— Скажите, вы непременно хотите уехать отсюда тотчас же или, может, подождете несколько месяцев? Нам, повторяю, все равно… с формальной точки зрения, разумеется, — добавил он, чтобы слова его не прозвучали совсем уж невежливо.

— Ну, раз я могу уехать, — ответил Джованни, приятно удивленный отсутствием каких-либо препон, — раз я могу уехать, то, пожалуй, лучше это сделать сразу.

— Будь по-вашему, — успокоил его майор. — Но тогда, если уж вы решили уехать тотчас, вам лучше сказаться больным. Ляжете в изолятор, понаблюдаетесь там пару дней и получите справку от врача. Многие ведь не выдерживают высокогорного климата…

— Неужели обязательно притворяться больным? — спросил Дрого, не любивший всяких махинаций.

— Обязательно? Нет! Но это значительно все упростит. В противном случае вам следует подать рапорт с просьбой о переводе, рапорт этот надо будет переслать Верховному командованию, потом ждать, когда Верховное командование даст ответ, в общем, на это уйдет не меньше двух недель. Но, главное, в дело придется вмешаться господину полковнику, а вот этого я бы как раз хотел избежать. Такие вещи ему не по душе, он очень переживает, да-да, именно переживает, воспринимая все это как оскорбление своей Крепости. Так вот, на вашем месте — говорю вам со всей откровенностью — я бы постарался избежать…

— Простите, господин майор, — ответил Дрого, — я же не знал… Если мой отъезд может мне повредить, тогда другое дело.

— Ни в коем случае, лейтенант. Вы меня не поняли. Ваша карьера никак от этого не пострадает. Тут… как бы получше объяснить… этакий нюанс, что ли… Конечно, как я вам уже сказал, господину полковнику подобная история не доставит удовольствия. Но если вы твердо решили…

— Нет-нет, — откликнулся Дрого, — если все обстоит так, как вы сказали, то лучше уж мне получить медицинскую справку.

— Если только… — Матти вкрадчиво улыбнулся и не закончил фразу.

— Что?..

— Если только вы не согласитесь остаться здесь на четыре месяца, что было бы самым лучшим выходом из положения.

— На четыре месяца? — переспросил Дрого, несколько разочарованный: ведь перед ним уже открывалась перспектива близкого отъезда.

— Четыре месяца, — подтвердил Матти. — Тогда вся процедура значительно упростится. Понимаете, у нас дважды в году все проходят медицинское освидетельствование. Это предписывается уставом. Очередное будет через четыре месяца. Для вас, по-моему, это самый лучший вариант. А уж о том, чтобы комиссия признала вас негодным к службе в наших условиях, позвольте позаботиться мне. Вы можете быть абсолютно спокойны. Кроме того, — продолжал он после небольшой паузы, — четыре месяца — это четыре месяца, их вполне достаточно для выдачи характеристики. Не сомневаюсь, что господин полковник вам ее даст. Сами знаете, какое значение имеет для вашей карьеры отзыв с первого места службы. Но давайте условимся, чтобы не было недоразумений: это всего лишь мой совет, а уж вы вольны решать…

— Да, господин майор, — ответил Дрого. — Я очень хорошо вас понял.

— Жизнь у нас нетяжелая, — произнес майор с нажимом, — главное наше дело — нести караульную службу. А Новый редут, где ответственности побольше, вам, как новичку, конечно, не доверят. Ничего трудного, можете не беспокоиться. Вот разве что скучновато вам покажется…

Но Дрого уже почти не слушал: его внимание почему-то приковывал прямоугольник окна и видневшийся над противоположной стеной Крепости скалистый пик. Какое-то странное, безотчетное чувство закралось в душу Джованни, этакий, возможно, даже глупый, абсурдный, не имеющий под собой никакой почвы интерес.

И в то же время он как будто немного успокоился. Ему все еще хотелось уехать отсюда, но не так страстно, как раньше. Он уже чуть ли не стыдился отчаяния, охватившего его в первый момент. Что же он, хуже других? Немедленный отъезд, думал он теперь, выглядел бы как признание собственной неполноценности. Так самолюбие боролось в нем с тягой к привычной домашней жизни.

