Только в три часа ночи, прочитав и подписав все составленные протоколы, я вернулась домой в сопровождении двух сотрудников милиции. Еще находясь в отделении, я позвонила домой и сообщила дочери, что со мной произошло. Попросила ключ из двери не вынимать, спать чутко, потому что я скоро вернусь.

На прощанье сотрудники посоветовали мне на всякий случай запереть дверь на оба замка и пообещали, что завтра со мной обязательно свяжется следователь, который и будет вести мое дело.

Я сделала еще одну попытку остановить кровь, намазав рассеченное место какой-то вонючей, но эффективной мазью. Поверх мази я налепила пластырь, который мне одолжили в отделении вместе с советом соединить края раны и зафиксировать их в таком состоянии. Раздевшись, я внимательно изучила остальные повреждения. Левая половина задницы выглядела так, как будто внутрь запихнули кокосовый орех, сидеть было совсем невозможно, а для того, чтобы лечь, приходилось совершать ряд последовательных движений, выполняемых медленно и осторожно. Большим сюрпризом оказалась болезненная ссадина на правой коленке. Этому факту я до сих пор, спустя почти два года после описываемых событий, не нашла внятного объяснения: как можно было, падая, одновременно удариться левой ягодицей и правой коленкой.

Заснуть так и не удалось, мозг сверлила мысль об украденном телефоне, о кредитной карточке, оказавшейся в руках злоумышленников (правда, утешал тот факт, что накануне я сняла с нее все наличные деньги, чтобы заплатить взнос по кредиту).

С семи утра я была на ногах и первым делом оповестила банк и мобильного оператора о ночном происшествии.

Далее я развила бурную деятельность. За день мою квартиру посетила целая толпа разнообразных профессионалов. Первым появился специально обученный человек, сменивший замки в дверях. С ним я предварительно договорилась по телефону о контрольно-проверочном вопросе — «сколько в моем замке штырей». Правильный ответ был «четыре». Потом ко мне приехали два медика из страховой компании. Медики осмотрели губу и задницу, сказали, что шрам останется обязательно и что с задницей все тоже очень плохо, ибо кровоизлияние внутреннее. Налив мне стаканчик пахнущей травами жидкости, медики настоятельно рекомендовали мне посетить врачей, после чего, посчитав свой долг выполненным, удалились. Травяная настойка подействовала быстро. Меня еще хватило на то, чтобы встретить дочь после школы, выдать ей новый комплект ключей и отправить к бабушке, после чего меня свалил богатырский сон. Проснулась я около восьми вечера от звонка в дверь. Посмотрев в глазок, я увидела Ивана. На всякий случай поинтересовалась, один ли он. Ванька сказал, что один. Прежде чем открыть ему дверь, я взглянула на себя в зеркало. Губа несколько опала, зато стал заметен еще один вновь приобретенный дефект внешности, пропущенный мной вчера: не могу утверждать точно, но мне все же казалось, что в нормальном состоянии нос у меня несколько уже.

Я открыла дверь и, опережая Ванькины слова, скороговоркой выпалила:

— Я знаю, что ужасно выгляжу, врачи и милиционеры говорят, что останется шрам… Навсегда. Все это я знаю, а еще у меня болит задница, я с трудом сижу, но зато целы зубы. И очень тебя прошу, ни слова о моей внешности. Уф-ф-ф… Это все, теперь можешь говорить!

Иван кивнул:

— Я не мог до тебя дозвониться целый день. Телефон мобильный не отвечал, на работе сказали, что ты вроде неважно себя чувствовала и, возможно, заболела. Я испугался. Ведь ты вчера ходила на встречу с кем-то?

Я вздохнула и мрачно заметила:

— Теперь я точно уверена, что на небесах совсем не хотят, чтобы я вступила в брак второй раз. Иначе бы не произошло то, что произошло. Вчера все было слишком замечательно. Поэтому судьба внесла свои коррективы. Результат ты видишь. Мне сказали, что шрам будет заживать несколько месяцев. Боюсь, Георгий не станет ждать так долго.

— Погоди, — перебил меня Иван. — Он ведь с тобой уже знаком, видел тебя, и я не думаю, что его испугает такая мелочь, как ссадина над верхней губой. Кстати, ты в курсе, что она опять кровоточит?

Проклятая рана никак не желала затягиваться. При малейшем движении губ корочка запекшейся крови срывалась и все начина-лось по новой.

