– Не проще ли было встретиться и пообщаться, чем вот так «пугать»? – высказал я недоумение. – Нам малость-то и надо всего…
– Ты забыл, куда приехал, – философски изрек Бо. – А я там и там пожил, давно разницу понял. Это русские со всеми говорят, убеждают, внушают. А у нас уважают силу, хитрость и конкретные дела. Какой толк с врагом просто так болтать? Враг тебя послушает, согласится, улыбнется тебе и будет продолжать свое дело… Врага надо валить! Сразу, как пришел. А если валить не стоит, если у врага много друзей и они могут прийти, чтобы спросить за его смерть… Тогда врага надо в капкан заманить и пару самострелов навострить в нижнем уровне – чтоб не насмерть. Пусть он завоет от боли, ногу перепилит себе своим же ножом, вырвет с мясом стрелы из ляжек и уковыляет обратно.
Вот это – аргумент! Это я понимаю. Больше враг не придет – по крайней мере, в ближайшее время. И всем своим скажет: не ходите туда, там с врагами плохо обращаются… Уф-ф! Язык устал.
Да, для Бо не присущи длинные конструкции. Но ситуацию, на мой взгляд, он охарактеризовал предельно точно – с учетом местных факторов. Вот только вопрос…
– Теперь вопрос, – угадал мой мысленный посыл Бо. – Какой вопрос, Профессор?
– Я бы сказал – два вопроса, – живо перехватил я инициативу – если у Бо тот самый вопрос, мне не хотелось бы его обсуждать. – Почему нас не разделили? И – как они вышли на Валеру Эрдниевича?
– Не, это не вопрос. – Бо небрежно отмахнулся. – Не разделили специально. Чтобы совещались и вместе решили сдаваться. Мы сейчас думаем в одну сторону, быстрее додумаем. Разделить – будем терзаться, что там другой скажет? Не, не вопрос… Валеру – пасли. Однозначно. Тоже не вопрос…
– А что за вопрос?
– Почему – краевед? – прищурился Бо. – При чем вообще краевед?
– Понятия не имею, – поспешно ответил я. – Может, просто отследили контакт и не нашли ничего лучше…
Вот он – тот самый вопрос. Если краевед – не просто отслеженный контакт и я ничего не путаю, дела наши обстоят гораздо хуже, чем ожидалось.
А теперь вопрос иного плана: как бы покорректнее оповестить об этом Бо? Толстый – славный парень, но бывает так, что некоторых шуток на дух не выносит. Из разряда прикола с вилами, прислоненными к дверям. Или, к примеру, взять мою развеселую шуточку с подменой узлов…
– Они заставили его сказать тебе про шамана. – Толстый умник неуклонно продолжал развиваться мысль в неприятном для меня направлении. – Ну, хрен с ним… Скажи, типа, что-нибудь, чтоб все бросил и приехал… Ага… Он сказал. Про шамана… Ну ладно – я. Это мой предок… Слушай, вот сейчас, как раз когда мы наладились валить из города… на кой хрен тебе шаман?
– Встать! Лицом к стене! – рявкнул в отвалившуюся кормушку чей-то суровый рот. – Ноги шире! Еще шире! Полшага назад! Еще полшага! Во! Руки на затылок, башкой в стену! Быстро!
«Вовремя, – мысленно поблагодарил я сатрапов, исполняя последовательно все поступавшие команды. – Объяснялки откладываются…»
Нас в очередной раз тщательно обыскали и опять кому-то передали. Новые сатрапы были в штатском, выглядели вполне интеллигентно, а один из них вообще был славянином. Помимо оперативок под мышками, на плече каждого висело по «кипарису[49]».
– ФСБ? – удивился я. – С какого перепугу?
Новые сатрапы с первого шага проявили серьезность и обстоятельность: нас перековали другими наручниками в положении «руки за спину», дополнительно соединили меж собой третьей парой браслетов, а на головы натянули плотные холщовые мешочки.
– Кто заорет – прострелю руку, – пообещал чей-то голос. – Пошли потихоньку…
Катали нас с полчаса, но, насколько я понял, далеко мы не уехали, а для проформы мотали круги: Элиста – город небольшой, а мы все это время разъезжали по оживленной трассе.
Затем шум чужих моторов и клаксоны стихли, ворота распашные заскрипели, собаки хором загавкали, еще какие-то ворота поехали в сторону – мы зарулили в какое-то объемное гулкое помещение и встали.
