* * *

Слово «hip» переводится приблизительно как «башковитый» или «в теме». Хиппи – тот, кто «знает», что происходит на самом деле, и приспосабливается, отшучивается или погружается с упоением. Хиппи презирают суррогаты: они хотят быть открытыми, честными, любящими и свободными. Они отвергают пластмассовую претенциозность Америки XX века, предпочитая вернуться к «естественной жизни», к Адаму и Еве. Они отвергают какое-либо сродство с поколением битников на том основании, что «эти лабухи были сплошной негатив, а у нас все позитивно». Еще они отвергают политику, которая «просто очередные игры». И деньги они тоже не жалуют, как и любого рода агрессию.

Писать о Хайт-Эшбери трудно именно потому, что те, с кем есть смысл разговаривать, так или иначе вовлечены в торговлю наркотиками. У них есть веские причины не доверять любознательным чужакам. Одного двадцатидвухлетнего студента недавно приговорили к двум годам тюрьмы за то, что рассказал работающему под прикрытием агенту, где купить марихуану. Пароль на Хайт-Эшбери – «любовь», но образ жизни – паранойя. Никому не хочется в тюрьму.

При этом марихуана повсюду. Ее курят на тротуарах, в забегаловках, в припаркованных машинах или на газонах в парке «Золотые ворота». Почти любой на улице в возрасте от двадцати до тридцати лет – наркоман, то есть употребляет либо марихуану, либо ЛСД, либо и то и другое. Отказываясь от предлагаемого «косяка», рискуешь, что на тебя повесят ярлык «шпика», агента из отдела по борьбе с наркотиками – угрозу почти всем и каждому.

За вычетом нескольких громких исключений, только молодые хиппи считают себя новой породой. «Совершенно новая штука на планете, чувак». Бывшие битники, многие из которых сейчас зарабатывают на происходящем, склоняются к мысли, что на самом деле хиппи – это битники второго поколения и что все истинное на Хей-Эшбери вот-вот поглотит (как это было в Норт-Бич и Виллидж) волна паблисити и коммерции.

Хайт-стрит, Великий Белый Путь того, что местные газеты называют «Хиппилэндом», уже испещрена лавочками для туристов. Мало кто из хиппи может позволить себе сандалии за двадцать баксов или «модный прикид» за шестьдесят семь пятьдесят. Не по карману им и входной билет за три с половиной доллара в «Концертный зал Филмор» и «Бальный зал Авалон», двойную утробу «психоделического рока Сан-Франциско». И «Филмор», и «Авалон» каждые выходные битком набиты как-бы-хиппи, которые готовы платить за музыку и спецэффекты. На танцполе всегда есть россыпь настоящих, голоногих, сумасшедших хиппарей, но мало кто из них платит, чтобы попасть внутрь. Они приезжают вместе с музыкантами, или у них хорошие связи.

Ни до одного из танцдворцов из Хэшбери пешком не добраться, особенно если ты укурен, а поскольку мало у кого из хиппи есть контакты во властной структуре психоделики, вечера и ночи на уик-энд они проводят слоняясь по Хайт-стрит И закидываясь кислотой на чьем-нибудь флэту.

Кое-какие рок-группы дают концерты в парке «Золотые ворота» ради тех своих, кому не по карману идти танцевать. Но помимо случайных хэппенингов в парке, в Хэйт-Эшбери практически нечего делать – во всяком случае, по обычным меркам. Домашние увеселения состоят из Вечеринок голышом, на которых приглашенные расписывают друг друга. Нет хиппи-баров и лишь один ресторан, уровнем чуть выше столовой или закусочной-стоячки. Так выглядит культура наркотиков, где выпивка не нужна, а в еде видят необходимость, на которую тратят как можно меньше. «Семья» хиппи готова часами возиться на общей кухне с экзотической кашей или карри, но мысль заплатить три доллара за обед в ресторане даже не возникает.

Одни хиппи работают, другие живут на деньги, которые им присылают из дома, третьи – попрошайки на полный рабочий день. Главный источник дохода хиппи – почтовая служба. Сортировка писем, например, не требует ни усилий, ни мыслей. Хиппи по имени Адмирал Любовь из «Психоделических рейнджеров» разносит по ночам заказные письма. Адмиралу за двадцать, и он зарабатывает достаточно, чтобы содержать квартиру хиппи помоложе, которые зависят от него по части хлеба насущного.