Иван сгонял в аптеку за перекисью, а потом обильно полил рассеченное место. Кровь остановилась. Ванька осторожно соединил края раны и налепил сверху пластырь.

— Говорить сможешь? — поинтересовался он.

— Смогу…

— Значит, завтра тебя вызывают к следователю?

— Они мне тут надавали номера телефонов, по которым я должна буду сама позвонить. Я же не подозреваемая, а жертва. Это подозреваемым и предполагаемым свидетелям они звонят сами. Жертвы же должны о себе позаботиться самостоятельно.

— Как ты думаешь, — осторожно начал Иван, — это просто ограбление или здесь есть связь с нашим расследованием?

— Не знаю. — Я задумалась. — С одной стороны, похоже на ограбление, с другой — грабителя ждал сообщник на темной «девятке». Получается опять два человека, и опять похожая машина. Хотя… Может быть, это совпадение.

— К тому же в данном случае ты не можешь утверждать, что их было двое. Ты же не видела, сколько человек сидит в машине?

— Не видела, — подтвердила я.

— В милиции будешь рассказывать о предыдущем случае? — осведомился Ванька.

— Там нечего рассказывать. В тот раз меня не ограбили, не избили. Может, правда, они меня наметили как жертву, а осуществили свой план через два дня.

— Тогда получается, что и предыдущее нападение никак не связано с убийствами, — резюмировал Ваня. — Но что-то мне слабо верится, что тебя вот так прицельно пасли. Район у вас тут далеко не миллионерский. Да и ты не на «бентли» ездишь, а на древней «шкоде». Что у тебя в сумке было?

— Да ничего особенного. Все, что там лежит каждый день. Ах да, я взяла с собой фотографию и улики, которые мы нашли в комнате Жени. Показала их Георгию. Он настроен скептично, считает, что из чека нам ничего не вытянуть.

Иван аж изменился в лице:

— Ты хочешь сказать, что фотография и наша единственная улика были у тебя в сумке в момент грабежа? И что они тоже украдены?

Я помотала головой:

— Удивительно, но я вытащила компромат из сумки. Сейчас он лежит у меня в машине, в атласе автомобильных дорог Москвы.

— Ну, ты даешь! — восхитился Иван. — Помнишь, в «Семнадцати мгновениях весны» Мюллер говорил, что совершенно невозможно понять логику непрофессионала? Твою логику тоже понять невозможно. Если эти люди все же имеют отношение к убийствам и хотели отобрать у тебя улики, то представь их разочарование, когда они раскрыли сумочку и ничего там не нашли.

— Стоп, — я постаралась охладить его пыл. — Мне, конечно, очень лестно слышать про свою дальновидность, но ты упустил кое-что весьма существенное. О том, что я вчера брала с собой улики, не знал никто, кроме меня и Георгия. А он узнал об этом только во время встречи. Хочешь сказать, что Гоша причастен к ограблению, а значит, и к убийству Евгении?

— А что? — парировал Иван. — Между прочим, вполне даже себе подходит. Был с ней знаком, лет ему сколько?.. Тридцать с хвостиком. Годится… Чем тебе не подозреваемый?

Я напомнила Ивану, что Георгий оказался втянутым в это дело случайно, а до того момента, как он застал меня в гостиной Вячеслава, он слышал — как, впрочем, все в тусовке — о смерти Жени, но ни сном ни духом не подозревал о существовании и последующей гибели брата Пети.

— Ну да, — нехотя согласился Иван. — Но все же я бы включил его в список подозреваемых.

— Он не знает, где я живу, — отрезала я. — И хватит возводить напраслину на человека.

Ванька надулся, а потом спросил, нужен ли мне мобильник, — он может отдать мне свой старенький «сименс». Мы договорились, что завтра он подъедет в поликлинику, где я буду консультироваться с различными врачами. В двенадцать часов, у входа. Иван собрался уходить, но тут зазвонил телефон. Это оказался джентльмен из страховой компании, ему только что позвонили люди, нашедшие мои документы. Джентльмен их забрал и теперь горел желанием вернуть мне права, ПТС и страховой полис ОСАГО. Он был готов через тридцать минут приехать ко мне домой. В итоге Иван задержался еще на час, потому что опасался оставлять меня одну. Он уехал только в половине одиннадцатого, выразив надежду, что до завтрашнего утра со мной больше ничего не случится.