Господи помилуй, телетайп! Что Никсон и его команда пользуются им, а не более компактным, быстрым и универсальным (и переносным) моджо-тайпом, было высшим оскорблением: сразу после вопиющей обиды, которую я испытал, когда увидел, что мое имя не включено в бесславный «Список врагов Белого дома».
Такому калечащему недосмотру я предпочел бы даже мстительную налоговую проверку. Иисусе! Какие идиоты составляли этот список? Как мне показаться в «Джероме», когда в Аспене, наконец, прознают, что меня там нет?
По счастью, «Список» составлялся летом 71-го, а это отчасти объясняет, почему моего имени там нет. Лишь осенью 72-го я начал называть Никсона в национальной прессе лоточником-подонком и вервольфом в гоне, само существование которого было (и остается) раковой опухолью американской политической традиции. Каждая реклама, какую издатели подготовили к моей книге о кампании 1972 г., начиналась с яростных нападок на все, что надеялся воплотить или отстаивать Ричард Никсон. Этот человек – ходячее оскорбление роду человеческому и особенно (как однажды заметил Бобби Кеннеди) тому высокому, оптимистичному потенциалу, который питал людей вроде Джефферсона и Мэдисона и который Эйб Линкольн однажды назвал «последней надеждой человека».
Слабым утешением служит то, что мое отсутствие в «Списке» 71-го связано скорее со временем и отказом Рона Зиглера читать Rolling Stone, чем с весомостью всего, что я сказал или написал про нашего злобного гада.
В конце-то концов, среди аккредитованных журналистов, освещавших президентскую кампанию 1972 года, никто, кроме меня, Никсона с Адольфом Гитлером не сравнил. Я был единственным, кто назвал его прирожденным гангстером, жучком с совестью торговца подержанными автомобилями. И когда эти тошнотворные эксцессы отцензурировали дрессированные журналисты Белого дома, я усугубил свои заигрывания с дурным вкусом, назвав корреспондентов Белого дома бандой глупых потаскух и овец, у которых смелости не хватит даже поспорить с Роном Зиглером, который заставлял их плясать под фальшивую дудку Никсона, пока не стало вдруг модным видеть в нем наемного лжеца, каким он был с самого начала.
Суть моих сетований – помимо того, что меня не включили в «Список», – коренится в обиде на непризнание (даже со стороны Зиглера) оскорблений, которыми я забрасывал Никсона до того, как его свалили. Дело в журналистской этике, возможно, даже в «спортивном духе», и я отчасти горжусь, зная, что пинал Никсона до того, как он рухнул. Не после, хотя я и это планирую, как только представится шанс.
Вины я за это испытываю не больше, чем если бы поставил на кухне мышеловку, уж конечно, не больше, чем Никсон, нанимая какого-нибудь головореза вроде Гордона Лидди, чтобы подставить меня, выдвинув обвинение в уголовном преступлении, окажись мое имя в его «Списке».
Когда документик подновят, я планирую в нем быть. Мой юрист уже сейчас, в преддверии склоки, подготавливает мои налоговые декларации. Когда выйдет следующий список «Врагов Белого дома», я хочу там быть. Через десять лет мой сын ни за что меня не простит, если я не сумею обелить мое имя и не окажусь официально среди тех, кого Ричард Милхауз Никсон считает опасным.
Дик Так со мной согласен. Он как раз смотрел телик у меня на кухне, когда Сэм Дональдсон начал зачитывать «Список» по телеканалу ABC.
– Срань господня! – пробормотал Так. – Нас там нет.
– Не волнуйся, – мрачно отозвался я. – Мы там будем.
– Что мы можем сделать? – спросил он.
– Выбьем пробку. Не волнуйся, Дик. Когда выйдет следующий список, мы там будем. Я тебе гарантирую.
Др. Хантер С. Томпсон. Хамские комментарии из камеры декомпрессии в Майами, июнь, 1973
от кого: Рауля Дьюка, спортивного редактора КОМУ: Редакционному совету
КОПИЯ: Юридический отдел, Финансовый отдел, Служба безопасности и т.д.
ТЕМА: Неминуемое освобождение др. Томпсона из камеры декомпрессии в Майами и вероятная неспособность Спортивной редакции или кого-либо еще контролировать его передвижения, особенно в связи с непродуманным планом перевести редакцию внутренней политики назад в Вашингтон и привезти из Лондона Ральфа Стедмана, чтобы чинить проблемы на слушаниях по Уотергейту…
ОТ РЕДАКТОРА
Следующий внутрикорпорационный меморандум прибыл по моджо-тайпу из Колорадо незадолго до сдачи этого номера в печать. Те, кого он потенциально поверг бы в отчаяние, встретили его со смешанным чувством. И в связи с возможными осложнениями мы сочли своей обязанностью подготовить объяснение на скорую руку. В основном для тех, кто так и не понял истинное место Рауля Дьюка (который официально занимает должность спортивного редактора), и также для многочисленных читателей, чьи попытки связаться с др. Томпсоном по почте, телефону или при помощи прочих средств не принесли плодов.
