С тех пор порядок действий не слишком изменился. Прошлой зимой лидер крестьян Уго Бланко организовал неподалеку от города, в долине Конвенсьон, индейскую военизированную группировку, с которой совершил серию налетов. Приблизительно в то же время имели место забастовки и потасовки на принадлежащих США шахтах Серо де Паско.

Но феномен не ограничен ни шахтами, ни одним только Перу. Он встречается и в сельской местности, и в других странах, на чью территорию приходятся Анды, – в Эквадоре и Боливии. Из всех трех только Боливия попыталась интегрировать индейцев в жизнь страны. Перу предпринял несколько нервных и нерешительных шагов, а Эквадор почти ничего не сделал.

А ведь население трех стран насчитывает в сумме 18 500 000, из которых белых около десяти процентов. Приблизительно сорок процентов – чистые индейцы, остальные – смешанных кровей – cholos или mestizos. Если индейцы и cholos объединятся и войдут в свою полную силу, Южная Америка уже никогда не будет прежней.

* * *

Тем не менее коммунизм не единственное учение или пристрастие, способное подвигнуть обычно мирных индейцев к насилию. Еще одно – крепкое пиво chicha, андский ответ самодельному алкоголю, которое пьется в огромных количествах. В отчете антропологической экспедиции в Боливии 1953 г. значится, что в год в одной провинции выпивается по девятьсот семьдесят девять бутылок на каждого взрослого, мужчину или женщину, – то есть приблизительно по две с половиной бутылки в день.

Еще один источник возмущений – крайний консерватизм. Один пример. Прошлой осенью в Эквадоре бригада по улучшению санитарных условий Индейской миссии в Андах, спонсируемой ООН, была атакована индейцами, которым сказали, что эти люди «агенты коммунистов». Врач и его помощник были убиты, тело врача сожжено. Эквадорская пресса, настаивая, что коммунисты уж никак не могли сказать индейцам, что сотрудники ООН были «агентами коммунистов», назвала инцидент «трагическим последствием соперничества крайне правых и крайне левых за поддержку индейцев».

В этом инциденте и других ему подобных обвинили консервативные элементы, сопротивляющиеся земельной реформе или какому-либо еще изменению статус-кво. Пример Боливии показал: едва индеец начинает голосовать, у него нет общих целей с крупными землевладельцами или промышленниками. А потому для сохранения статус-кво надо, чтобы индеец и дальше был невежественным, больным, нищим и политически бессильным.

* * *

И индейцы, живущие по большей части на голом плато на высоте от десяти тысяч футов над уровнем моря в Эквадоре и на высоте до пятнадцати тысяч футов в Боливии (для сравнения Денвер находится на высоте 5280), на удивление восприимчивы к такому консерватизму. С самого разрушения их империи в середине шестнадцатого века индеец считал, что все изменения только к худшему – кроме иногда тех, за которые выступают вдохновленные коммунистами «крестьянские лидеры».

Согласно одной прекрасной индейской традиции, ныне отмирающей, всех приезжих встречают градом камней, потому что они неизменно несут с собой беды. До очень недавнего времени прибытие любого человека «по официальному делу» могло означать, что все население деревни, возможно, отправят до конца дней работать на шахте.

Даже когда его убедят, что ему стараются помочь, индеец не склонен менять свои привычки. Арнальдо Санхинес, боливиец, работающий на «Панамериканскую сельскохозяйственную службу» в Ла-Пасе, рассказывает, как остановился на крошечной ферме, чтобы продемонстрировать стальной плуг индейцу, пользовавшемуся плугом таким, какой его предки использовали пятьсот лет назад. Старик испробовал новый плуг и явно был убежден в его превосходстве, но в конечном итоге отдал его назад.

– Э, сеньор, – сказал он, – это прекрасный плуг, но мне нравится мой старый деревянный, и, думаю, я с ним и помру.

