трясущимися пальцами вскрывает упаковку. Внутри, разумеется, флакон духов «Белладонна». В коробочку вложен крохотный конвертик, запечатанный пурпурным воском. Джун медленно взламывает печать и читает то, что написано на карточке: «Как вы могли ее бросить?»

А у нас в клубе все кипит. Свершилось то, к чему мы так долго готовились; но персонал хорошо знает свое дело, поэтому общей настороженности и выжидания не замечает никто. Долгие тренировки дали свои плоды. Первой подняла тревогу Джози: принимая пальто, она заметила кольцо на пальце незнакомца, распознала акцент и вычислила примерный возраст. Один из официантов в темной комнате проявляет пленку. Другой официант в джеллабе, замаскированный под посетителя, сидит за соседним столиком и прислушивается к разговору. Проворные руки уже обчистили карманы нашего гостя, третий официант склонился над стойкой в кухне с миниатюрным «миноксом» в руках и фотографирует каждую карточку, каждый клочок документов из бумажника гостя. Потом он передаст находку другому шпиону, тот перепишет самые важные данные, чтобы мы могли воспользоваться ими сразу же. Потом бумажник будет возвращен в карман гостя, и тот даже не заметит, что он исчезал. Ошибки недопустимы. Маттео вернулся к дверям — собирать наружную команду. С той минуты, как наш гость выйдет за порог клуба, за ним будет вестись неусыпное наблюдение, мы будем знать каждый его шаг, все его планы — где он остановился, что собирается делать, куда идти. Каждую минуту. Он высморкает нос — и мы будем знать, что осталось у него в носовом платке.

В кабинет Белладонны вбегает Джек.

— Его зовут сэр Паттерсон Крессвелл, — сообщает он. — Мы уже звоним Притчарду. Это имя вам что-нибудь говорит?

Белладонна отрицательно качает головой. Ее лицо покрывается той же зеленоватой бледностью, что у Джун, широко распахнутые глаза смотрят в пустоту.

— С вами все в порядке? — тревожно спрашивает Джек, потом смотрит на меня. Я подхожу к Белладонне, опускаюсь рядом с ней на колени, беру ее за руки. Она дрожит, я крепче стискиваю ее ладони.

— Кто ты такая? — сурово спрашиваю я.

— Что? — в шоке переспрашивает она. Только этот вопрос может привести ее в чувство.

— Кто ты такая теперь? — уточняю я.

— Белладонна, — шепчет она.

— Зачем ты здесь?

— Чтобы найти их, — отвечает она, ее голос становится сильнее. — Найти их и смотреть, как они будут страдать.

— Ты больше не она, — продолжаю я. — Откуда ему знать, кто ты такая. Ты Белладонна. Это твой клуб, здесь они до тебя не доберутся. И с тобой мы. Сосредоточься и думай. Сделай глубокий вдох. Стреляй уверенно и спокойно. Целься в сердце.

Она смотрит на меня. Ее глаза бездонны.

— Тебе еще повезло, что сегодня ты в контактных линзах, — неуклюже пытаюсь пошутить я.

— Везение тут ни при чем, — отвечает она и идет приветствовать нового гостя.

Он выглядит именно так, каким вы нарисуете себе человека по имени Паттерсон Крессвелл: чуть располневший, с розовыми пятнами на щеках, отвислыми подбородками, как у петуха, и плохо чищенными зубами. Кольцо, которое ему не положено носить на людях, утопает в складках жира на пухлом пальце. Но больше всего меня раздражает его бескрайняя самоуверенность. Хотел бы я посмотреть, как его высокомерие испарится после долгой ночи в наших темницах.

Трусы ломаются после первой же ночи.

Единственная загвоздка в том, что здесь у нас нет казематов. Для Джун они не понадобились; мы провели всю операцию с ней в подвале клуба «Белладонна». Мы уже соорудили собственные казематы в новом доме в Виргинии. Точнее, переделали винные погреба. Так мы объяснили подрядчику его задачу; вряд ли он заподозрил у нас иные тайные побуждения. Белладонна во всех подробностях расписала мне, как она хочет обустроить подземные темницы. Я знаю, она без крайней необходимости ни за что и ногой не ступит в эти подвалы, где темно и сыро. Видимо, после переезда туда последние штрихи выпадут на долю вашего покорного слуги. Ничего, я не возражаю. С удовольствием.

Думаю, если понадобится, мы могли бы арендовать фургон-холодильник, в каких возят мясо, поставить его за углом и запереть внутри сэра Патти. Я размышляю об этом, пока мы прислушиваемся к разговору за соседним столиком. С ним сидят еще две пары.

— Одни из них молоды, другие — старые перечницы, одни осчастливят вас за медный грош, другим подавай шиллинг, одних надо накормить обедом, других — напоить допьяна, кто-то из них умен, кто-то глуп, бывают симпатичные девочки, но попадаются и сущие стервы. Она была из стерв. Как распалится — сущая ведьма. — Сэр Паттерсон говорит о женщинах. Как трогательно.

— Кстати, о собаках. Фелисити Эвердейн рассказывала мне забавный случай, — говорит одна из дам, не обращая внимания на его болтовню. — У ее дочери был маленький спаниель. Его звали Тапа — угораздило же их дать собаке такое нелепое имя! Однажды этот Тапа попал под машину. Фелисити была в отчаянии — что же она скажет дочери? Она подождала до обеда, точнее, до пудинга, и рассказала девочке страшную новость. Наступило минутное молчание, но, к ее удивлению, дочка восприняла известие совершенно спокойно. Но вечером Фелисити поднялась к дочке поцеловать ее на ночь и увидела, что девочка захлебывается от слез. «Что случилось, милая? — спрашивает Фелисити. — Почему ты плачешь?» «Потому что Тапа умер», — отвечает малышка. «Да, мой ангел, он умер, я же сказала тебе об этом за обедом, когда ты ела пудинг». «А мне послышалось, ты сказала — папа», — всхлипывает дочка.

Под общий смех я пользуюсь случаем пригласить эту компанию за наш стол. Они держатся так, будто ожидали моего приглашения. Они уверены, что их тщательно отрепетированное, наигранно утомленное презрение ко всему свету автоматически делает их желанными гостями. Белладонна в пурпурной парандже лениво обмахивается веером, чтобы скрыть настороженность. Все приключения с Джун заняли всего полтора часа.