Английский премьер-министр прибыл в Москву в середине августа 1942 года, его сопровождали представитель президента США Гарриман и группа военных советников. О настроении, с которым Черчилль летел в СССР, свидетельствуют его собственные воспоминания: «Я размышлял о моей миссии в это угрюмое большевистское государство, которое я когда-то так настойчиво пытался задушить при его рождении и которое вплоть до появления Гитлера я считал смертельным врагом цивилизованной свободы. Что должен был я сказать им теперь? Генерал Уэйвелл, у которого были литературные способности, суммировал все это в стихотворении, которое он показал мне накануне вечером. В нем было несколько четверостиший, и последняя строка каждого из них звучала: «Не будет второго фронта в 1942 году». Это было все равно, что везти большой кусок льда на Северный полюс»[191].
Черчилль имел ряд встреч со Сталиным, во время которых были рассмотрены ход военных операций и международное положение в целом. Поставив в известность Советское правительство об англо-американском решении не открывать второго фронта в Европе в 1942 году, Черчилль от имени правительства Англии и США вновь заверил Сталина в том, что второй фронт в Европе будет, безусловно, открыт в 1943 году. Для этой цели к весне 1943 года в Англии, по его словам, будет сосредоточено 48 дивизий.
Черчилль утверждал, что к августу 1942 года в Великобритании находилось всего две с половиной американские дивизии и что союзное командование располагало транспортными возможностями лишь для высадки шести дивизий. Черчилль сообщил о намеченной в 1942 году англо-американцами высадке в Северной Африке и детально обосновывал ее мнимые преимущества перед десантной операцией в Западной Европе в 1942 году.
Советское правительство выразило свое решительное несогласие с позицией союзников по вопросу о втором фронте. «…Мы спорили почти два часа, – рассказывает Черчилль об одной из своих встреч с советской делегацией, – за это время Сталин сказал очень много неприятных вещей, особенно о том, что мы слишком боимся сражаться с немцами и что если бы мы попытались это сделать, подобно русским, то мы убедились бы, что это не так уж страшно; что мы нарушили наше обещание относительно «Следжхэммера»; что мы не выполнили обещаний в отношении поставок России и посылали лишь остатки после того, как взяли себе все, в чем мы нуждались»[192]. На второй день переговоров англичанам был вручен советский меморандум, в котором указывалось, что организация второго фронта в Европе в 1942 году имела бы своей целью отвлечение немецких сил с восточного фронта на Запад и облегчение, таким образом, положения советских войск на советско-германском фронте в 1942 году.
«Легко понять, – говорилось в упомянутом меморандуме, – что отказ Правительства Великобритании от создания второго фронта в 1942 году в Европе наносит моральный удар всей советской общественности, рассчитывающей на создание второго фронта, осложняет положение Красной Армии и наносит ущерб планам Советского Командования»[193].
Сталин доказывал Черчиллю, что 1942 год представляет наиболее благоприятные условия для создания второго фронта в Европе, так как почти все силы немецких войск, и притом лучшие силы, были отвлечены на восточный фронт, в то время как в Европе оставались незначительные, слабо подготовленные соединения. «Неизвестно, будет ли представлять 1943 год такие же благоприятные условия для создания второго фронта, как 1942 год, – отмечалось в советском меморандуме. – Мы считаем поэтому, что именно в 1942 году возможно и следует создать второй фронт в Европе»[194].
Тем не менее Черчилль в памятной записке, врученной Советскому правительству 14 августа, подтвердил отказ Англии и США открыть второй фронт в Европе в 1942 году. Союзники ограничились обещанием начать операцию «Факел» в Северной Африке и открыть там новый фронт войны. Гарриман полностью поддержал английского премьер-министра.
Давая оценку позиции Черчилля, И.В. Сталин телеграфировал послу СССР в Лондоне: «У нас у всех в Москве создается впечатление, что Черчилль держит курс на поражение СССР»[195].
Несмотря на очевидные факты, Черчилль заявил в ходе московских переговоров, что ни Великобритания, ни Соединенные Штаты не нарушили якобы никакого обещания в отношении второго фронта, сославшись при этом на оговорку, сделанную английским правительством во время англосоветских переговоров в июле 1942 года.
Английский премьер-министр всячески стремился доказать, будто англо-советские и советско-американские переговоры о втором фронте весной 1942 года носили сугубо предварительный характер и что само по себе сообщение о достигнутой договоренности уже сыграло свое положительное значение тем, что ввело в заблуждение противника.
Эту своеобразную версию Черчилль развивал и в своем выступлении в английском парламенте осенью 1942 года, ее же он приводит в своих мемуарах. Так, в парламенте британский премьер-министр говорил: «Почему же тогда, спрашивают нас, вы позволили зародиться ложным надеждам в сердцах русских? Почему же вы согласились вместе с Соединенными Штатами и Россией опубликовать коммюнике о втором фронте в Европе в 1942 году? Я должен заявить совершенно откровенно, что считал вполне оправданным обмануть противника, даже если бы одновременно пришлось ввести в заблуждение собственный народ»[196].
Можно ли считать убедительной версию английского премьера? На самом ли деле совместное англо-советско-американское коммюнике имело положительный эффект в том смысле, что вынудило командование вермахта в ожидании высадки перебросить часть войск с Востока на Запад? В действительности командование вермахта сосредоточило на советско-германском фронте летом 1942 года максимальное количество своих войск. Если к 1 января 1942 г. на советско-германском фронте было сосредоточено 70% сухопутных войск гитлеровской армии, то к 1 июля того же года немецкие войска на восточном фронте составляли уже 76,3% от общего количества сухопутных войск гитлеровской Германии[197]. Никогда ни до, ни после этот процент немецких войск на советско-германском фронте не был так велик, как летом 1942 года.
Грешит против истины Черчилль и в том, что изображает достигнутую договоренность о втором фронте как некий камуфляж, а свою оговорку – как абсолютную истину. Соглашение по вопросу о втором фронте явилось результатом длительных англо-американских, англо-советских и советско-американских переговоров в апреле-июне 1942 года, в ходе этих переговоров ни Советское, ни американское правительства вообще никаких оговорок не делали, а английское, сделав, присоединилось к согласованному коммюнике. Нельзя забывать и того, что в английской памятной записке содержалось заверение о подготовке к высадке на континент в августе или сентябре 1942 года. А этого как раз и не было сделано.
Следует обратить внимание еще на одну «деталь»: афишируя свою верность союзническому долгу и принципиальность, Черчилль «забывает» упомянуть в своих мемуарах, что пресловутая памятная записка от 10 июня 1942 г. содержала и такой пункт: «Наконец, и это является наиболее важным из всего, мы концентрируем наши максимальные усилия на организации и подготовке вторжения на континент Европы английских и американских войск в большом масштабе в 1943 году. Мы не устанавливаем никаких пределов для размеров и целей этой кампании, которая вначале будет выполнена английскими и американскими войсками в количестве свыше 1 миллиона человек при соответствующей авиационной поддержке»[198]. Следуя черчиллевской логике, видимо, и это заявление следовало рассматривать как сделанное в расчете на обман противника. В 1943 году, так же как и в 1942, второй фронт в Европе не был открыт. Так обстояло дело с вопросом о союзническом долге и о втором фронте в 1942 году.
