Следующая остановка на нашем пути — "Станция прибытия", как было написано потускневшей краской на стене, — оказалась куда более просторной и полной людей. Их было по меньшей мере пятьдесят. Они сидели в обитых синей шерстью самолетных креслах, устроив тарелки с едой на откидных столиках впередистоящих мест. Я почувствовала, как к запаху холодной влажной плесени и грязи туннелей добавились соль и тепло.

Брошенные мельком взгляды сменились широко раскрытыми глазами, направленными на нас. Разговоры сменились шепотками. Трак говорил всем, кто приподнимал в моем направлении бровь, что я снайпер. Я напомнила себе, что должна сохранять спокойствие, но ложь вырвалась из-под моего контроля, и я стала ненавидеть себя за то, что вообще открыла рот.

— Сколько людей тут живет? — услышала я свой вопрос.

— Около ста, плюс-минус, — ответил Трак.

Я прочистила горло, в котором першило от холодного воздуха. В Ноксвилле нас было только тридцать, и кто знает, сколько из них осталось.

— Если идти дальше в ту сторону, доберешься до делового района, — сказал Трак. — Там будет инструктаж. Проследи за тем, чтобы выйти заранее, путь неблизкий.

Мы покинули туннель, и нашим глазам открылась целая кухня. Дальнюю стену опоясывал прилавок, как в столовой, собранный из кусков обшивки самолетов. За ним расположился монотонно гудящий генератор и три разномастных холодильника. Пять работников, в том числе полная девушка с короткими волосами, раздавали тюбики с картофельным пюре быстрого приготовления Horizons и готовили на гриле над мусорным контейнером, откуда вырывались языки пламени, котлеты — из настоящего мяса. Дым каким-то неуловимым воздушным течением уносило в туннели.

Я подумала о том, сколько сухих завтраков и консервированной кукурузы мы съели в "Веланде". Еды, украденной у МН. Было очевидно, что у этих людей есть связи в Horizons.

Прежде чем повести нас дальше, Трак оказал нам любезность и раздобыл немного еды, а также влажные лоскуты, которыми мы обтерли с себя грязь. Несмотря на возбуждение, у меня в глазах снова начало двоиться. Я подумала, что если закрою их, то засну в одно мгновение.

Чем дальше мы отходили от туннелей, тем больше повсюду валялось обломков и сильнее становился запах ржавчины и бетонной пыли. Трак объяснил, что бомбежкой во время Войны разрушило город над нами, но более глубокие туннели, а также некоторые лифтовые шахты, ведущие на поверхность, сохранились. Когда я указала на длинную трещину в потолке, он лишь приподнял фонарик и пожал плечами, будто об этом не стоило беспокоиться.

Он провел нас через тесное пространство, заставленное небольшими вагонетками с чем-то вроде угля, через дверь, на которой значилось "Техническое помещение". В комнате были двое молодых людей, один с голубыми волосами, уложенными шипами, другой — с фарфорового цвета кожей и миндалевидными глазами. Их настороженность сменилась нетерпеливостью, когда Трак сообщил им, что они находятся в присутствии знаменитостей, и меня снова засыпали вопросами.

Я перекинула их любопытство на Такера, а сама осмотрелась. Комната выглядела так, будто кто-то основательно порылся в контейнере с контрабандой. У стен стояли стопки одежды, как форменной, как и гражданской, а также белья и коробок с краской для волос и машинками для стрижки. На трех массивных столах можно было найти все на свете, от бижутерии до батареек и предметов религиозного культа, включая распятия и подсвечники для семи свечей. Позади всего этого с потолка на проводах печально свисал знак аварийного выхода.

— Там все еще есть выход? — спросил Чейз. Мы все проследили за его взглядом до противоположного конца помещения, откуда в темноту уходил коридор.

— Ага, — ответил парень с миндалевидными глазами. — По нему к нам спускают припасы. Наверху дежурит охрана, чтобы сюда не попал кто-нибудь нежелательный.

Чейз кивнул и глубоко вздохнул. Это успокоило его лишь на минуту.

— У нас все еще есть пять часов до комендантского часа, — прошептал мне Шон, пока остальные рылись в инвентаре в поисках украденной формы и одеял. — Если будем ждать собрания, то застрянем здесь до утра.