* * *

Мистер Санхинес грустно качает головой, говоря о двенадцати годах, которые он проработал на Службу, стараясь убедить индейцев отказаться от старинных методов земледелия. Главное препятствие, говорит он, что индеец живет почти полностью вне денежной экономики: он существует, как и существовал всегда, за счет натурального обмена. Один индеец, пройдя много миль до деревенской ярмарки, сказал по возвращении домой, что у него обманом выманили весь товар, потому что за него он получил деньги.

Тем не менее есть четкое различие между «городскими индейцами» и теми, кто остается в горах. К югу от Боготы андские города запружены индейцами-нищими, которые без зазрения совести ложатся на мостовые и хватают за ноги тех прохожих, которые кажутся им состоятельными.

Одна из самых эффективных групп, работающих сейчас с боливийскими индейцами, – «Отцы из Маринолла», католическая миссия, базирующаяся в Ла-Пасе. Один священник говорит: «У Боливии нет шансов, если только индейцы не станут частью общества. Кое-какой прогресс у нас налицо, во всяком случае, больший, чем у других. В Перу и Эквадоре ограничиваются лишь необходимыми уступками».

В 1957 г. отец Райан, один из ветеранов миссии, основал «Радио Пеньяс», которое транслирует уроки испанского для миллионов индейцев, говорящих только на кечуа или аймара. Благодаря трем тысячам приемникам с фиксированной частотой, переданным в дар нью-йоркским универмагом «Блумингдейл», «Отцы» за последние пять лет научили государственному языку около семи тысяч индейцев. Они транслируют по одному уроку в день, но трудно заставить индейцев включать радио в нужный час, потому что время они определяют по солнцу.

Фокус «индейской проблемы» – Перу, тот самый золотой магнит, который привел в шестнадцатом веке испанцев в Южную Америку. (За первые полгода завоевания Фансиско Писарро и его люди награбили из храмов инков золотых украшений более чем на двадцать миллионов долларов, а затем, расплавив, отправили домой в Испанию.) Перу стала сценой самых кровавых битв завоевания. В Перу Писарро решил строить Лиму, свой «Город королей», откуда испанские вице-короли правили Андами, пока их не выгнали в 1821 г.

* * *

Сегодня «богатство Андов» уже не золото, а политическая сила, дремлющая в индейском населении. Этим объясняется долгая и ожесточенная борьба за поддержку индейцев между коммунистами Перу и Американским народно-революционным альянсом (АНРА), политической партией с самой большой избирательной базой в стране.

Боливийская революция 1952 года отчасти разрешила индейскую проблему в стране: дала индейцам землю, право голосовать и, по меньшей мере, хоть какую-то возможность влиять на правительство. И в Эквадоре непосредственной угрозы нет: до точки кипения там еще несколько лет.

Но в Перу напряжение велико как никогда, и фокусная его точка – здесь, в Куско. И тот, кто здесь завоюет себе поддержку индейцев, будет не только править Перу, но и влиять на происходящее в Боливии и Эквадоре.

Впрочем, сегодня в Куско туристы еще бродят по улицам и платят оборванным индейцам, чтобы те позировали перед камерами. Они все еще садятся на крошечный поезд до Мачу-Пикчу, чтобы посмотреть на прославленные ruinas, еще сидят в старом комфортабельном отеле и пьют Pisco Sour. И индейцы еще стоят под окнами, но, если судить по недавним событиям, начинают уставать от того, что перед ними опускают жалюзи.

National Observer, 10 июня, 1963

Рио-де-Жанейро

Бразильская полиция славится своей терпимостью, а про бразильскую армию говорят, что она самая уравновешенная и демократически настроенная во всей Латинской Америке, но в последние недели водворение «справедливости» приобрело новый характер, и многие задаются вопросом, ради чего собственно существуют полиция и армия.

Недавно ночью, когда температура была нормальной – девяносто пять градусов – и по всему городу гудели кондиционеры, одного американского журналиста разбудил в половину пятого утра телефонный звонок. Позвонил его друг из ночного клуба в районе Копакабана.

– Давай сюда! Как можно скорей! – кричал друг. – Тащи камеру! На улицах солдаты с автоматами! Они разнесли «Домино» и убивают людей прямо под стеной бара, где я сижу! Мы заперли дверь, но ее могут выбить!