Когда адмирал так лихо и прямолинейно вскрыл тему, к которой Флора относилась столь же болезненно, как Генри и Джордж, на ее щеках появился румянец смущения.

— Вы промолчали, — произнес старик. — По вашим глазам я понял, что не ошибся в своем предположении. Хотя на самом деле это не догадка. Чарльз рассказал мне о финансовых затруднениях вашей семьи, и я не сомневаюсь, что он описал их верно.

— Сэр, я не буду отрицать нашей бедности.

— И не надо, моя дорогая. Бедность — это не порок, а, как говорят проклятые французы, чертовски большая беда.

Флора не смогла сдержать улыбки, когда национальная гордость старого вояки проявилась даже среди его лучших и сердечных чувств.

— Я не хочу, чтобы ваш брат отвлекался сейчас на такие житейские проблемы, — продолжал адмирал. — Пусть враги короля и нашей великой страны освободят его от бремени долгов.

— Враги?

— Ну да. А кто же еще?

— Вы говорите загадками, сэр.

— Неужели? Тогда я поясню свои слова. Начиная военную карьеру, я был бедным, как корабельная крыса. Мы, офицеры, едва перебивались на месячное жалование. Но потом началась война. Нас бросили в кипящий котел морских сражений, и с каждой новой битвой мой банковский счет становился все больше и больше.

— По какой причине?

— Мы привозили в порты трофейные суда и добывали их с таким азартом, что французы в конце концов вообще перестали выходить из своих гаваней.

— Но вас, похоже, это не остановило?

— Конечно. А зачем нам было останавливаться? Мы нашли простое и логичное решение.

— Не представляю себе какое.

— Вы меня удивляете. Подумайте еще раз.

— А-а! Догадалась! Как я могла быть такой глупой? Вы начали забирать трофейные суда из французских гаваней.

— Именно так мы и поступили, моя девочка. Не пропадать же добру в самом деле! Короче, в конце войны я обнаружил у себя огромную кучу денег. Чертовы французы превратили меня в богача, и теперь я намерен переложить часть их капиталов в карман вашего брата. Вот почему я сказал, что враги нашей страны и короля освободят ваше семейство от финансовых трудностей.

— Я ценю вашу щедрость и благородство, адмирал.

— Ерунда. Но теперь, когда я согласовал этот вопрос с вами, мне больше не хочется говорить о таких делах. Я прошу вас оказать мне любезность и уладить за меня все остальные формальности с вашим братом.

— Каким образом, сэр?

— Ну, допустим, так. Вы узнаете, какая сумма нужна мастеру Генри для оплаты долгов. Затем я отдаю эти деньги вам, вы передаете их брату, и мне больше не о чем заботиться. А если он заведет со мной разговор на эту тему, я отвечу ему: "Позвольте, сэр! Ваши финансовые проблемы меня не касаются".

— Дорогой адмирал, неужели вы думаете, что мне удастся утаить столь щедрый источник помощи?

— Эта помощь будет исходить от вас. Я дам вам нужную сумму, а вы поступите с ней, как пожелаете. Лично у меня нет никакой охоты интересоваться тем, на что вы тратите ваши деньги.

Слезы полились из глаз Флоры. Она попыталась что-то сказать, но слова не шли из горла. Адмирал тут же принялся рассматривать облака, притворяясь, что не замечает смущения девушки. В конце концов, когда всплеск эмоций закончился, Флора печально произнесла:

— Я не могу принять ваш дар. Я попросту не смею.

— Как это не смеете?

— Я была бы нечестной по отношению к вам, если бы воспользовалась такой безграничной щедростью вашей натуры.

— А вы все-таки воспользуйтесь! Меня бы очень обрадовало, если бы хоть кто-то ею воспользовался.

— Я не могу принять от вас деньги. Уважаемый сэр, мы с братом обсудим этот вопрос, и я уверена, что он оценит ваше благородное предложение.

— Бог вам судья. Но только не забывайте, что своими деньгами я могу распоряжаться, как угодно.

— В этом никто не сомневается.

