Да и я на данный момент миндальничать не склонен. Последняя вспышка была, наверное, излишней, ну да какого черта. Пусть пьют прочистку для труб «Драно», если шуток не понимают. Мне надоело во всем этом копаться.

Текст, начавшийся как краткая и стильная эпитафия моему якобы бывшему трехсотфутовому адвокату-самоанцу, давно уже отбился от рук. Даже Оскару не понравился бы некролог без конца, во всяком случае, пока его не объявили бы юридически покойным, а на это потребуется еще четыре года.

До тех пор – и, вероятно, еще долго – ручьи слухов не пересохнут благодаря обилию бюллетеней, предостережений и прочих дурацких сплетен о том, как недавно видели Бурого Бизона. Как минимум один раз его засекут за покупкой девятилетних девочек из клеток на белом невольничьем рынке в Калькутте, а еще – в Хьюстоне за стойкой бара в заведении на Саут-Мейн, когда-то называвшемся «Голубая лиса». Или, может, снова на пути в Бимини. Вот он, Бурый Бизон, гордо стоит на задних ногах в кабине пятидесятифутовой «сигареты» с серебристым «узи» в одной руке и двумя квартами герыча в другой, вечно гонит на девяноста милях без огней и во все кровоточащее горло вопит хрень из Ветхого Завета…

Может статься, однажды безлунной ночью, когда павлины визжат в течке, он даже объявится внезапно у меня на веранде в Вуди-Крик. Но как раз этому призраку в моем доме всегда рады, пусть даже он накачан кислотой, а на шее у него ожерелье из личинок.

Оскар был одним из прототипов самого Господа Бога: вздрюченный, наадреналиненный мутант, не предназначенный для массового производства. Он был слишком странен для жизни и слишком редок для смерти. И, по-моему, большего в данный момент о нем и не скажешь. Какое-то время большим искушением было позвонить бедолаге Дрейку в Кокосовую рощу и покопаться в той безумной байке про Оскара и битву в заливе Бискейн, которая закончилась по меньшей мере одним убийством и полным уничтожением скоростной яхты за сорок восемь косарей, но, думаю, сейчас мне это ни к чему.

И не только мне. Впрочем, и Оскар Зета Акоста никому не нужен. И Rolling Stone. И Джимми Картер или Хинденберг… или даже алмаз Слоут.

Господи! Неужели в мире нет уважения к совершенно бесполезным мертвецам?

По все видимости, нет… и Оскар был юристом, сколь бы ни неприятно ему было под конец это признавать. У него было циничное отношение юриста к Истине, которая, как он считал, далеко не так важна остальным, как ему самому. И он никогда не был так яростен и опасен, как в минуты, когда полагал, что ему лгут. Концепция истины его никогда особо не интересовала, ему не было дела до того, что он называл «дурацкими абстракциями белых».

Те жалкие писаки, что за корку хлеба

Журнальных пасквилей нагородят до неба.

Лорд Байрон

Правда была для Оскара орудием и даже оружием, без которого он, по собственному убеждению, не мог обойтись, -хотя бы потому, что тот, у кого ее больше, рано или поздно попытается врезать ему ей по голове. Правда была для Оскара силой и властью, такой же материальной, как пачка стодолларовых банкнот или унция чистого ЛСД-25. Его формулой выживания в мире, полном богатых фашистов-габачо, был замкнутый круг: правда принесет ему власть, которая купит свободу поднять напичканную кислотой башку и гордо гулять с Королем, а это, в свою очередь, еще более приблизит его к правде жизни.

Оскар в свою формулу верил – она его и доконала.

Я старался предостеречь алчного гада, но он был слишком параноидален, чтобы слушать. Ведь на самом деле он был глупым, злобным шарлатаном без тени морали и с душой акулы.

Нам без него лучше. Рано или поздно его все равно пришлось бы усыпить. И теперь, когда он (пусть и не официально) объявлен умершим и не путается под ногами, мир стал лучше.

Никто не станет по нему скучать, кроме, может, Жирного города, где всякий свет чуть померк, когда мы узнали, что Бурый Бизон наконец откинул копыта.

Живым полагается уважением, покойным – только правда.

Вольтер

Rolling Stone, № 254, 15 декабря, 1977

"Чел, когда тебе было пятнадцать или шестнадцать, неужели ты думал, что станешь "ангелом ада"?Как же меня занесло к вам, ребята ?.. Господи, я же уволился из армии, вернулся в Ричмонд, начал гонять на байке в цивильных штанах и чистых спортивных рубашках, даже шлем у меня был. А потом встретил вас. Делался все грязнее и грязнее, дыры да струпья. Ну кто бы в это поверил ? Потом потерял работу, начал все время проводить либо в пробеге, либо к пробегу готовясь. Черт, до сих пор не верится«.

