Я, такого насмотрясь, за ограду убегала, к трассе. Там машины шумят, люди в окнах машин смеются, пакеты выбрасывают — а мне там дышалось легче. А заодно и Фильку кормила. Это я так котёнка местного окрестила — приблудился с дач, но в парк не заходил, у нас с этим строго, никакой живности не позволялось бродить, кроме верблюда, — но это отдельная песня, как-нибудь потом расскажу. Я в обед сниму с себя платье траурное, накину курточку — и туда, к ограде, Фильку моего кормить, а он уж знает и ждёт меня. Нет, не сиамец, простой дворовой, хотя, говорят, англичане эту нашу «дворовую» породу официально зарегистрировали в кошачьей ассоциации — вот до чего популярны наши васьки оказались.
Хотела я Фильку домой забрать, но поначалу побаивалась оставлять с няней и близняшками (на няню-то хватало зарплаты, да у нас и недорого это оказалось, даже удивительно, сколько людей с высшим педагогическим не у дел остались), а потом пришлось отдать котёнка в хорошие руки. Это я уж на работе сосвоевольничала, увидела, как один мужчина девочку лет пяти успокаивает, — и решилась, поговорила с тем отцом, рассказала ему про котёнка. Маму он девочке не заменит, конечно, говорю, но…
В общем, не знаю, что я там сказать хотела, но котёнка они взяли, сам на руки полез и в доме с первого же дня место себе нашёл. А как отмыли и вычесали, так и вовсе прижился, спал у девочки в изголовье, даже отца к ней не подпускал, пока она спит: как распушится, как зыркнет — лучше и не трогать. Это мне уж после тот мужчина рассказал, приезжал он, через месяц и приехал, про дочку рассказывал, про котёнка, про жизнь свою военную — из бывших спецназовцев он, а теперь просто «безопасник» в одной солидной конторе. В тот раз он за документами какими-то приехал, да и позабыл их взять, я ему сама позвонила после, напомнила, а там и ещё встретились, и ещё…
Ну и теперь вот вместе живём, как-то сложилось, и Малина меня признала. Это Мариночка моя «р» всё никак не выговорит, но мы занимаемся — ничего страшного, выправим картавость, ей самой интересно повторять все эти «кар-р-ркал вор-р-рон, — эй, Макар-р-р, в этом мир-р-ре всё на кар-р-р…»; недавно в зоопарк ходили, так она эти стишки даже верблюду рассказывала, пока он кивал и слушал. А теперь и чижики подтягиваются, повторяют за сестрёнкой, тоже в артисты пойдут, наверное, — она-то у меня в театральный хочет поступать, ну да посмотрим, ещё столько лет впереди.
С работы-то я ушла. И муж настаивал, и не могла уже оставаться, особенно после одного случая…
Да нет, там ничего особенного, со стороны и не понять, наверное. Переделывали у нас рекламные проспекты: почти всё осталось прежним, только в конце добавили: «На вторую кремацию — скидка 15 %». И так мне эти строки запали в душу, даже больше, чем всё остальное. Мне теперь даже муж говорит иногда, что ему на меня скидка полагается, если «определит» по месту прежней работы, — это у нас внутренняя шутка такая, хоть и жутковатая, наверное.
Насчёт актерских курсов — подумай, не торопись. Я же говорю — на эти курсы у меня скидка, если одновременно берёшь занятия по дикции. А дома повтори несколько раз, прижимая язык: «С-сыльный с-сырник с-сильно прос-сит, с-скидку с-сольно не относ-сит…»
На следующем занятии чтобы все эти «с-с-скидки» чётко произносил. Спрашивать буду строго, не посмотрю, что лоб здоровый.
До вс-с-стречи!
Начинка
— …А свекровка у меня знаете что добавляет в блины? — Наташка делает страшные глаза и отставляет стакан с вермутом. — Извёстку! Честное слово, если бы сама не увидела — не поверила бы! Ну, не абы какую и не со стены шкрябает, а с тазика специального, но всё равно. И ведь поднимаются, как на соде, и получаются вку-усные, ничего не скажешь.
