Вместе с тем, консульства в портах нейтральных держав не устраняли всех проблем, отчего Морское министерство продолжало сочувствовать идее распространения российского влияния на заморские территории. Одним из наиболее привлекательных, а равно важных стратегических пунктов Тихого океана являлись Гавайские острова, на которых Министерство иностранных дел содержало консула И.-В. Пфлюгера. Этот архипелаг служил объектом соперничества между США, заключившими в 1875 году с Гавайским королевством договор, обязывавший его не уступать своих территорий какой-либо державе, и Англией, нуждавшейся в промежуточном пункте на пути из Канады в порты Китая и Австралии. Однако, судя по всему, правящие круги России не исключали возможности собственного протектората над Гаваями. Не случайно по распоряжению Александра III весной 1883 года в Гонолулу с поздравлением взошедшему на престол королю Калакауа отправился клипер «Наездник», под командованием капитана 2 ранга Л.К. Кологераса. Радушно принятый приближенными короля, капитан доносил в Петербург, что Калакауа намерен отправить делегацию на коронацию Александра III[486]. Видимо, наблюдая активное проникновение на острова американских дельцов, грозившее ему фактической потерей власти, король и сам подумывал о протекторате сильной в военном отношении, но экономически слабой державы, или прислушивался к советам кого-либо из министров.

В отличие от деятелей предыдущего царствования, рассчитывавших на дружественный нейтралитет США в войне между Россией и Англией и многим поступавшихся в пользу американцев, И.А. Шестаков был не прочь приобрести собственный опорный пункт в Тихом океане даже вопреки их интересам. Впрочем, адмиралу нелегко было разобраться в тонкостях американской политики. Ему явно не хватало информации, так как Морское министерство не имело в США своего агента. Предложение посланника в Вашингтоне, К.В. Струве, учредить такой пост, сделанное им 12/24 апреля 1884 года в связи с просьбой занимавшегося преобразованием американского флота адмирала Д. Портера поделиться «некоторыми сведениями», было отложено, а затем, видимо, забыто[487].

Поэтому И.А. Шестаков не смог оценить значения подписанной США и королем Калакауа в 1884 году дополнительной конвенции к договору 1875 года, передававшей американцам право использования гавани Пёрл-Харбор на острове Оаху. Так что спустя три года, уже после ратификации конвенции американским конгрессом, Н.К. Гирсу пришлось разъяснять ему невозможность российского протектората над островами. При письме от 15 декабря 1887 года министр иностранных дел препроводил адмиралу донесение поверенного в делах в CЩA, барона Р.Р. Розена, от 4/16 ноября, в котором отмечалось, что Гавайский архипелаг составляет пункт настолько важный для американских политических и торговых интересов в Тихом океане, что переход его в какие бы то ни было посторонние руки ни в каком случае не может быть допущен»[488].

Волей-неволей Морскому министерству приходилось придерживаться прежних планов крейсерской войны, составленных Л.П. Семечкиным и отводивших США роль стратегической базы. Правда, Л.П. Семечкин, вопреки постановлениям Парижской декларации 4/16 апреля 1856 года придавал большое значение снаряжению каперов, экипажи которых предлагал вербовать из американских ирландцев, ненавидевших англичан. Но основную ставку он все же делал на существовавшие в российском флоте крейсера, а также на те, которые могли быть оборудованы из купленных в США пароходов. И те, и другие должны были снабжаться судами, зафрахтованными в Америке. Эти идеи воспринял капитан-лейтенант П.А. Мордовин, заведующий ВМУО ГМШ, в записке от 8 октября 1884 года рекомендовавший заключить с американцами соглашение по вопросам, касавшимся обеспечения крейсерства[489].

Управляющий министерством, хотя и признавал обоснованность многих его предложений, не посчитал нужным торопиться с принятием соответствующих мер.

Дневники И.А. Шестакова за 1883–1884 годы сохранили записи о подготовке задуманных им реформ, осмотре заводов и верфей, портов и воинских частей, о заседаниях Государственного Совета и множестве других вопросов, часто не имевших отношения ни к стратегии, ни к внешней политике. Лишь изредка они напоминали адмиралу о себе. В начале 1883 года он одобрил подписанный дипломатическими представителями России, Англии, Франции и Германии в Пекине протокол об упорядочении существовавшей с 1870 года станционерной службы в Тяньцзине, предусматривавший пребывание там с декабря по март двух посылаемых державами по очереди канонерских лодок. Правда, это соглашение так и не вступило в силу[490].

Во время всеподданнейшего доклада 21 февраля И.А. Шестаков говорил с Александром III о возможности покупки острова Кабрера, из числа Балеарских, а 5 ноября — о необходимости решения проблемы черноморских проливов[491].

Определенных указаний на его стремление по-новому истолковать задачи, поставленные перед флотом Особым совещанием 21 августа 1881 года документы этого периода не содержат. Однако на Дальнем Востоке и в Средней Азии уже назревали события, заставившие внести существенные коррективы в российскую морскую политику.

Продолжавшаяся несколько десятилетий борьба России с Англией за среднеазиатские рынки и стратегические позиции сосредоточилась в середине 1880-х годов на попытках решить судьбу Мервского и Пендинского оазисов, через которые пролегали самые удобные пути из Средней Азии в Индию. Англичане стремились поставить эти, населенные туркменами территории под свой контроль или передать Афганистану, где с их помощью утвердился эмир Абдуррахман-хан. Российское правительство также прилагало усилия к присоединению Мервского оазиса, согласно решениям Особых совещаний 1882–1883 годов, в которых принимали участие Н.К. Гирс, Н.Н. Обручев, посланник в Персии, а затем директор Азиатского департамента Министерства иностранных дед И.А. Зиновьев, И.А. Шестаков, генерал-губернаторы Степного края и Туркестана, генерал-лейтенанты Г.А. Колпаковский и М.Г. Черняев, генерал-майор А.Н. Куропаткин[492].

А.Н. Куропаткин

Но средства достижения цели избраны были мирные — торговля и поддержка авторитетных сторонников присоединения к России в среде племенной знати, тогда как администрация Британской Индии настойчиво подталкивала Абдуррахман-хана к оккупации оазисов, позволявшей ему заявить свои права на них при предстоявшем определении северных границ Афганистана. Более того, начальник штаба англо-индийской армии, Ч. Мак-Грегор даже разработал план создания антироссийской коалиции из Австро-Венгрии, Германии, Турции, Персии и Китая, способной не только вытеснить Российскую империю из Средней Азии, но и расчленить ее[493].

Эмир, власть которого оспаривалась сепаратистски настроенной племенной знатью, нуждался в английской помощи и в то же время опасался серьезно конфликтовать с Россией, поэтому старался лавировать и, оккупировав часть Западного Памира, не решился на движение к Мерву. Тем временем, в январе 1884 года мервские туркмены приняли присягу на верность Александру III, и в марте на территории оазиса появились российские войска. Обеспокоенные англичане вынудили Абдуррахман-хана в июне занять расположенный южнее Пендинский оазис, что вызвало в Петербурге отрицательную реакцию. Некоторые сановники, раздраженные предшествовавшими попытками британской дипломатии вмешаться в российско-иранское разграничение, жаждали радикальных мер. По свидетельству И.А. Шестакова, в начале января, на заседании Кавказского комитета «прочли две записки: Барятинского и Ливена. Оба говорят, что первое движение англичан к Каспийскому морю должно вести к войне с нашей стороны»[494].