Нужно ли говорить, что мы… Ну да зачем об этом упоминать? Идиоты уже там, и что-то да выплывет. Препирательства можно оставить на потом.

Редакция

Памятка Дьюка № 9, 2 июля 1973 Джентльмены!

Это подтвердит прошлые предостережения, направленные мой в редакцию. Состояние др. Томпсона остается опасно нестабильным, а его очередные сообщения не оставляют сомнений в том, что он по-прежнему считает себя комментатором Rolling Stone по вопросам внутренней политики и в этом качестве умудрился договориться о вылете из Майами в Вашингтон, чтобы «освещать» остатние эпизоды слушаний по Уотергейту. Я понятия не имею, что на самом деле он имеет в виду под выражением «освещать», но телефонный разговор прошлым вечером с его врачами заставил меня серьезно задуматься. Он выйдет из камеры только в конце недели, но уже говорит «о насыщенном освещении». По словам врачей, общаться с ним в камере можно было лишь посредством подносимых к стеклу записок, но, подозреваю, у него там есть телефон, так как он, по всей очевидности, долго разговаривал с Краусом, Стедманом, Манкевичем и несколькими другими лицами. В понедельник, около половины четвертого утра, возле камеры был замечен некто, похожий на Крауса, и звонок агенту Стедмана в Лондон подтвердил, что Ральф вылез из своей берлоги на юге Франции и заказал билет на рейс Париж-Вашингтон на следующий четверг, в канун выписки Томпсона.

Манкевич, как водится, все отрицает, но я разговаривал вчера с Сэмом Брауном в Денвере, и он сказал, что в Вашингтоне поговаривают, дескать Фрэнк «ведет себя очень нервно» и «ящиками» заказывает «Дикую индейку» в магазине «Чеви Чейз Ликере». На мой взгляд, это говорит о том, что Фрэнк что-то знает. Вероятно, он разговаривал с Краусом, но по номеру Тима в Бостоне никто не отвечает, так что перепроверить я не могу.

* * *

Д. Скуэйн, специалист по кессонной болезни в Майами, говорит, что Томпсон «приемлемо вменяем» (что бы это ни значило) и что у врачей нет причин держать его в камере дольше пятницы. Мои настойчивые просьбы немедленно отправить его в Колорадо – если понадобится, под охраной – не были восприняты всерьез. Как вам известно, счет за его пребывание в камере уже перевалил за три тысячи долларов, и врачи не жаждут держать его там дольше, чем абсолютно необходимо. В ходе разговора с доктором Скейном вчера вечером у меня сложилось впечатление, что пребывание Томпсона в камере было для персонала определенно неприятным. «Я вообще не понимаю, почему он просто не скукожился и не помер, – сказал мне Скуэйн. – Только монстр способен выжить после такой травмы».

В его голосе я различил разочарование, но не видел причины спорить. Мы ведь уже это проходили, верно? И всегда одно и то же. В настоящий момент меня как де-факто личного опекуна Томпсона заботит лишь одно: как помешать ему впутаться в какие-либо серьезные неприятности, если он решительно намерен отправиться в Вашингтон.

А он, подозреваю, намерен, а это значит, что на счет Rolling Stone будут записаны огромные суммы. Напишет ли он что-то путное, значения не имеет, так как что бы он ни написал – если напишет, – к моменту появления в печати оно уже устареет. Даже Washington Post и New York Times, которые ежедневно (но с трехдневным опозданием) доставляют сюда, в Вуди-Крик, не способны состязаться со спонтанным, забивающим мозги ужасом, который изрыгает постоянно телевизор.

Например, в прошлую субботу я мирно занимался своими делами, следил за лавкой, так сказать, когда с экрана вдруг полилось поистине непристойное интервью Майка Уоллеса с Джоном Эрлихманом.

Мы с Джином Джонсоном, давним другом др. Томпсона и бывшим генеральным менеджером Aspen Wallposter, сидели на веранде, когда Сэнди позвала нас внутрь смотреть передачу. Лицо у Эрлихмана было таким ужасным, так очевидно выдавало человека, погрязшего во лжи и неумелых предательствах, что в нашем измученном состоянии почти невыносимо было его видеть.