Лиза с Мариткой ахают — свекровка у Наташки чудна́я и без того, с двумя высшими в деревне сидит, курей кормит, но чтобы извёстку в блины…
Блины — это сегодняшняя тема девичника. В прошлый раз делали пельмешки с разными начинками — Наташка и тогда что-то от свекровки принесла, ахали не меньше. Лизка сомневалась, что это будет полезно для здоровья, но они всё равно попробовали — получилось интересно. Лизка у них медик — ну, не врач, конечно, без образования, только курсы, но ей предлагали… Да не получилось — пришлось переезжать в другой гарнизон, а там стало не до учёбы, с дочкой сидела, какие уж тут институты.
Дочки у всех трёх — сейчас они в большой комнате играются на стареньком Маринкином компьютере в новую игру: в том квесте нужно на заданную сумму купить для героев разные красивости и модно приодеть их. Игра на английском, но Наташкина дочка переводит для остальных — мама с ней занимается языком с четырёх лет.
Лизка сегодня пробует делать блины на воде и бананах. Совсем без молока, бананы в блендер — всё остальное как обычно. Бананы лучше перезрелые, залежалые. У Маринки они залёживаются, у училки Наташки и у медсестры Лизки — никогда. Не по средствам им фрукты перезрелыми оставлять и выбрасывать. Маринка тоже не на свои шикует — у неё свекровка, с ней повезло: она с санэпидемнадзора, полные сетки несёт внучке с невесткой, да и деньгами помогает. Так что собираются обычно у Маринки — продукты с неё, рецепты — с Лизки и Наташки.
Вермут допит, он у них вроде аперитива и не считается за алкоголь. За стол садятся уже под запотевший графинчик с водкой и готовые блины с начинкой.
Сначала пробуют Наташкину начинку — такую делают в Прибалтике: в блин на очень жирную сметану кладётся красная икра. Получается необычно и вкусно. Икра, конечно, от Маринкиной свекрови, а сметана — та из деревни, от свекрови Наташкиной. Сметана в холодильнике уже застыла, потому мажется как масло.
Под первую начинку выпили по стопочке, посидели немного, стали пробовать вторую. Её делала Лизка — в свой сладковатый банановый блин положила сильно, почти до черноты обжаренную, мелко наструганную соломку из свиной рульки, пережаренный красный лук, стручки зелёной фасоли и чуть капнула соевым соусом — не Маринкиным, дорогим и «настоящим», а самым обычным, с рынка, за двадцать рублей бутылочка. Выпили по второй, закусили получившимся блином — тоже вкусно и непривычно — сладкое с солёным.
Посидели ещё, поговорили, расслабились — хоть вермут и разбавляли яблочным соком, но градус на градус дал о себе знать.
К третьей начинку не готовили, закусывать под неё у них не принято. Как и чокаться.
Махнули третью, посидели, посмотрели друг на друга, выдохнули, взяли скулы в ладошки, помолчали.
После третьей они стараются не плакать, а если и заплачут, то чтобы потом быстро высушить слёзы, пока не увидели дочки. Не всегда получается сдержаться, и тогда они судорожно сжимают руки друг друга и, всхлипывая, повторяют: «Ладно… ладно… не будем, девочки…» Последние встречи без слёз, увы, не обходятся.
Ведь это они для военкомата — лейтенантские вдовы, «знали, за кого выходили».
А на самом деле — просто девочки.
А у Маринки-то муж вообще — капитан.
Был.
Кособока
Они гуляют во дворе по утрам, когда на детской площадке поменьше людей: мальчик лет двух, в тёплой модной кепке, и бабушка в вязаном берете, с большим пакетом игрушек в руках. Мальчик, как все мальчишки, хулиганист, то убегает подальше от бабушки и прячется от неё за горку, то с визгом проносится мимо — попробуй догони. Бабушка, как все бабушки, всплёскивает руками, «теряет» подопечного, делает вид, что ищет, а потом «находит» — и он бежит к ней, чтобы похвастаться, что только что видел сердитую сороку, крутящую хвостом и не подпускающую к себе никого.
Она радуется, когда он распахивает ручонки, пытаясь обнять и поцеловать её в щёку, — она даже, кажется, улыбается. Улыбка ей даётся труднее всего — у неё страшное, со врождённым дефектом лицо: половина лица нависает над шеей уродливыми складками.
Она знает, что соседи называют её Кособока, — это прозвище прилипло к ней ещё с детства. Она давно привыкла к сочувственным взглядам и не поддерживает разговоры соседок о несложившейся бабьей доле. Им невдомёк, что у неё давно выросли внуки и теперь она ждёт правнуков — скорее бы уже, хотя возиться с чужими ей тоже нравится.
