Он убьет этих братьев Голд! Должно быть, один из них кому-то проболтался. В этом Винсент был абсолютно уверен. Он никому не обмолвился о предстоящем деле. Значит, виноват один из братьев. Самым унизительным было то, что их повязали прежде, чем они успели выбраться из машины.

Уткнувшись лицом в подушку, Винсент плакал как ребенок. Не он первый, не он последний. Он оплакивал свою семью, потерянную свободу и жизнь, которой ему теперь придется жить. Но больше всего ему было жаль Габби. Во второй раз за шесть лет он оставляет ее с детьми. Мир, о котором она мечтала, теперь лежит в руинах. Все их планы рассыпались в прах. У нее ребенок, которому не исполнилось и трех недель от роду, а по ночам рядом нет никого, кто мог бы приласкать ее и сказать, что любит. Винсент знал, что на этот раз Габби придется еще труднее.

Синтия устала, но эта усталость была не лишена приятности. В три года маленький Винсент доставлял много хлопот, но бабушка получила удовольствие от посещения зоопарка не меньшее, чем внук. Синтия нянчилась с ним, словно с маленьким принцем. Чери тоже души не чаяла в младшем братишке.

Спрятав детский складной стульчик на колесиках в чулан в передней, бабушка прошла в гостиную. Дети стянули с себя пальто и ботиночки. Они такие послушные! Делают все, что скажут. Синтии не приходилось ни кричать на них, ни тем более шлепать. В этом внуки совсем не были похожи на ее дочь и сына. Мысли Синтии вернулись к новости, сообщенной сегодня утром Габриелой. «Ее Винсента», как дочь привыкла называть этого идиота, собираются досрочно выпустить из тюрьмы. Как некстати! Синтия предпочла бы, чтобы он посидел в каталажке подольше.

Около трех лет ее с детьми почти никто не беспокоил, но теперь благодаря антидепрессантам дочь наконец справилась с бедой. Арест Винсента оказал на психику Габриелы разрушительное воздействие. Она потеряла интерес к жизни, даже новорожденный оставлял молодую мать безучастной. Как и предупреждала Синтия, этот негодяй уже во второй раз оставил жену с ребенком и умыл руки. Любая другая женщина на ее месте бросила бы мерзавца, но только не Габриела… Синтия намеренно вычеркнула из памяти роль, которую сама сыграла в аресте Винсента. Она убедила себя в том, что единственным ее желанием было помочь дочери избавиться от этого скота. Габриела никогда не сможет понять, что лучше для нее. Потерю Винсента она восприняла очень болезненно. Врачи говорили что-то о послеродовой депрессии, и Синтия не стала с ними спорить.

Когда маленькому Винсенту исполнилось пять месяцев, у Габриелы случился настоящий нервный срыв. Ее пришлось госпитализировать, и она провела в клинике восемь месяцев. Это были самые счастливые месяцы в жизни Синтии. Она переехала в дом, расположенный поближе к тому месту, где жила Габриела, взяла к себе детей, и они зажили счастливой маленькой семьей. За то, что бабушка взяла заботу о внуках на себя, государство щедро ей платило. Причем Синтия получала куда большее пособие по уходу за детьми, чем их собственная мать. Какая ирония! А если иметь голову на плечах и уметь ею пользоваться, можно тратить эти деньги на другие, не предусмотренные законом цели. Так, например, детскими деньгами Синтия оплачивала свой автомобиль. Впрочем, были и иные благоприятные обстоятельства. Деньги еще крепче привязали бабушку к внукам. Еженедельное пособие на детей выплачивалось на имя Синтии Каллахан. Все было оформлено на ее имя. Чери и Винс официально находились под ее опекой, а это, как говорится, девять десятых всего дела.

Последнее время совладать с Габриелой становилось все труднее. Дочь хотела, чтобы ей вернули детей, и Синтия решила, что сделает все, лишь бы помешать Габриеле забрать у нее внуков. Эти дети — ее и только ее. Она будет стоять насмерть и не допустит этого.

— Чего ты хмуришься, бабушка?

Вопрос задала Чери. В девять лет она отличалась наблюдательностью.