– Только взгляни на него! – бормотал и бормотал Джонсон. – Два месяца назад этот гад заправлял страной. – Открыв пиво, он бухнул бутылкой о стол. – Не желаю больше слышать слово «параноик», черт побери! С меня этой хари достаточно!

Пошатываясь, он побрел к двери, тряся головой и бормоча:

– Черт бы меня побрал! Я этого не вынесу!

Сам я досмотрел интервью до конца, но не без проблем. Мне оно напомнило «Последний поворот в Бруклин» изнасилование шлюхи-извращенки, но я знал, что др. Томпсон в Майами тоже смотрит передачу и что она исполнит его ядом. Толика надежды не пустить его в Вашингтон в период нынешнего кризиса сгорела на углях интервью Уоллеса с Эрлихманом. Оно лишь подкрепило убеждение Томпсона, что Никсон обналичил свой чек, – и одного этого было достаточно, чтобы заманить его в Вашингтон на бодрствование у смертного одра.

Мой собственный прогноз на данный момент не столь категоричен, но факт остается фактом: я никогда не разделял радикальные политические воззрения др. Томпсона. Также мне пришло в голову, что пока в ходе заседаний не вскрылось ничего, что убедило бы кого-либо, кроме предвзятого фанатика, что с окончанием слушаний мир станет лучше. На мой взгляд, мы уже пожали истинные плоды этого спектакля: почти случайную кастрацию обезличенных воротил вроде Хальдемана, Эрлихмана и Тома Чарльза Хьюстона, молодого юриста-шакала из Индианаполиса, которого Никсон поставил руководить отделом сбора информации внутри страны.

Что этих гангстеров отстранили от власти на ближайшие три года, уже дает нам возможность вздохнуть свободно, на большее мы не можем и надеяться, учитывая характер окопавшейся (демократической) оппозиции. Теперь, когда высший эшелон его громил нейтрализован, сам Никсон опасности не представляет. Страшно подумать, что эти сволочи могли натворить, дай им еще три бесконтрольных года.

Даже беглого просмотра меморандума Белого дома «Подрывные элементы внутри страны и прочие враги Белого дома» (Билл Косби, Джеймс Рестон, Пол Ньюмен, Джо Неймет и др.) хватит, чтобы подорвать доверие к властям любого американца, менее либерального, чем Муссолини. Вот отрывок из памятной записки (от 21 сентября 1970) Гарри «Бобу» Хальдеману:

«Чего мы не сможем добиться в суде посредством уголовных обвинений, дабы положить конец деятельности ряда этих групп, Налоговое управление США добьется посредством административного преследования. Более того, в результате выборочных проверок ценная секретная информация может быть получена от самого Налогового управления».

Др. Томпсон, будь он на тот момент с нами и с выпиской от врачей о декомпрессии, мог бы предоставить свидетельство очевидца, в какой мере Федеральное налоговое управление и департамент казначейства были задействованы для оказания давления на идеологических врагов, включая его самого. И если показания Томпсона будут списаны как «предвзятые», можно потребовать показаний шефа полиции Аспена Дика Ричи, в чьем кабинетном сейфе до сих пор хранится нелегальный обрез, принадлежащий работавшему под прикрытием агенту казначейства США из Денвера, который облажался в своих попытках убедить др. Томпсона придумать вескую причину, почему он, Томпсон, должен уйти из предвыборной политики. Этот инцидент был упомянут вчера в «Баре Джерома» в Аспене, когда некий молодой репортер из Денвера заметил, что «Томпсон стал одной из первых жертв Уотергейтского синдрома… но никто это не признал, а, напротив, назвали паранойей».

Ладно… Это уже другая история, и рассказывать ее предоставим доктору. После трех месяцев в камере декомпрессии он, без сомнения, взвинчен до исступления. Его «Заметки из камеры декомпрессии» свидетельствуют об иссушающем мозг пыле, который, будем надеяться, он в ближайшее время окоротит. Некоторые из этих «Заметок» я прилагаю здесь как нередактированное свидетельство того, что, невзирая на трагическое увечье, проистекающее от тяжелого приступа кессонной болезни, он все еще с нами.

В завершении остаюсь… ваш в Страхе и Отвращении

Рауль Дьюк, спортивный редактор

ОТ РЕДАКТОРА