Обстоятельства исчезновения др. Томпсона с глаз общественности на протяжении нескольких месяцев были тщательно оберегаемым секретом. В последнюю неделю марта, вскоре после странного столкновения с Генри Киссинджером «на отдыхе» в Акапулько, др. Томпсон едва не утонул, когда в его баллонах внезапно кончился воздух, пока он нырял за черными кораллами у мексиканского побережья Юкатана на глубине около трехсот футов. По словам очевидцев, быстрый подъем с такой глубины обернулся почти смертельным приступом кессонной болезни, из-за которой пришлось спешно зафрахтовать среди ночи чартерный самолет, чтобы доставить др. Томпсона в ближайшую камеру декомпрессии, которая нашлась в Майами.
В камере декомпрессии, округлой стальной камере двенадцати футов в диаметре, др. Томпсон почти три недели провел без сознания. Когда он наконец пришел в себя, общение с ним было возможно только через треснувшую трубку громкоговорителя и посредством кратких записок, подносимых к стеклу оконца. По его настоянию в камере был установлен телевизор, и путем крайне сложных маневров он исхитрился смотреть слушания по Уотергейту, но в связи с опасной разницей атмосфер мог лишь передавать бессвязные заметки о своих впечатлениях своему давнему другу и товарищу Дьюку, который немедленно прилетел в Майами за свой счет.
Когда стало очевидно, что др. Томпсон не выйдет из камеры до конца своих дней, Дьюк оставил его в Майами (где ему легко дышалось с телевизором и несколькими блокнотами) и вернулся в Колорадо, где провел последние три месяца, занимаясь личными и прочими делами доктора, а кроме того, закладывая основу его предвыборной кампании за место в сенате в 1974 году.
Это была знакомая роль для Дьюка, который с 1968 г. – после четырнадцати лет выдающейся службы в ЦРУ, ФБР и в отделе сбора информации полицейского управления города Питсбурга – был близким другом и советчиком др. Томпсона. С тех пор как он поступил к др. Томпсону, его обязанности по понятным причинам были очень и очень многосторонними. Его называли «экспертом по оружию», «литературным негром», «телохранителем», «пиарщиком» и «бессердечным водопроводчиком».
«В сравнении с тем, что я сделал для Томпсона, – говорит Дьюк, -и Гордон Лидди, и Говард Хант просто обдолбанные молокососы».
Из данного меморандума следует, что Дьюк немало времени провел в Колорадо, где смотрел телетрансляции слушаний по Уотергейту, но также и очевидно, что его предварительные выводы сильно отличаются от тех, к каким пришел др. Томпсон со своей, надо признать, исключительной позиции в камере декомпрессии в центре Майами.
Редакция Rolling Stone в настоящее время предпочитает оставить без комментария оба эти мнения, равно как и кошмарную бурю кассовых чеков и инвойсов, поданных Дьюком в связи с данным сомнительным меморандумом. Тем не менее, сообразуясь с нашей давней традицией, мы ставим интересы общества (в данном случае публикацию меморандума Дьюка) много выше наших неизбежно приземленных свар из-за стоимости завтрака или ланча.
Нижеследующее – бессвязная смесь официальных сообщений Дьюка для нашей редакции и «Заметок по Уотергейту» Томпсона (переданных нам Дьюком) из камеры декомпрессии в Майами. Хронология не вполне последовательна. Например, первая записка Дьюка отражает его заботу и тревогу из-за решения др. Томпсона уехать из Майами, как только врачи подтвердят его способность функционировать при нормальном давлении, и направиться прямо в жестокую и политически взрывоопасную атмосферу Вашингтона, округ Колумбия. В отличие от Дьюка др. Томпсон как будто слепо одержим ежедневными деталями слушаний по Уотергейту. И как следует из данного меморандума, др. Томпсон поддерживал постоянный контакт (по словам врачей, наблюдавших за его камерой декомпрессии, вопреки физической и психологической реальности) со своими давними союзниками по предыдущей кампании Тимом Краусом и Ральфом Стедманом. Полученный не далее как вчера инвойс из отеля «Уотергейт» показывает, что некто заказал номера люкс на верхнем этаже с видом на реку на имя «Томпсон, Краус и Стедман». Четыре соседних номера за $ 277 в день с длинным перечнем спецоборудования и авторизацией на неограниченное обслуживание внутри отеля.
