— Томазино, я так скучала по тебе. Все эти годы, — говорит она, садясь рядом со мной на скамью, туда, где всегда сидел Маттео, и ласково кладет руку мне на локоть. — Наконец-то мы нашли тебя. Нам позвонили из Ка-д-Оро после того, как твой брат… После похорон Маттео. Тогда мы узнали, что ты дозволишь нам найти тебя.
— В самом деле? — говорю я, делая вид, что очень удивлен. Мне не хочется говорить о брате. Лучше я буду любоваться Брайони. Она так похожа на мать. Кажется, я уже говорил это; простите, забыл. — Ты скучала по мне?
— Ах ты, милый мой сумасброд. — Брайони целует меня в щеку. Белладонна никогда не целовала меня. Она терпеть не могла прикосновений. И вдруг я вижу, что по щекам Брайони струятся слезы. Почему она плачет? Неужели я стал до того уродлив?
— Конечно, скучала, — говорит Брайони, утирая слезы. — Мы все страшно скучали. А больше всех — моя мама. Лопух ты, лопух. Как же ей не скучать? Я была уверена, что ты приедешь на свадьбу, и все утро плакала, потому что ты не видел меня в праздничном платье. А ведь я держала букет… И на фотографиях мое лицо получилось опухшим.
— Правда? — с восторгом спрашиваю я. — А что за свадьба такая?
— Мамина, — говорит она дрожащим голосом. — Мама вышла замуж за Гая. — Она достает из сумочки белый носовой платок и вытирает нос. — А потом я, вопреки всему, надеялась, что ты приедешь на мою свадьбу. Даже Маттео сказал, что, может быть, ты приедешь.
— Ты всегда больше любила Маттео, — возражаю я. Она горестно смеется.
— Томазино, ты нам нужен. Она не может без тебя; так и не привыкла, за все эти годы. Никто с тобой не сравнится, даже Гай. — Брайони вздыхает, потом печально смотрит на меня. Я рад, что она не называет Гая «мой отец». Интересно, много ли ей известно? Рассказали ли они ей правду?
Я никогда не задам ей этого вопроса.
— Томазино, пойдем со мной, — просит Брайони. — Я хочу загадать желание.
Я отрицательно качаю головой. Я слишком устал, нет сил встать. И боюсь, что я вижу сон; стоит мне пошевелиться — видение исчезнет, и я проснусь в одиночестве.
— Пожалуйста, — умоляет Брайони. — Прошу тебя. Пойдем к звезде желаний. Ты мне нужен.
Проклятье. Я никогда не мог отказать тому, кто нуждается во мне.
Брайони осторожно тянет меня за руку, и я встаю. Анжелика скачет на одной ножке впереди нас, отбрасывая ногами камушки с дороги, и распевает веселые песенки, которые так любила ее мама. Мы идем медленно, я стараюсь не слишком тяжело опираться на трость. Очень жарко, я страшно устал.
— Томазино, — слышен чей-то голос. Я закрываю глаза. Все-таки я умер, на сей раз по-настоящему. Мы все умерли и перенеслись на небеса. Здесь со мной — все, кого я любил, и в саду на ярком солнце весело журчит фонтан.
— Томазино, — повторяет она. Я знаю — она близко. Чувствую ее рядом, ощущаю аромат ее духов, такой утонченный, такой нежный, аромат растений, которые могут убить вас одной каплей своего сока.
Она всегда умела мгновенно появляться из ниоткуда, когда ее меньше всего ждешь. Никогда не мог понять, как ей это удается.
Я многого никогда не пойму.
Я открываю глаза, и она передо мной — отрада моего сердца, моя милая Белладонна, она стоит возле меня. В ярких зеленых глазах блестят слезы, и она тоже прикусывает губу. Она, неколебимая Белладонна, в слезах!
Наверное, стряслось что-то очень серьезное.
