В разлуке Расстались гордо мы; ни словом, ни слезою Я грусти признака не подала. Мы разошлись навек… но если бы с тобою Я встретиться могла! Без слез, без жалоб я склонилась пред судьбою. Не знаю: сделав мне так много в жизни зла, Любил ли ты меня… но если бы с тобою Я встретиться могла! <1856> Дмитрий Минаев (1835–1889) «Уж я сердце свое…» Уж я сердце свое Хороню, хороню. Уж я сердце свою Хороню, хороню. Умирай с ним скорее, Любовь сумасшедшая, Все надежды, желанья, Всё счастье прошедшее, Все надежды, желанья, Всё счастье прошедшее, Как покойников, их Я теперь хороню. Пусть живет, – только мирно Голубка бесценная, Та, которую я За себя не виню. Позабывши меня, Ты живи, незабвенная, Я же сердце свое Хороню, хороню. Умирай с ним скорее, Любовь сумасшедшая, Все надежды, желанья, Всё счастье прошедшее, Как покойников, Их я теперь хорошо. Уж я сердце свое Хороню, хороню. Уж я сердце свое Хороню, хороню. 1868 «Я знал ее милым ребенком когда-то…» Я знал ее милым ребенком когда-то, Однажды, тогда ей десятый был год, Она свою куклу случайно разбила И плакала целую ночь напролет, Промчалось, как ясное облако, детство, И как изменилась подруга моя! Она мое сердце разбила на части, Но плакал об этом один только я! <1871> Весна Красавица поздней зимой Головку к окошку склонила И думала, Боже ты мой, Скорее б весна приходила. В постели томится больной, Как воск тают молодость, силы, И он тоже бредит весной: Скорее б весна приходила. И вот, прилетевшая вновь, Обоих весна одарила: Одной и цветы, и любовь, Другому – цветы и могила. 1880 Всеволод Владимирович Крестовский (1839–1895)
«Под душистою ветвью сирени…» Под душистою ветвью сирени С ней сидел я над сонной рекой, И, припав перед ней на колени, Ее стан обвивал я рукой. Проносилися дымные тучки, На лице ее месяц играл, А ее трепетавшие ручки Я так долго, так страстно лобзал. Погребальные свечи мерцали, В мрачных сводах была тишина, Над усопшей обряд совершали — Вся в цветах почивала она… Со слезой раздирающей муки Я на труп ее жадно припал И холодные, мертвые руки Так безумно, так страстно лобзал. 1857 «Прости на вечную разлуку!..» «Прости на вечную разлуку!» — Твой голос грустно прозвучал, И я пророческому звуку Душой покорною внимал. О, знала ль ты, хоть в те мгновенья, Какого горького значенья Мне этот звук исполнен был! — С ним всё, что прожито тревожно, Всё, что забыть мне невозможно, Я безвозвратно хоронил… Прости ж и ты!.. быть может, скоро Пойду я в светлый, дальний путь, Без желчных дум и без укора Под небом теплым отдохнуть, — И, может, сдавленное горе Развеет ветер где-нибудь И заглушит чужое море В душе печальное: «Забудь!.. Забудь!..» 1860 «Спасибо, дорогая моя…» Спасибо, дорогая моя, За то, что, вняв больному крику, Ты, в сердце жалость затая, Не отогнала горемыку; За то, что поняла без слов, Как полюбил тебя тепло я, И напевала много снов Любви и детского покоя; За то, что, желчь угомоня Во мне ты кроткими словами, Порой глядела на меня Своими добрыми глазами, — И пела мне, как в чудном сне Вся звукам скорби отдаваясь, За то, что, каждый раз прощаясь, Ты жала крепко руку мне; За то, что в грудь мою с тобою Влилася свежая струя, За то, что ты передо мною Осталась чистою душой — Спасибо, добрая моя! 1860 Ванька-ключник Словно ягода лесная, И укрыта и спела, Свет княгиня молодая В крепком тереме жила. У княгини муж ревнивый; Он и сед и нравом крут; Царской милостью спесивый, Ведал думу лишь да кнут. А у князя Ваня-ключник, Кудреватый, удалой, Ваня-ключник – злой разлучник Мужа старого с женой. Хоть не даривал княгине Ни монист, ни кумачу, А ведь льнула же к детине, Что сорочка ко плечу. Целовала, миловала, Обвивала, словно хмель, И тайком с собою клала Что на княжую постель. Да известным наговором Князь дознался всю вину, — Как дознался, так с позором И замкнул на ключ жену. И дознался из передней, От ревнивых от очей, Что от самой от последней Сенной девушки своей. «Гой, холопья, вы подите — Быть на дыбе вам в огне! — Вы подите приведите Ваньку-ключника ко мне!» Ох, ведут к нему Ивашку, — Ветер кудри Ване бьет, Веет шелкову рубашку, К белу телу так и льнет. «Отвечая-ко, сын ты вражий, Расскажи-ко, варвар мой, Как гулял ты в спальне княжей С нашей княжеской женой?» – Ничего, сударь, не знаю, Я не ведаю про то!.. – «Ты не знаешь? Допытаю! А застенок-то на что?..» И работают в застенке — Только кости знай хрустят! Перешиблены коленки, Локти скручены назад. Но молчком молчит Ивашка, И опять его ведут; В дырьях мокрая рубашка, Кудри клочьями встают; Кандалы на резвых ножках, А идет он – словно в рай, Только хлюпает в сапожках Кровь ручьями через край… Видит – два столба кленовых, Перекладина на них. Знать, уж мук не будет новых, Знать, готовят про других. Отведу же я, мол, душу, Распотешусь пред концом: Уж пускай же, князь, Ванюшу Хоть вспомянешь ты добром! «Ты скажи ли мне, Ванюшка, Как с княгиней жил досель?» – «Ох, то ведает подушка Да пуховая постель!.. Много там было попито Да поругано тебя, А и вкрасне то пожито, И целовано любя! На кровати, в волю княжью, Там полежано у нас И за грудь ли, грудь лебяжью, Было хватано не раз!» – «Ай да сказка!.. Видно хвата! Исполать, за то люблю! Вы повесьте-ко, ребята, Да шелковую петлю!» Ветер Ванюшку качает, Что былинку на меже, А княгиня умирает Во светлице на ноже. 1861 |