– Пошли потихоньку, – скомандовал тот же голос. – Теперь можете орать сколько влезет…
Увы, браслетов меня не лишили, но мешок сняли: я проморгался, осмотрелся и сделал вывод, что нахожусь в подвале.
В помещении, куда меня определили, не было окон. Беленые стены под «шубу», плафон в решетке, вытяжка вентиляционной системы, стол, два стула, топчан в углу без постельных принадлежностей. Дверь металлическая, без кормушки. Чисто и опрятно.
Я бы сказал, что данное помещение вполне годится для содержания узника, если не брать в расчет отсутствие санузла. Если человека какое-то время держать под замком, его надо кормить-поить и позволять ему справлять естественные надобности…
«А кто сказал, что тебя здесь собираются кормить и чего-то позволять? – скептически проскрипел в моем черепе голос Бо. – Тебя тут будут морить голодом и всячески запугивать! И в капкан загонять, блин!»
– Если все же ФСБ – наверно, морить не будут, – тихо пробормотал я и, подойдя поближе к вытяжке, негромко позвал: – Бо? Ты тут или где?
Ответа не было. Я позвал громче, а потом, проверяя свои позиции, пару раз крикнул во весь голос.
– Напрасно воздух сотрясаете. – Дверь отворилась, вошли двое в штатском – местные. – Звукоизоляция здесь мертвая, так что – не стоит.
Тот, что не советовал сотрясать, был смутно мне знаком. Поднатужившись, я вспомнил: парнишу сего показывали по местному телевидению и Бо отрекомендовал его как нехорошего человека. Правая рука хана, умница, мерзавец редкостный. А еще толстый сказал, что именно этот тип в свое время склонял его работать на хана и в результате был прямым текстом отправлен в не столь изысканные места, популярные в народе.
Нехороший человек выглядел старше меня лет на пять, был хорошо одет, отягощен скромными на вид часами марки «Картье», благоухал дорогим парфюмом, выражение лица имел интеллигентное и вместе с тем в крайней степени самоуверенное. И вообще чувствовал себя здесь хозяином. Если бы не рекомендации Бо, я бы, пожалуй, счел парнишу вполне симпатичным и обаятельным.
Второй был явно персоной охранного свойства: плечистый, жилистый, невысокого роста, с кошачьей грацией и какой-то неторопливой обстоятельностью в движениях. Личико его удивительно напоминало морду взрослого бультерьера. В качестве приложения к бультерьеру имелись толстый кожаный портфель и два мобильника в каждом из нагрудных карманов рубашки.
– Слава, – попросту представился давний знакомец Бо, присаживаясь на один из стульев и приглашающим жестом указав мне на второй. – Садитесь – разговор есть. Доверительный.
Я сел и положил руки на стол, намекая, что с человеком в наручниках доверительный разговор строить проблематично.
– Ничего, господин Бакланов, потерпите, – отреагировал на намек Слава. – Мы справки навели – вы человек с прошлым, ситуацию можете оценивать неадекватно… Тем более если вы проявите благоразумие, таскать вам эти браслеты недолго… Давайте определимся с самого начала, чтобы не тратить время: мы с вами как будем общаться?
– В каком плане?
– Есть два режима работы. Человеческий и скотский. Человеческий основан на взаимном уважении, добровольном сотрудничестве и взаимопонимании. Скотский – на лжи, запирательстве и, соответственно, адекватной реакции: унижении, боли, втаптывании в грязь человеческого достоинства… Что скажете?
– Мне почему-то больше нравится первый режим, – застенчиво признался я.
– Очень хорошо, – одобрил Слава, приятно улыбнувшись одними губами – в глазах застыл какой-то неприятный блеск, тот, что сродни блеску лезвия опасной бритвы. – Кофе, сигареты?
– Не курю. – Я почему-то вдруг остро почувствовал, что этот тип с такой же улыбкой и спокойствием отдаст команду вздернуть меня на дыбу, коль скоро я выберу второй режим… – Если можно – кофе. Если можно – без психотропных препаратов.
– Сделайте нам кофе, – не повышая голоса, распорядился Слава в пространство. – И без препаратов – господин не любит… Мы, Эммануил Всеволодович, сейчас с вами работать будем – мне нужна ваша светлая голова и предметное мышление. Так что – никаких препаратов.