Впрочем, на практике чины ВМУО почти все служебное время посвящали поиску соответствующих сведений в иностранной, прежде всего английской периодике, реферированию наиболее интересных публикаций и текущему делопроизводству. При этом анализ и обобщение информации серьезно страдали.

Несомненно, за рутиной повседневной деятельности терялись перспективы, но относительная слабость российских сил предполагала на ближайшее будущее, при столкновении с морскими державами, то же сочетание непосредственной обороны отдельных пунктов побережья с крейсерскими операциями в океанах, к которому готовились и прежде. Поэтому настоятельной необходимости в преобразовании стратегической части ГМШ в особый генеральный штаб Морское министерство не испытывало, довольствуясь прежними планами, хотя сколько-нибудь определенными они были лишь применительно к Балтике и Черному морю. Составлялись эти планы еще в годы Крымской войны, уточнялись во время обострения отношений с Англией и Францией в дни Польского восстания 1863–1864 годов, а затем, под руководством генерала Д.А. Милютина, адмиралов Н.А. Аркаса, Г.И. Бутакова, Н.М. Чихачева в 1876–1878 годах.

Согласно планам, на Черном море флоту предстояло взаимодействовать с армией при обороне Одессы, Очакова, Севастополя, Керченского пролива, несколько позднее — Батума. На Балтике объектом первостепенной важности являлся Кронштадт, предусматривалась также оборона Свеаборга, Выборга, Ревеля и Риги. С появлением миноносок, их стали распределять отрядами по портам, а также пунктам, расположенным в финляндских шхерах[353]. Весной 1878 года капитан-лейтенант Л.П. Семечкин составил первый достаточно глубоко проработанный план крейсерской войны, предполагавший операции на важнейших торговых коммуникациях Британии в Атлантике, Индийском и Тихом океанах, причем снабжение крейсеров автор предлагал осуществлять из США[354].

Отсутствие вплоть до конца 1880-х годов заметных изменений в корабельном составе флота отчасти объясняет равнодушное отношение министерства к высказанной адмиралом И.Ф. Лихачевым при обсуждении проекта Положения об управлении Морским ведомством мысли о создании Морского генерального штаба по образцу сухопутного. Заметим, что в английском флоте генеральный штаб появился лишь в 1912 году, а попытка его организации в германском флоте, предпринятая в 1870-х годах A. Штошем, окончилась неудачей, и до 1890 года немцы обходились без подобного учреждения[355].

И.А. Шестаков, видимо, считавший первоначальное расширение функций ВМУО вполне достаточным для российского флота, скептически относился не столько к идее И.Ф. Лихачева, сколько к его претензии на пост начальника нового штаба[356].

Адмирал И.Ф. Лихачев

Нельзя также забывать об организационных сложностях и расходах, единовременных и постоянных, грозивших министерскому бюджету в случае появления нового структурного подразделения. Ведь именно минимизацией расходов и занимались все ведомства в начале царствования императора Александра III. Отсюда и отрицательная реакция И.А. Шестакова на перспективу увеличения штатов центральных учреждений министерства. Позднее, отзываясь на опубликованную в 1888 году журналом «Русское Судоходство» статью вышедшего к тому времени в отставку И.Ф. Лихачева «Служба генерального штаба во флоте», управляющий писал: «Существенно дельно только введение военно-морской науки в академию, о чем мы давно думаем, но нельзя преподавать латынь не имея латинистов, а выработать новую науку не имея чем поверить выводы, т. е. судов, бесполезная канцелярщина, о которой Лихачев так печалится»[357].

И.А. Шестаков также отвергал прозвучавшие в статье упреки в необоснованном выборе типов строящихся кораблей. И у него были для этого достаточно веские основания: действительно, И.Ф. Лихачев сам относил себя к сторонникам «молодой школы», сложившейся во Франции в конце 1870-х годов и пропагандировавшей пером публициста Г. Шарма отказ от броненосцев в пользу миноносцев и быстроходных крейсеров[358]. Будучи сторонником теории «двух флотов», адмирал вполне соглашался с этими идеями — он считал главным противником России Англию и призывал, обезопасив свои берега миноносками и канонерскими лодками, готовиться к крейсерской войне с нею, а стало быть и строить только такие корабли[359].

Именно этот подтекст имели выпады И.Ф. Лихачева в адрес Морского министерства. Как и всякая крайность, теория «молодой школы» слишком обедняла и искажала действительность, впадая в ошибки, что и показало время, поэтому ни одна из держав не пошла по начертанному ею пути. Даже Франция, сделав по нему несколько шагов, вернулась к постройке броненосцев.

Впрочем, адмиралу нельзя было отказать в логике, когда он настаивал на большей обоснованности требований, предъявляемых к строящимся кораблям. Составляя замечания на проект нового Положения, датированные 18 июля 1882 года, но так и не отосланные А.П. Жандру, И.Ф. Лихачев справедливо критиковал существовавший при Константине Николаевиче порядок выбора типов по произволу отдельных лиц, подразумевая А.А. Попова, или стараниями наскоро созванных комиссий из неспециалистов. Он предлагал предварительно собирать в генеральном штабе сведения о флотах вероятных противников, их береговой обороне и морской торговле, затем вырабатывать планы войны с ними и уже на основе этих планов определять необходимые типы, конкретные проекты которых составляло бы техническое управление, то есть МТК[360].

Следует признать, что столь строгий порядок в 1880 — 1890-х годах достигнут так и не был, хотя министерство старалось приблизиться к нему: сказывалось желание управляющих влиять на все, происходящее в ведомстве.

Недостаток мореходных боевых кораблей делал судостроение важнейшей задачей, лишь на короткое время несколько потесненной предпринятыми И.А. Шестаковым административными реформами. Вместе с тем, учитывая относительно низкие темпы развития российской индустрии в тот период, мы едва ли ошибемся, предположив, что к моменту закладки первых кораблей программы 1882 года возможности быстро ввести их в строй были очень ограниченными. Впрочем, на практике ее первенцами стали четыре миноносца, заказанных для Черноморского флота адмиралом И.Ф. Лихачевым при содействии капитан-лейтенанта Ф.В. Дубасова фирмам П.О. Нормана, Д. Торникрофта, Клапареда и «Форж э Шантье де ла Медитеррани». От первоначального намерения ограничиться одним кораблем, в проекте которого были бы устранены недостатки созданного фирмой А.Ф. Ярроу миноносца «Батум», так чтобы его можно было использовать в качестве образца для российских верфей, пришлось отказаться: ни одно из зарубежных предприятий не согласилось выполнить условия, выдвинутые в подготовленном капитан-лейтенантом И.М. Зацаренным описании прототипа, даже после их корректировки И.Ф. Лихачевым и Ф.В. Дубасовым[361].

Уклонились заводы и от изготовления механизмов и устройств, сконструированных конкурентами. Поэтому, чтобы получить более полное представление об иностранных технических новшествах, заказ распределили по всем четырем предприятиям.

Уже по окончании предварительных переговоров с фирмами, в Париже появился поручик корпуса корабельных инженеров Н.В. Долгоруков, доставивший разработанные МТК при его участии требования к миноносцам, что грозило И.Ф. Лихачеву лишними хлопотами. Ссылаясь на «неисполнимость некоторых пунктов» этого документа и считая мнение столь опытных командиров миноносок, как И.М. Зацаренный и Ф.В. Дубасов, вполне достаточным, адмирал стал добиваться разрешения действовать по своему усмотрению и, конечно, получил таковое[362].