На Хайт-стрит есть также агентство по трудоустройству хиппи, и любой, кому нужны работники на полдня или что-то конкретное, может позвонить туда и заказать столько фриков, сколько ему нужно: выглядеть они, возможно, будут странновато, зато, как правило, обладают большей квалификацией, чем «временная обслуга», к тому же с ними гораздо интереснее.

Те хиппи, кто не работает, без труда может перехватить доллар-другой, попрошайничая на Хайт-стрит. Свежий приток любопытных оказался огромным плюсом для легиона психоделических нищих. За несколько дней прогулок по окрестностям ко мне так часто тянули руки, что я начал носить в карманах запас четвертаков, чтобы не пришлось спорить из-за мелочи. Попрошайки обычно босоноги, всегда молоды и никогда не извиняются. «Собранное» используется сообща, поэтому им кажется логичным требовать от чужих, чтобы те поделились с ними.

Лучшее шоу на Хайт-стрит – обычно на тротуаре перед «Дрог-стор», новой кофейней на углу Мейсоник-стрит. Ревю хиппарей в «Дрог-стор» идет круглые сутки. Номера спорадично меняются, но никому нет дела. Тут всегда имеется по меньшей мере один волосатик в солнечных очках, играющий на дудочке. Он будет либо в плаще а-ля Дракула, либо в балахоне буддистского монаха, либо в костюме индейца-сиу. Будет еще и волосатый блондин в ковбойской шляпе и куртке с пайетками, когда-то принадлежавшей старшему барабанщику на параде Роуз Боул 49-го года. Он будет играть на бонго. Рядом с барабанщиком – оглушенного вида герла в белой блузке (но без бюстгальтера) и синтетической мини-юбке, которая будет хлопать в такт себя по коленке.

Эта троица – ядро шоу. В помощь им появляется звездный каст фриков, все как один укуренные. Последние разваливаются на тротуаре, подергиваясь и лепеча под музыку. Время от времени кто-нибудь из аудитории выпадает к ним присоединиться: может, «ангел ада» или какой-нибудь заскорузлый, увешанный цепями самозванец, у которого никогда в жизни не было мотоцикла. Или, скажем, деваха в газе, или худой чувак с безумным взглядом, у которого девять дней назад был передозняк на кислоте и который превратился в ворона. Для тех, кто приехал наскоро обозреть Хэшбери, ревю в «Дрог-стор» – обязательная достопримечательность.

* * *

Большинство стоящих мероприятий закрыто для тех, у кого нет доступа к наркотикам. Есть четыре-пять баров, где может расслабиться нервный турист, но один – лесбийский, другой – пристанище злобных с виду фетишистов в коже, а остальные – старые кабаки, полные мрачных пьяниц средних лет. До эры хиппи на Хайт-стрит было три хороших негритянских джаз-бара, но они скоро вышли из моды. Кому нужен джаз или даже пиво, когда можно сесть на обочине, сунуть в рот таблетку и часами слушать фантастическую музыку у себя в голове? Капсула хорошей кислоты стоит пятак, и за эту сумму можно услышать Вселенскую симфонию с Господом Богом у микрофона и Святым Духом на барабанах.

Из-за наркотиков развлечения в Хэшбери формально устарели, но лишь до тех пор, пока кто-то не придумает что-нибудь подходящее к новому стилю предместья. Этим летом состоится открытие нового кинотеатра «Стрейт» (в прошлом «Театр Хейт»), в котором будут показывать гомосексуальное кино, проходить собрания, концерты, танцы.

– Это будет своего рода культурный центр общины хиппи, – говорит Брент Дэнджерфилд, молодой радиоинженер из Солт-Лейк-сити, застрявший в Сан-Франциско по пути к рабочему месту на Гавайях и ставший партнером в «Стрейт».

Когда я спросил, сколько ему лет, он на минуту задумался.

– Двадцать два, – сказал он наконец, – но раньше мне было много больше.

Еще одним новым дивертисментом, возможно, станет автобусный маршрут хиппи: взад-вперед по Хайт-стрит будет ходить фаголовский автобус 1930-х, громыхающая развалюха, которая вполне сошла бы за первый в мире жилой трейлер. Однажды я прокатился в нем с водителем, молодым хиппи по имени Тим Тибо, который с гордостью показал ванную под одним из задних сидений. Автобус стал событием даже на Хайт-стрит: люди останавливались, показывали пальцем, кричали «ура» и улюлюкали, а мы громыхали мимо, направляясь – да никуда. Тибо нажимал на гудок и махал из окна. По его словам, он родился в Чикаго, но когда уволился из армии, заскочил в Сан-Франциско и решил остаться. На тот момент он жил на пособие по безработице и его планы на будущее были туманны.