Синтия слабо улыбнулась и тихо сказала:

— Я размышляю над тем, как вы справитесь с переездом к вашей бедной маме.

В голосе бабушки звучала уверенность в неизбежности скорого переезда. К своей радости, Синтия увидела, что в глазах внучки мелькнула тревога.

— Нас же не заставят туда переехать?

Синтия пожала плечами, словно давая понять, что все в руках Бога, и вышла из комнаты, зная, что зародила в душе девочки нешуточный страх. Это то, что нужно. На это Синтия и рассчитывала. Если дети не захотят вернуться к матери, Габриела, в этом Синтия не сомневалась, не станет их заставлять. Работники социальной службы также не станут давить на детей. Если они и не встанут на ее сторону, то, по крайней мере, будут придерживаться нейтралитета. В конце концов, психические расстройства — частая проблема в их семье. Ее сын Джеймс — опасный сумасшедший, да и у Селесты было не все в порядке с головой. Что же касается Габриелы, матери этих детей, то и она не является образцом нормальности. Дочь пристрастилась к таблеткам, которые должны были вывести ее из депрессии, и теперь не могла жить без регулярного приема антидепрессантов. Короче говоря, тяжелый случай! Габби, конечно, пытается справиться со своими проблемами, но Синтия заявила соответствующим органам, что пусть лучше ее дочь навещает детей так часто, как только захочет, у нее дома, а не пытается забрать их к себе. Если дети переедут жить к матери, бабушка будет опасаться за них. Похоже, ее слова были услышаны. Синтия надеялась, что это так, в противном случае она собиралась довести задуманное до конца…

Габриеле разрешили на целую неделю забрать детей домой, это будет пробным воссоединением семьи. Но Синтия была твердо уверена, что после воплощения в жизнь ее плана работники социальной службы и близко не подпустят Габриелу к детям. Ради внуков она на все готова пойти. В этом, по крайней мере, Синтия старалась себя убедить. Без нее детям будет плохо. Габриела должна понять, что теперь они принадлежат ей, их бабушке. И чем скорее дочь это усвоит, тем лучше. Пусть рожает себе других детей от этого ничтожества Винсента О’Кейси, когда его наконец выпустят на волю, но этих двоих Синтия оставит себе.

Весь день Габби мыла и прибирала в доме. Она приготовила любимые блюда детей, взяла напрокат два диска с диснеевскими мультиками и запаслась бумагой для Чери. Пусть рисует. У девочки открылся талант, который выделял ее среди остальных детей в школе. По крайней мере, так сказала Синтия.

Габби тяжело вздохнула, вспомнив о матери. Синтия, безусловно, любила детей. В определенном смысле внуки были спасительной силой, которая держала ее на плаву. К сожалению, бабушка всеми способами мешала Габби общаться с собственными детьми. После того как Винсент повторно загремел в тюрьму, она во второй раз очутилась с младенцем на руках и без помощи. Недавняя смерть бабушки произвела на нее тягчайшее впечатление, а тут еще очередная беда… Габби потребовалось долгих три года, чтобы преодолеть тяжелый психологический кризис, но теперь она твердо решила, что ее дети будут жить с матерью. Габби обещала Винсенту, что вернет детей, и постарается сдержать свое обещание. Даже находясь в тюрьме, любимый как мог поддерживал ее. Без него у Габби просто не нашлось бы сил противостоять матери. Спорить с Синтией было непросто. Она всегда находила сильные аргументы.

Синтия относилась к проблемам дочери, в общем-то, равнодушно. Она занялась воспитанием внуков, но при этом не выказала ни малейшего желания наладить отношения с собственной дочерью, женщиной, которая родила детей, столь любимых Синтией. Габби, конечно, испытывала благодарность к матери, но при этом понимала, что любая нормальная женщина сделает такое ради своей дочери. Почему Синтия не может быть последовательной? Почему она не возвращает ей детей? Почему делает все возможное, чтобы дети не общались с родной матерью? Габби чувствовала, что тут замешано что-то личное. Похоже, Синтия вознамерилась наказать ее за какой-то проступок — действительный или надуманный.