После того как каноник растолковал ей таким образом этот пример на двух языках, гостья оставалась у него недолго. Несколько мгновений она смотрела на каноника с немым удивлением, казалось, она не может понять его. Затем она встала, рассеянно улыбнулась, поклонилась и сказала на прощание:

— Благодарю моего доброго друга и духовника за эту веселую скабрезную историю.

В пасхальную неделю в Скаульхольте был собор, на котором присутствовали монастырские экономы, доверенные лица и члены приходских советов. Обсуждались самые разнообразные вопросы: об арендной плате и скоте, о лечении прокаженных, содержании больниц, расселении бедняков, о мерах против тех арендаторов церковных земель, которые съели скот, отданный им в аренду, о похоронах бездомных, иной раз умиравших массами на дорогах; обсуждалась к тому же ежегодная челобитная королю касательно нехватки церковного вина и снастей. Из-за нехватки лесок людям трудно было ловить рыбу в церковных прудах, а недостаток вина затруднял плавание в море милосердия божьего. Но это была лишь ничтожная частица всех тех дел, которыми приходилось заниматься духовным лицам.

К концу третьего дня епископ, сидевший в кругу своих пасторов, поднялся на кафедру и лишний раз напомнил им об основных догматах истинной веры, облекая свою речь в слова, которые всем очень нравились и ровно никого не удивляли.

Все были готовы к отъезду. На дорогу собравшиеся укрепили себя хоралом «Господь, даруй нам силу». Когда исполнялся последний стих этого песнопения, пастор Сигурдур Свейнссон покинул свое место, прислонился к двери и стал с самым серьезным видом ждать конца. Едва только отзвучало в нетопленной церкви хриплое пение, он вытащил из кармана распечатанное письмо, разгладил его дрожащими руками и сказал, что он не мог отказать в просьбе одному из своих прихожан, достойному и уважаемому человеку, который вручил ему письмо к собору. Каноник присовокупил, что, насколько ему известно, автор письма не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего, а поэтому он, каноник, считает себя тем более обязанным выполнить его просьбу. Затем он зачитал вслух пространное путаное письмо, составленное настолько витиевато, что слушатели долго не могли уразуметь, в чем, собственно, было дело. Вначале составитель письма пространно восхвалял чистоту нравов и описывал, как надлежит вести себя людям высшего сословия и как служители церкви должны поощрять добронравие высших классов, дабы оно могло служить примером простому народу. Затем приводились прискорбные случаи, рисовавшие ужасающее падение нравов в стране, и в особенности среди знати, будь то мужчины или женщины. Далее указывалось, что духовенство замалчивает и покрывает подобное поведение, хотя оно оказывает тлетворное влияние на нравы простого народа, о которых всякий может прочитать в книге «Семь слов Спасителя на кресте». Далее все шло в том же духе.

Поначалу некоторые слушали, разинув рты, широко раскрыв глаза и выпятив подбородки, а старые глуховатые пасторы прикладывали руку к уху, чтобы лучше слышать. Но так как поток красноречия не иссякал и никто не мог уловить существа дела, то скоро все устали, и на лицах слушателей появилось тупое и сонное выражение, делавшее их похожими на вяленую треску.

Под конец автор спустился с небес на землю и перешел к описанию прискорбного случая, который затрагивал его особенно близко. Оказалось, что минувшей осенью его законная супруга Снайфридур Бьорнсдоутир, поддавшись уговорам неких лиц, покинула свой дом. Затем он изложил весьма напыщенным слогом историю отъезда жены, столь часто повторявшуюся им кстати и некстати, поделился сплетнями насчет ее прежнего знакомства с Арнасом Арнэусом и привел новые слухи о том, что ее тайная преступная связь с ним возобновилась в Скаульхольте. Рассказал он и о своих попытках уговорить высокопоставленных особ выступить в роли посредников и убедить ее вернуться домой и утверждал, что все остались глухи к его мольбам. Затем в письме говорилось, что когда он последний раз хотел поделиться в Скаульхольте своими горестями, на него натравили собак и даже грозили ему телесным наказанием. Все же он выражал уверенность, что эти угрозы исходили не от хозяев Скаульхольта; он еще больше утвердился в подозрении, что зачинщиками являются лица, занимающие в настоящий момент еще более высокое положение, нежели хозяева Скаульхольта. Автор письма обращался к достойному собору со слезной просьбой принять меры, дабы положить конец предосудительному поведению его супруги и помочь вытащить ее из болота, в коем она завязла перед лицом господа и всех праведных христиан. Письмо заканчивалось ссылкой на книгу «Семь слов Спасителя на кресте», высокопарными благочестивыми фразами и молитвой святой троице о воскрешении добрых нравов в стране. И, наконец, в самом низу стояло: «Аминь, аминь, Магнус Сигурдссон».