— Прекрасно. Раз вы не сомневаетесь, то считайте, что, отдавая деньги мастеру Генри, я дарю их вам. Знаете, когда датчанам строят судно, они обычно говорят: "Это ничего, что плавать не будет — лишь бы оно было широким и длинным". Вот и вы могли бы взять эти деньги и больше ни о чем не тревожиться.

— Я подумаю, сэр, — благодарно ответила Флора. — Дайте мне сутки на размышление. А пока, если вы можете вообразить слова более сердечной благодарности, то представьте, что именно их я и вам сказала в знак признательности за такое беспримерное и дружеское участие.

— Да о чем тут говорить? Обычное дело.

Адмирал перевел разговор на воспоминания о Чарльзе, и для Флоры эта тема оказалась лучшей из возможных. Он рассказывал ей о случаях, которые выставляли юношу в самом благородном и возвышенном свете, и девушка впитывала в себя эти сведения о любимом человеке, как сладчайшую музыку, хотя хриплый голос старика был изъеден штормами и солеными брызгами едва ли не всех морей.

— Нет, мальчик не мог написать эти письма, — закончил он с теплой похвалой.

— Действительно. Но как нам узнать, что с ним случилось?

— Мы это узнаем. У меня такое предчувствие, что вскоре мы снова увидим его. 

— Ваши слова вселяют в меня уверенность.

— Мы перероем землю и небо, но отыщем его. Если бы Чарльза убили, то там остались бы какие-то следы. Или его вообще бросили на месте преступления.

Флора содрогнулась.

— Так что не тревожьте себя плохими мыслями. Лучше думайте, что над ним парит веселый и добрый херувим, который убережет его от любой опасности.

— Я надеюсь на это.

— А сейчас, моя дорогая, давайте закончим наш разговор. Мастер Генри скоро должен вернуться. Он уже устал от неприятностей и с радостью отделается от некоторых их них, если вы ознакомите его с тем маленьким делом, о котором мы только что говорили. Не забудьте потом сообщить мне его ответ.

— Я не забуду.

— Вот и хорошо. А теперь ступайте домой. Поднимается холодный ветер, а вы и без того сейчас нездоровы. И расслабьтесь, моя дорогая леди. Худший шторм уже закончился.

Сэр Френсис Варни в ожидании таинственного гостя. — Меланхолический рассказ.

Сэр Варни находился в своем кабинете. За окнами стояла ночь, и тусклый свет свечи, на которую давно уже не обращали внимание, едва рассеивал мрак, царивший в помещении. Комната выглядела роскошной и ухоженной. Ее заполняли предметы и приспособления, какие только мог представить дух и гений века. Однако на лице хозяина читались неприкрытая тревога, и вряд ли сей таинственный мужчина замечал в этот миг ту богатую обстановку, которая его окружала.

Мертвенно-бледное лицо сэра Варни казалось почти зеленым. Будь он обычным человеком, мы могли бы подумать, что его одолевает беспокойство, а возможно даже и страх за собственную жизнь. С его уст временами срывались бессвязные слова, в голове проносились мысли, которые заполняли пробелы в неполных фразах, и это были жуткие и мрачные раздумья.

Наконец он поднялся с кресла, подошел к окну и вгляделся в ночную темноту, хотя там не на что было смотреть. Густой мрак снаружи походил на смолу, как это бывает в часы, когда сияние луны еще не достигает земной поверхности.

— Час близок, — прошептал сэр Френсис. — Скоро он придет. Не знаю, почему, но я буквально трепещу при мысли о его визите. Он обязательно придет. Раз в год и только однажды старик навещает меня и берет ту цену, которую заставил платить за мое существование. Однако если бы не он, то моя жизнь давно бы закончилась. И иногда я искренне хочу, чтобы это случилось.

Он вернулся к креслу, которое недавно оставил, и вновь погрузился в размышления. Внезапно из холла донесся бой часов.

— Время пришло, — произнес сэр Френсис. — Скоро он будет здесь. Хотя минутку…

Отсчитав удары, Варни удивленно хмыкнул и пожал плечами.

— Только одиннадцать часов. Как я мог так обмануться? Мне казалось, что наступила полночь.

Сэр Френсис взглянул на карманные часы и убедился в том, что до встречи, которую он ожидал с такой тревогой, оставался еще целый час. Очевидно, томление и беспокойство обманули его воображение.