Потом Петька позвонил, пригласил прогуляться. Иду с ним по бульвару мимо театра Пушкина, дай, думаю, подойду поближе, посмотрю фотографии на стендах. Вдруг вижу портрет Андрея Ташкова. Смотрю внимательно и застываю как вкопанная: улыбка, лоб, лицо, глаза… это же Клод! «Петя, смотри — это вылитый Клод, как же я раньше не заметила?» Стала я с того дня приходить к портрету на свидание — такое добро он излучал. И Петьке тогда говорила: «Давай постоим чуть-чуть…» Потом однажды случайно встретила Андрея. Мы с ним пошли гулять, дошли до моего дома, я пригласила зайти в гости. Сидим, чай пьем, он мне рассказывает всякие небылицы, то ли врет, то ли правда, но смешно и очень здорово его слушать. Про то, как он в школе челюстями скрипел, чтобы обратить на себя внимание красивой девочки, а потом зуб-то и сломал. Про то, как больным прикидывался и Щукинское училище прогуливал, чтобы дома сидеть и обжираться в свое удовольствие. А потом и говорит: «Я однажды мышь убил у себя дома». А я ему: «Да как ты мог?» А самой смешно и мышь жалко. Он объясняет: «Так ведь она претендует на мою территорию, у нее места достаточно для проживания… Вызываю лифт, открываются двери и вместо пассажира — выбегает мышь!» Я спрашиваю: «А чем убил?» Он говорит: «Из пульверизатора для травли насекомых». Я про себя думаю: «Ага, из пульверизатора все-таки…» Потом стал рассказывать о том, как он служил в Театре Советской Армии. Как ковровые дорожки и диваны огромных размеров таскали всемером — это вместо военной-то службы! «А что ты там играл?» — спрашиваю. «Князя Мышкина!» — отвечает он, и дальше: про диваны, люстры, рулоны, про нянечек-билетерш, про розыгрыши и опять про люстры и диваны. А я вдруг смотрю ему на безымянный палец и вижу золотое кольцо. Так вот он с этим кольцом тогда чай у меня и пил, потом снял его. С тех пор тоже уже времени немало прошло.
Я часто прошу его песню одну исполнить. Он как затянет — мурашки по телу бегут!
Далеко, далеко я свободу искал.
И устал, я смертельно от жизни устал.
На чужой стороне побратался с бедой.
Понял я, что свобода моя лишь с тобой.
Нету свету, счастья нету посреди чужих людей.
Даже птице не годится жить без родины своей.
Я не знал, сам не знал, что так верен тебе.
О тебе тосковал безутешной тоской,
От тебя уходил к неизвестной судьбе,
Но не мог ни на час я расстаться с тобой.
Нету свету, счастья нету, посреди чужих людей.
Даже птице не годится жить без родины своей…
Правда, лучше самим послушать, как Андрюшка поет. А вообще людям надо любить и чтобы их любили. Все ради этого и об этом.
Москва, 2001
Иллюстрации
Прадедушка Алексей Александрович Коренев в возрасте гимназиста 2 класса, Ярославль
Прабабушка Елена Константиновна Соболева
Кореневы — групповой портрет до моего рождения. Слева направо вверху: настоящий мужчина — Гриша, красавица — Галина, папа, Машка и мама. Внизу: «гимназист» Шура — дедушка, Елена Константиновна — прабабушка, Марусенька — бабушка
10-летие редакции газеты «Правда»
Андрей Андреевич Константинов — мамин отец
Наташа Константинова — моя мама, 18 лет
Бабушка Мария Соркина
После лагеря и Колымы…
Моя шестилетняя мама — возраст, в котором она осталась без родителей, их посадили…
Алеша Коренев — мой папа
Брат и сестра — Алеша и Галя Кореневы
Любовь одноклассников (мама с папой)
…я и Машка
С мамой
Машка в расцвете
С двоюродными братьями: Вова (слева), Витя (справа)
На канале с папой
Пробы на первую картину «Вас вызывает Таймыр»
… период первой любви
Папины фотопробы на роль немца
Машины пробы на «Мосфильме»
Мама — кадр из кф «Черноморочка»
Мы обе попали в кино…
Павел Грушко — новый член семьи, муж Маши
Машка — молодая мама, ее сына зовут Кирилл
Я и Кончаловский
С В. Конкиным (пробы к «Романсу»)
«Романс». Сцена на барже
Под Серпуховом. «Романс»
…первая сцена. Женя Киндинов
Под Серпуховом. Счастье!
Трубач — И. Смоктуновский. Печаль
С И. Смоктуновским в телеспектакле «Цезарь и Клеопатра»