По выражению лиц слушателей было совершенно невозможно угадать, что они думают об этом сочинении. Их обветренные лица походили на причудливые выступы на скалах, творимые самой природой и отдаленно напоминающие своими очертаниями человеческие физиономии. Правда, подбородки и носы у них были слишком длинные, а волосы чересчур косматые, но ни солнце, ни град не могли изменить выражения их лиц. Каноник сунул письмо обратно в карман и вышел. На этом служба закончилась, и все встали. Кое-кто из молодых капелланов украдкой посматривал на своих наставников, но взгляды эти остались без ответа. Лишь выйдя из церкви, они завели разговор о менее серьезных делах.

Арнэусу было доложено обо всем случившемся. Он немедля послал к канонику своего писца, чтобы тот снял копию с письма Магнуса Сигурдссона. Затем Арнэус прочел его вслух своим людям и посмеялся над всей этой историей. Это не помешало ему, однако, послать за окружным судьей Хьяльмхольта Вигфусом и принести жалобу на автора письма. Своим слугам Арнэус приказал упаковать к утру все вещи и позаботиться о том, чтобы лошади были подкованы.

Дни стали длиннее, но погода стояла морозная, как это обычно бывает в конце зимы.

В одно ясное холодное утро двор заполнило множество лошадей. Одни предназначались для всадников, другие для перевозки поклажи. Вещи гостя уже были вынесены во двор, и лошадей навьючивали одну за другой. Целью путешествия была королевская усадьба в Бессастадире.

Последним из дома вышел сам Арнэус. На нем была длинная русская меховая шуба и высокие сапоги. Он расцеловался на прощанье с епископской четой, сел на лошадь и, приказав писцам следовать за ним, тронулся в путь.

Покои Арнэуса позади зала опустели; опустел и сам зал. Вошла служанка, чтобы прибрать со стола. По дому разносился запах жаркого. На дне кубка осталось немного недопитого красного вина.

«Эмиссар его королевского величества и чрезвычайный судья по особым делам Арнас Арнэус приглашает вас, благородного и достойного господина судью Эйдалина, явиться 12 июня в Тингведлир на Эхсарау. Вам надлежит оправдать перед моим судом и судом моих коллег некоторые свои прежние и недавние судебные решения и приговоры, в том числе к смертной казни за разбой, прелюбодеяние, колдовство и т. п., к долгосрочным каторжным работам, к наказанию плетьми у позорного столба, клеймению и увечью несчастных людей, вынесенные за недостаточно доказанные преступления, в особенности за нарушение правил торговли, как-то: контрабанду, сделки с чужеземными моряками и торговлю за пределами округи, — пока этот закон еще оставался в силе, — а также за отказ крестьян от барщины на землевладельца вообще и на губернатора в особенности. В общем, вы обвиняетесь в чрезмерной строгости по отношению к беднякам, вследствие чего все то время, что вы были судьей, простому народу было очень трудно отстаивать свои права против богатых, в особенности, когда противной стороной оказывалась церковь, купцы или власти. Некоторые из ваших приговоров не только противоречат закону, но целиком и полностью являются sine allegationibus juris vel rationum[161]. Ныне по воле нашего всемилостивейшего монарха, ясно выраженной в моих полномочиях, такие приговоры подлежат пересмотру, и его величество король поручил мне возбудить дело против должностных лиц, подозреваемых в нарушении закона и неправильном применении оного; отменить приговоры, вынесенные судьями ради того, чтобы снискать благосклонность сильных мира сего, а не во имя людской справедливости, в согласии с законами страны, установленными нашими предками, и, наконец, привлечь к ответственности тех должностных лиц, кои будут признаны виновными».