Я чувствовала его нетерпеливость. Мой пульс отсчитывал мгновения, которые давили на меня, но нам нельзя было рисковать. Мы не сможем добраться до Ребекки быстрее, если нарушим правила и вылетим из сопротивления. Мне следовало помнить об этом.

— Мы вытащим ее, слышишь? — сказала я, пытаясь набраться терпения. — Но сначала нам нужен план. Нужно придумать, как туда попасть.

— Устала от внимания?

Меня удивила его циничность.

— Ты не единственный, кто хочет вызволить ее, — ответила я и помахала рукой, заметив, что один из юношей пялится на меня.

Шон вздохнул.

— Я знаю. Прости. Просто мы так близки к цели.

— Скоро мы получим списки, — произнес Такер, вмешиваясь в разговор. — И затем я проведу нас внутрь. Верьте мне.

— Верить тебе. Отличная идея, — пробормотала я.

* * *

К тому времени как мы по очереди "приняли душ" — не пригодной для питья водой из пакетов с клапанами — и вернулись в казармы, мной овладело изнеможение. Чейз выбрал две пустые койки в задней части помещения, откуда ему была видна остальная платформа. Свет нашего фонарика выхватил из темноты равномерную струйку воды, стекавшую с потолка и исчезавшую в куче грязи у стены.

Мне не нравилось то, что мы разделились с Шоном и Такером, но Шон не сможет спать, пока не узнает о Ребекке побольше, а я не сомкну глаз, если Такер будет поблизости.

— Выключите свет, — простонал кто-то. Я погасила фонарик, в первый раз радуясь безличности, которую обеспечивала темнота.

О чем я думала, когда объявила себя снайпером? Да, я купила нам вход в сопротивление, но это лишь вопрос времени, когда Чикаго раскроет мою ложь. Лучше позаботиться о том, чтобы к этой минуте оказаться подальше отсюда.

Так себя чувствовала Кара? Вечно избегая правды — какой бы она ни была. Я представила ее симпатичное лицо, холодные сверкающие глаза, изогнутые в кокетливой улыбке губы. От мысли о ней мне стало плохо, и еще хуже от радости, что я жива. Нет, я не радовалась ее смерти, но чувствовала облегчение от того, что все еще здесь. Но ведь это — то же самое, что радоваться?

Я опустилась на край своей импровизированной постели, и она заскрипела. Соседняя койка, казалось, находилась за много миль от меня, а я — слишком далеко от него, и в этом месте, окруженная людьми, которых я не знала, которые считали меня кем-то другим, я не хотела быть одна.

Я взяла его за руку и потянула, заставляя сесть рядом со мной. Когда моя щека прислонилась к его плечу, его подбородок опустился на мою макушку. От нас все еще слегка пахло дымом.

— Не уходи, — прошептала я.

Он медленно выдохнул и шевельнулся. Я услышала шелест ткани, когда он снимал обувь, и почувствовала на своем колене его теплое дыхание, когда он снимал мою. Я всмотрелась в слепящую темноту помещения. Мне никого не было видно. Что означало, что нас тоже не могли увидеть.

Он лег. Я вспомнила, как он держался за бок после драки, и осторожно подняла его рубашку. Кончики моих пальцев скользнули по подъемам и впадинам его пресса и поджарым трепещущим мускулам, охватывающим его грудную клетку. Там были синяки, я могла представить их даже в темноте. Фиолетовые цветы, окантованные желтым. Я с трудом сглотнула.

— Болит? — прошептала я.

Он помедлил.

— Это — нет.

Его кожа была такой гладкой, что я не могла убрать с нее рук. Я мельком подумала: что он сделает, если я поцелую это место, прямо под грудиной? Мысли о Каре остановили меня. О Каре, которая больше ни к кому так не прикоснется.

— Ложись ко мне, — сказал он. Металлическая сетка койки застонала, когда он притянул меня к себе. Мое тело изогнулось так же, как и его, спина прижалась к его груди, колени легли поверх его. Моя голова нашла подушку на его плече, и я вздрогнула, когда другая его рука поднялась по моему бедру, забралась под рубашку, и его пальцы легли на мой голый живот и обхватили меня за талию. Он крепко прижимал меня к себе, пока тепло его тела не слилось с моим. Пока я не перестала осознавать, где заканчивался он и начиналась я.