Толстяк Д., ричмондский «ангел ада»

«Чё ты хошь сказать этим „правильно“? Нам главное, что правильно для нас. У нас свои понятия о „правильно“».

Погрязший в философии «ангел ада»

По словам Френчи, пробег стартует в восемь утра из «Эль хибара», кабака на Восточной Четырнадцатой в Окленде. (До осени 1965 «Эль хибара» была неофициальной штаб-квартирой оклендского отделения и центром всей активности «ангелов ада» в северной Калифорнии, но в октябре кабак снесли, чтобы залить бетонную парковку, и «ангелы» перебрались назад в «Клуб грешников».)

Вчерашние прогнозы погоды предсказывали палящий зной по всему штату, но рассвет в Сан-Франциско был типично туманным. Я проспал и, выскочив в спешке, забыл фотоаппарат. На завтрак времени не хватило, но я успел затолкать в себя сэндвич с арахисовым маслом, забрасывая вещи в машину: спальник и холодильник для пива на заднее сиденье, диктофон на переднее, незаряженный «люгер» под сиденье водителя. Обойму я оставил в кармане, сочтя, что она может пригодиться, если дело примет непредвиденный оборот. Карточки прессы вещь полезная, но когда начнется заварушка, лучший пропуск – это пистолет.

К тому времени когда я запер дверь квартиры, было почти восемь, и где-то на укутанном туманом мосту Бей-бридж между Сан-Франциско и Оклендом я услышал первую радиосводку:

«Сегодня утром городок Басс-Лейк готовится к нашествию пользующейся дурной репутацией банды „Ангелы ада“. Тяжеловооруженные полицейские и помощники шерифа размещены на всех дорогах, ведущих к Басс-лейк. Шериф округа Мадера Марлин Янг сообщил, что в состояние боевой готовности приведены вертолеты, а также сотрудники служб быстрого реагирования. Другие силы правопорядка в округе, включая полицейских с собаками округа Керн, были оповещены и при необходимости готовы вмешаться. По недавним сообщениям, „ангелы ада“ скапливаются в Окленде и Сан-Бернардино. Оставайтесь с нами в ожидании дальнейшего развития событий».

Среди тех, кто тем утром специально настроился на эту волну, было несколько тысяч безоружных налогоплательщиков, собиравшихся провести выходные в окрестностях Басс-Лейк и в Йосемитском национальном парке. Они только что выехали, большинство еще сонные и раздражительные после лихорадочных сборов и подстегивания детей, чтобы завтракали скорее, когда из треска статики сложилось предостережение, дескать, они направляются в то самое место, которое вскоре может превратиться в зону боевых действий. Они читали про Лаконию и прочие выходки «ангелов ада», но в печати угроза всегда казалась далекой – да, жуткой и по-своему реальной, но не вызывала того страха с кислым жжением в желудке, который приходит с пониманием, что на сей раз дело касается тебя. Завтра газеты будут рассказывать об избитых и запуганных не за несколько тысяч миль, а именно там, где ты собираешься провести уик-энд с семьей.

* * *

Мост запрудили отдыхающие, решившие выехать пораньше. Я опаздывал минут на двадцать-тридцать, и когда добрался до касс пошлинного сбора у оклендского конца моста, спросил кассира, не проезжал ли до меня кто-то из «ангелов ада».

– Сукины дети вон там, – он махнул куда-то.

Я не знал, о чем он, пока ярдов через двести за пропускным пунктом не проехал вдруг мимо большого скопления людей и мотоциклов, сгрудившихся вокруг серого пикапа со свастикой на боку. Они словно бы материализовались из тумана, и это зрелище плохо сказывалось на дорожном движении. На мосту семнадцать пропускных ворот на восток, и проезжающие их машины расходятся всего на три полосы, иными словами, все толкаются за лучшее место на коротком скоростном отрезке шоссе между кассами и разделительными щитами в полумиле от них. Даже в ясный день этот отрезок опасен, но туманным субботним утром и с жутким спектаклем, маячившим впереди, толчея была хуже обычной. Вокруг меня выли гудки, машины заносило, водители сбрасывали скорость, головы рывком поворачивались вправо. Нечто подобное обычно происходит рядом с местом крупной аварии, и многие водители тем утром свернули не на тот съезд, засмотревшись на чудовищный митинг, о котором, если бы они слушали радио, их предупредили всего несколько минут назад. А теперь угроза замаячила перед ними во всей своей вонючей, татуированной красе.