— Господин майор, — сказал Дрого. — Я благодарен вам за советы, но позвольте мне подумать до завтра.

— Вот и отлично! — откликнулся Матти, не скрывая своего удовлетворения. — А как быть сегодня вечером? Хотите, чтобы вас представили полковнику за столом, или предпочитаете оставить вопрос открытым?

— Ну что ж, — ответил Джованни, — я полагаю, прятаться бессмысленно, особенно если я все же решу задержаться на четыре месяца.

— Пожалуй, вы правы, — сказал майор. — Так вы будете чувствовать себя увереннее. Вот увидите, какой у нас славный народ, а офицеры… настоящая гвардия.

Матти улыбнулся, и Дрого понял, что пора уходить, но он все же спросил, стараясь говорить как можно спокойнее:

— Господин майор, можно мне взглянуть на север? Хочется посмотреть, что там, за стенами.

— За стенами? — удивился майор. — Вас что, привлекают красоты местности?

— Один только взгляд, господин майор, просто из любопытства. Говорят, там пустыня, а я еще никогда не видел пустынь.

— Она не стоит вашего внимания, лейтенант. Однообразный пейзаж, совершенно ничего интересного. Напрасная трата времени, уверяю вас.

— Я не настаиваю, господин майор, — ответил Дрого. — Я не знал, что это сопряжено с какими-то трудностями.

Майор Матти почти что молитвенно сложил свои пухлые пальцы.

— Пожалуй, это, — сказал он, — единственная вещь, которую я не могу вам позволить. На стены и в караульные посты допускаются только лица, несущие службу: нужно знать пароль.

— И никаких исключений, даже для офицера?

— Даже для офицера. Ах, я-то вас понимаю: вам, городским, подобные мелочи кажутся смешными. И пароль там у вас не такая уж великая тайна. А здесь дело другое.

— Простите мою назойливость, господин майор…

— Слушаю, слушаю вас, лейтенант.

— Я хотел спросить, неужели здесь нет никакой амбразуры, никакого окна, откуда бы я мог взглянуть…

— Есть одно. И то в кабинете господина полковника. Увы, никто не позаботился о бельведере для любопытствующих. Да и не стоит она того, эта панорама, ничего примечательного в ней нет. Если вы решите здесь остаться, она вам еще надоест.

— Спасибо, господин майор. Какие будут распоряжения? — спросил Дрого, вытягиваясь в струнку.

Матти дружески махнул рукой.

— До свидания, лейтенант. И выкиньте это из головы. Банальнейший, ничем не примечательный пейзаж, поверьте на слово.

Но в тот же вечер лейтенант Морель, сдав дежурство по охране, тайком отвел Дрого на стену.

Длинный коридор, освещенный редкими фонарями, тянулся вдоль всех стен — от одного конца перевала до другого. Время от времени на пути попадались двери: склады, мастерские, караулки. До третьего редута пришлось пройти метров сто пятьдесят, не меньше. У дверей стоял вооруженный часовой. Морель попросил вызвать начальника караула лейтенанта Гротту.

Так, в нарушение устава, они выбрались на стену. Сначала Джованни оказался в тесном проходе, где под фонарем висел список караульных.

— Ну идем же! — окликнул его Морель. — Не дай бог, кто нагрянет.

Дрого последовал за ним по узкой лесенке, которая вела наверх, на открытый воздух, на эскарп. Охранявшему этот участок часовому Морель сделал знак, как бы говоря, что формальности тут ни к чему.

Вдруг перед Джованни выросли зубцы наружной стены, а за ними, вся в закатном зареве, простерлась равнина, открыв наконец взгляду таинственный север.

Дрого даже слегка побледнел, в оцепенении созерцая эту картину. Ближайший к нему часовой тоже застыл неподвижно, а на крылах сумерек опустилась, окутала все вокруг великая тишина. Не в силах отвести взгляд, Дрого спросил:

— А дальше? Что там, за этими скалами? Всё вот так — до самого конца?

— Никогда не видел, — ответил Морель. — Для этого нужно побывать на Новом редуте, вон на той вершине. Оттуда просматривается вся равнина. Говорят…

Морель осекся.

— Что говорят? — спросил Дрого, и голос его дрогнул, выдавая какое-то странное волнение.