Он наливает себе немного коньяка, ставит бокал на стол, снова трёт лицо руками. Он не помнит.

Писателю Н. предложили написать рассказ о русской женщине для сборника «Русские женщины».

Ему уже приходилось сочинять на заданные темы, он это даже любил, было в этом что-то школьное, невинно-соревновательное, с результатом, который подтверждал: я могу, я умею, поставьте мне пятёрку! Или, напротив, что-то взрослое, но при этом опять-таки весёлое, спортивное.

К тому же в предыдущих случаях у него всегда имелся какой-то сюжет, до этого дремавший, оставалось только его пробудить и заставить жить.

Но в данном случае Н. призадумался.

Сначала показалось: уж о русских-то женщинах и женском народе как таковом у него столько сюжетов, что хватит не на один рассказ, а на целую книгу. Однако чем больше Н. размышлял, тем яснее становилось: эта волнующая тема его сейчас не так уж и волнует, он уже всё о женщинах написал, — по крайней мере, на текущий момент добавить нечего.

Н. зашёл на кухню к жене и как бы между прочим сказал:

— Мне тут предложили написать рассказ для сборника «Русские женщины».

— О чём? — спросила жена, которая в это время задумчиво смотрела в открытый холодильник.

— Догадайся.

— А, ну да, конечно. Напиши, почему нет?

— Легко сказать. Хочется ведь что-то такое. Необычное. Квинтэссенцию такую.

— Напиши квинтэссенцию.

— Необъятное в одном рассказе не обнимешь.

— Не обнимай.

Н. удалился в свой кабинет, находившийся на втором этаже дома, нажитого праведными, но не литературными трудами: Н. хоть и был преимущественно теперь писатель, но, имея богатого папу, советского композитора, и располагая стартовым капиталом, вложился когда-то в сеть стоматологических небольших клиник, которые потом успешно продал, деньги очень удачно разместил и реализовал мечту всякого, кто желает делать только то, что хочется: жил на ренту.

Итак, рассказ о женщине, сказал он себе. О русской женщине.

Которая коня на скаку остановит, далее по тексту.

Чем, собственно говоря, отличается русская женщина от украинской, еврейской, татарской или зимбабвийской?

Ну, тем же, что и население вообще. Отношение к религии, к семье, к детям, к работе и т. п.

Но интересно же не это.

Интересна душа.

Хорошо, о душе. Надо показать, например, как русская женщина умеет прощать.

Н. оглянулся в прошлое, на своих трёх жен, включая теперешнюю, на своих женщин, которых было довольно-таки немалое количество, и не припомнил, чтобы они были настолько склонны прощать, что это могло бы считаться доминантной характеризующей чертой.

Он спустился к жене:

— Как ты думаешь, просто в порядке рассуждения: чем отличается русская женщина от других?

— А я знаю других?

— Ты же переводчица аж с трёх языков.

— Книги — одно, люди — другое. Я книги перевожу, а не людей. Ты пирог хочешь с рыбой или с капустой и яйцами?

— А если то и то?

— К обеду не успею.

— Тогда с рыбой. Нет, с капустой и яйцами. Если нетрудно.

— Без проблем.

— Так всё-таки?

— Что?

— Чем-то ведь отличается русская женщина от других?

— Ты писатель, тебе виднее.

— Да, но я просто хочу сверить свои мысли.

— Ну… Она терпеливая. Добрая — в принципе. Многое прощает, особенно мужчинам. Женщины других наций, мне кажется, строже.

— Вот — и я именно об этом думал! Это, наверное, самое главное: умение прощать. В частности — мужчину. Точно.

И Н. направился наверх. На лестнице оглянулся и ласково крикнул:

— Извини, всё-таки с рыбой!

— Хорошо.

Н., вернувшись в кабинет, сел за стол.

Все бы хорошо, думал он, но нельзя начинать с темы, с идеи. Замысел — это сюжет или образ. У меня много сюжетов и образов. Надо припомнить что-то подходящее.

Но странно — образы и сюжеты не являлись. Возникали видения реальных женщин, не оформляясь во что-то рассказообразное или хотя бы рассказоподобное.