— Почему на твоих глазах слезы? — спрашиваю я, стараясь говорить легкомысленно. — Ты не из плаксивых.
Ее волосы собраны на затылке в совсем не модный в эти дни пучок, и на первый взгляд она совсем не постарела с того дня, как я в последний раз видел ее, с того дня, как я двадцать пять лет назад бежал из Ла Фениче. Нет, лицо у нее другое. Щеки округлились, стали мягче, женственнее. Печать ярости не искажает ее лицо, не сковывает его в непроницаемую, пугающую маску.
Но, хоть она и стала мягче, она не забыла. И никогда не забудет.
Мне надо идти, хочу сказать я ей сейчас, надо идти. У тебя есть Гай и мой брат, перед вами расстилается долгая жизнь, которую вы проведете вместе, и я тебе больше не нужен. Увидев меня, ты каждый раз будешь вспоминать…
— Я хотел найти покой, — говорю я ей.
— О, Томазино, — молит Белладонна. — Вернись ко мне, прошу. Умоляю. Я не могу без тебя. Честное слово, не могу. Ты мне нужен.
Три коротких слова.
Так мы просим друг у друга прощения. Слова остаются непроизнесенными, но отзвук их мерцает в солнечной дымке, будто крылья бабочки.
Будто эхо шагов, что замирают в коридоре темницы, навсегда исчезая в темноте.
Белладонны не существует; она никогда не была настоящей. И навеки останется недосягаемой, неумолимой, таинственной богиней темного подземного царства.
А я навсегда останусь ее верным Томазино.
Потом я вижу Гая — он прислонился к ограде фонтана. Он по-прежнему ослепительно красив, хотя лицо прорезано глубокими морщинами, а в волосах даже больше седины, чем у меня. Насчет Гая я был прав, самодовольно говорю я себе. Вокруг него тот же легкомысленный ореол, какой я заметил, когда впервые подслушал в клубе «Белладонна» его разговор — он со смехом рассказывал о социопатическом сквайре и прикуривал от зажигалки в дамском ожерелье. Гай машет рукой худощавому мужчине со светло-каштановыми волосами, ниспадающими на лоб. Взгляд у него хмурый. Он немного похож на Хью, решаю я. Наверное, таким был Хью в молодости. Он представляется: Арундел Гибсон. Муж Брайони, отец Анжелики.
Вот мы, наконец, и встретились. Когда-то, давным-давно, этот человек оказал нам неоценимую услугу.
Неужели Брайони уже выросла, у нее муж и ребенок? Не может быть. Ведь я уехал от них только вчера, разве не так?
— Томазино, пойдем с нами, — говорит Гай. — Пойдем домой. Ты нам нужен. Ты нужен мне. Горничная вынесла все книги из библиотеки Помпадур, чтобы стереть с них пыль, и оставила их в полнейшем беспорядке. Вернись, прошу тебя. Скоро приедут в гости Хью и Лора. Вернись, пожалуйста. Кроме того, — заговорщически подмигивает он, — никто не умеет готовить мятный джулеп так, как ты.
Книги Помпадур, Библия Помпадур. Тайна в…
Белладонна сквозь слезы улыбается мне. Ее ладони смыкаются на моих руках, лежащих поверх головы золотого льва на тросточке Леандро.
Анжелика бегает вокруг звезды желаний, ее волосы развеваются за спиной.
— Загадай желание, — со смехом кричит она.
Загадай желание!
Мы стоим в лучах солнца и смотрим, как она бегает наперегонки с отцом. Он всякий раз поддается ей. Как Маттео поддавался Брайони.
Порыв ветра доносит едва уловимый пряный аромат. Наверное, Nerium oleander. Цветки такие нежные, такие пахучие. Нет, нет, нет. Это Atropa belladonna. Цветки — прелестные красные колокольчики, ягоды черные и блестящие, как шерстка коккер-спаниеля.
Что же это, если не Белладонна?
О, сладкий, сладкий яд!
