Завеянные следы Над серебряной водой, На златом песочке Долго девы молодой Я берег следочки… Вдруг завыло в вышине, Речку всколыхало — И следов, любезных мне, Будто не бывало!.. Что ж душа так замерла? Колокол раздался… Ах, девица в храм пошла: С ней другой венчался. <1826> Тоска больной Нины C тех пор, как мы разлучены судьбой, Я на одре в болезни и томленье; Полсердца ты, о друг, увез с собой! Полсердца мне оставил на мученье. Я вяну, друг! Меня теснит тоска! Моя заря, как вечер мне унылый! Едва с пером подъемлется рука, Тебе сказать едва имею силы: Опять тоска идет с молчаньем ночи, Когда земля и небо в тишине; Мои от слез пылающие очи Твой образ зрят во сне и не во сне! 1826 О друг младой О друг младой, прекрасный друг! Уж солнце за горами, Певец зари мой нежит слух, Луна над облаками. Тебя я жду, тебя зову, Уже густеют тени, Присядь ко мне, склони главу, На дружние колени. Присядь ко мне, склони главу, На дружние колени… Она пришла, она была. Душа при ней так млела! Но вспыхнул день и, как стрела, Куда-то отлетела. Уж нет ее, и грусть пуста, Ах, если б, если б чаще Ко мне слетала так мечта, Мне б горе было слаще. Ко мне слетала так мечта, Мне б горе было слаще! 1831 Александр Сергеевич Пушкин (1799–1837) Романс («Под вечер, осенью ненастной…») Под вечер, осенью ненастной, В пустынных дева шла местах И тайный плод любви несчастной Держала в трепетных руках. Все было тихо – лес и горы, Все спало в сумраке ночном; Она внимательные взоры Водила с ужасом кругом. И на невинном сем творенье, Вздохнув, остановила их… «Ты спишь, дитя, мое мученье, Не знаешь горестей моих. Откроешь очи и, тоскуя, Ты к груди не прильнешь моей, Не встретишь завтра поцелуя Несчастной матери твоей. Ее манить напрасно будешь!.. Мне вечный стыд вина моя, — Меня навеки ты забудешь; Но не забуду я тебя! Дадут покров тебе чужие И скажут: «Ты для нас чужой!» Ты спросишь: «Где мои родные?» — И не найдешь семьи родной. Несчастный! будешь грустной думой Томиться меж других детей! И до конца с душой угрюмой Взирать на ласки матерей; Повсюду странник одинокий, Всегда судьбу свою кляня, Услышишь ты упрек жестокий… Прости, прости тогда меня… Ты спишь – позволь себя, несчастный, Прижать к груди в последний раз. Закон неправедный, ужасный К страданью присуждает нас. Пока лета не отогнали Невинной радости твоей, Спи, милый! горькие печали Не тронут детства тихих дней!» Но вдруг за рощей осветила Вблизи ей хижину луна… Бледна, трепещуща, уныла, К дверям приближилась она: Склонилась, тихо положила Младенца на порог чужой, Со страхом очи отвратила И скрылась в темноте ночной. 1814 Казак
Раз, полунощной порою, Сквозь туман и мрак, Ехал тихо над рекою Удалой казак. Черна шапка набекрени, Весь жупан в пыли. Пистолеты при колене, Сабля до земли. Верный конь, узды не чуя, Шагом выступал; Гриву долгую волнуя, Углублялся вдаль. Вот пред ним две-три избушки, Выломан забор; Здесь – дорога к деревушке, Там – в дремучий бор. «Не найду в лесу девицы, — Думал хват Денис: Уж красавицы в светлицы На ночь убрались». Шевельнул донец уздою, Шпорой прикольнул, И помчался конь стрелою, К избам завернул. В облаках луна сребрила Дальни небеса; Под окном сидит уныла Девица-краса. Храбрый видит красну деву; Сердце бьется в нем, Конь тихонько к леву, к леву — Вот уж под окном. «Ночь становится темнее, Скрылася луна. Выдь, коханочка, скорее, Напои коня». «Нет! к мужчине молодому Страшно подойти, Страшно выйти мне из дому, Коню дать воды». «Ах! небось, девица красна, С милым подружись!» – «Ночь красавицам опасна». – «Радость! не страшись! Верь, коханочка, пустое; Ложный страх отбрось! Тратишь время золотое; Милая, небось! Сядь на борзого, с тобою В дальний еду край; Будешь счастлива со мною: С другом всюду рай». Что же девица? Склонилась, Победила страх, Робко ехать согласилась. Счастлив стал казак. Поскакали, полетели, Дружку друг любил; Был ей верен две недели, В третью изменил. 1814 |