Русская женщина, размышлял Н. Современная русская женщина. Это важно. Именно современная. А особенность современной русской женщины, как и, наверное, немецкой, прибалтийской или колумбийской, в том, что она унифицируется. Глобализация влияет на всё. Интернет уравнивает. Мода причёсывает под одну гребёнку.

Так это и тема! — озарило его. Написать о том, как русская женщина перестаёт быть русской женщиной! Не надо ей уже коней останавливать и входить в горящую избу, она вызовет МЧС. Она лихо сидит за рулём, рассекая страшные московские улицы. Она сидит в офисе, а не в горнице с выводком ребятишек. Она не павой кружит в хороводе за околицей, застенчиво клонясь долу русокосой головою, а смело колышет универсально привлекательными бёдрами на парижских и нью-йоркских подиумах.

Н. спустился вниз.

— Рано ещё, — сказала жена.

— Да я кофе хочу.

— Сварить?

— Можно растворимый с молоком. У нас есть?

— Молоко?

— Кофе растворимый.

— Да.

— Хороший?

— Нормальный.

— А я вот о чём. Ведь на самом деле нет никакой русской женщины.

— Мысль интересная.

— Нет, я серьёзно. То есть где-то ещё имеются бабушки, хранящие заветы… Хотя — какие заветы в стране, пережившей социализм? Ничего не осталось! Было бы честно — постсоветские женщины! Вот это — типаж!

— Тоже верно.

Да, подумал Н., чувствуя, что начинает волноваться: верный предвестник вдохновения, а то и озарения. И поспешил наверх.

— А кофе? — окликнула жена.

— Потом!

— Я принесу.

— Спасибо.

Н. включил компьютер, ещё не зная, о чём будет писать, надеясь на творческий авось.

Жена принесла кофе.

— Нет, в самом деле, — сказал он ей. — Я имею в виду не какие-то внешние вещи, а что-то глубинное, в душе, разве оно сохранилось? Ты вот чувствуешь в себе что-то такое, чего нет у француженки или американки?

— Я на четверть еврейка, забыл?

— Хоть на все сто! Еврейка в России — русская еврейка. То есть тоже русская женщина. Есть ли сейчас вообще русская женщина — вот вопрос.

— Лично я ничего специфически русского в себе не вижу. Но это я. Люди с образованием и интеллектуальной работой вообще везде похожи.

— Я не про интеллект, я про что-то такое. Особенное. Но, похоже, главная особенность современной русской постсоветской женщины в том, что она утрачивает особенность, она перестаёт быть русской женщиной!

— Пожалуй.

Жена ушла, а позывы вдохновенья оказались ложными: не только ничего не озаряло, а вообще не приходило в голову.

Признаки творческой импотенции? — с грустью предположил Н.

И раз уж прозвучало в уме это слово, невольно подумалось: а чем отличается русская женщина в любви и сексе?

У Н. были женщины разных национальностей, проживающих в России, было также несколько зарубежных женщин, чем он гордился. Три, если точно. Американка с бердичевскими предками, полуукраинская полячка и чистокровная немка-переводчица во Франкфурте-на-Майне, во время книжной выставки, в гостинице, после выпивки и признаний в дружбе-фройндшафт. Отличие лишь в том, что с зарубежными сложнее из-за языка. Поэтому они кажутся скованными, приторможенными, холодноватыми. С нашими проще и милее. Сейчас бы не рассказ сочинять, а…

Думай, думай, перебил себя Н. Это дело принципа, в конце-то концов! Ты умеешь, ты можешь! Ты уже много чего написал о женщинах, именно русских женщинах, неужели исчерпана эта безграничная тема?

Однако лезло что-то не то. Представлялись какие-то старухи в церкви. Боярыня Морозова с картины Сурикова. Женщины, укладывающие шпалы, с социально-обличительной фотографии. Певица Зыкина и актриса Мордюкова, коих нет уж на земле…

Н. посмотрел в окно, на заснеженные деревья сада, которые он сажал сам и которыми гордился, ему вдруг стало печально и умиротворённо.

Вот я умру, подумал он, а они останутся. Да и сейчас им всё равно, есть я или нет. Они существуют независимо. Как и русские женщины. И женщины вообще. И все прочие люди.