Уполномоченный Кузнецкого окротдела ОГПУ А.А. Ерофеев в конце 1925 г. был обвинён в изнасиловании и убийстве бывшей прислуги. Участковый уполномоченный Славгородского окротдела ОГПУ С.М. Стычковский в 1928 г. застрелил из ревности учителя, за что был осуждён на 3 года заключения, а впоследствии возвращён в «органы». Уполномоченный отделения ДТО ОГПУ ст. Красноярск В. Филиппов в 1929 г. попал под суд за убийство жены[346].
С преобразованием ВЧК в ВЧК не уменьшилось количество различных злоупотреблений и корыстных преступлений в чекистской среде. Разоблачалась лишь часть преступлений, но известные факты говорят о продажности многих чекистов-начальников. Весной 1923 г. за вымогательство был арестован замначальника Особого отдела полпредства М.М. Гоц, но вскоре он освободился, уехал в Москву и восстановился в партии. В 1923 г. видные омские чекисты Н.С. Тариков и Н.П. Константинов обвинялись в освобождении за взятку в 12 тыс. руб. арестованного за антисоветскую деятельность гр. Бакусова, но не понесли сколько-нибудь заметного наказания. В 1924 г. помначальника Новониколаевского губотдела ОГПУ А.Н. Петрочук был уволен за массу служебных преступлений, но год спустя был признан исправившимся и возвращён в «органы»[347].
В апреле 1925 г. на 5 лет в Соловки должен был быть отправлен заведующий фельдъегерским отделом полпредства ОГПУ А.В. Абрамов, растративший 1.400 руб. Однако до октября 1925 г. Абрамов отбывал наказание в местном исправтруддоме и пользовался «широким правом посещения личной квартиры». Очень характерно выглядело явное желание руководства спускать дела о должностных преступлениях на тормозах: так, ведение дел по обвинению помначальника КРО полпредства А.А. Ворончихина в присвоении крупных денежных сумм, а также на оперативника ЭКО A.M. Покровского, было поручено… помощнику бухгалтера ПП ОГПУ. Опытные оперативники были в цене и их умение более или менее грамотно «оформлять» дела считалось главной заслугой. Если чекист мог зарекомендовать себя толковым агентуристом или следователем, его карьера обычно являлась гарантированной и пьянство с дебошами могло лишь притормозить её. Чекисты, имевшие криминальные наклонности, оставлялись на работе в «органах», поскольку наличие компрометирующих материалов позволяло держать такого работника «на крючке», а в нужный момент — избавиться от него.
Моральный уровень большинства чекистских начальников был крайне низок. За некоторыми из них кровавый след тянулся с предреволюционных лет — так, начальник Ачинского окротдела ОГПУ К.Я. Крумин был осуждён к повешению за убийство жандарма, но как несовершеннолетний отделался каторжными работами. Ещё больше подобных «революционных заслуг» было у его коллеги, начальника Хакасского, Тулунского и Каменского окротделов ОГПУ С.В. Шкитова. В 1907 г., будучи анархистом-коммунистом, он «лично участвовал в убийстве начальника Красноярской тюрьмы Смирнова, старшего городового Юсупова, в Благовещенске при задержании убил городового и ранил агента охранного отделения, участвовал в нескольких экспроприациях». Весной 1918 г. Шкитов несколько недель провёл под стражей в красноярской тюрьме по обвинению в убийстве красногвардейца. С 1920 г. Шкитов работал комендантом ЧК, исполняя смертные приговоры, а затем был переведён на оперативную работу. Помначальника ИНФО полпредства О.М. Арит в 1908 г. арестовывался на год по подозрению в убийстве «двух шпионов», а в 1912 г. провёл год в заключении за укрывательство брата-дезертира.
Лица, шедшие наверх по трупам, были привычны для системы ЧК-НКВД. Будущий замначальника Иностранного отдела НКВД СССР Н.М. Шнеерсон, являясь в 1921 г. юным сексотом ГПО ДВР, специально вскрыл диппочту, доверенную ему приятелем, бывшим чекистом А.Г. Зайцевым-Мейтиным, и подвёл того под расстрел как японского шпиона. В ноябре 1925 г. Шнеерсон, возглавлявший отделение контрразведки Приморского губотдела ОГПУ во Владивостоке, отправил следующую красноречивую записку начальнику 53-го погранотряда Панову: «Посылаю тебе мышьяк 25 грам[мов]. Им можно отравить 100–150 человек. Исходя из этого, ты можешь соразмерить, сколько нужно на каждого человека. На глаз нужно маленькую щепоточку…»[348].
Многие чекисты начали свою политическую жизнь с такого распространённого преступления, как дезертирство. Помимо К.Я. Крумина, дезертирами периода 1914–1917 гг. являлись начальники: Томского окротдела ОГПУ И.А. Мальцев, Рубцовского — М.Ф. Гольмер-Зайцев, Славгородского — Я.П. Пакалн (в конце 1914 г. сдался немцам в плен в первом же бою), начальник ДТО ОГПУ Томской железной дороги А.М. Снопковский, заместители начальников окротделов В.Я. Шешкен и Н.В. Марков, ответственные работники полпредства П.Е. Щетинкин, Б.Д. Грушецкий, А.Я. Евграшкин. Не меньшее количество руководящих работников полпредства было дезертирами из армии Колчака. Будучи ветеранами ВЧК-ОГПУ, личности такого сорта не представляли доставшейся им власти без личного произвола, мошенничества, пьянства и устройства «сладкой жизни». Заодно отметим, что руководителями крайКК ВКП(б), разбиравшими проступки коммунистов Сибири, были тоже дезертиры российской армии М.И. Ковалёв и И.В. Громов-Мамонов[349].
Почти в каждом окротделе в период 1926–1929 гг. попадался начальник, совершивший какое-либо серьёзное злоупотребление. Сначала под удар попал глава Бийского окротдела ОГПУ К.К. Вольфрам, снятый в декабре 1926 г. за крупные финансовые злоупотребления. Коллегией ОГПУ Вольфрам был осуждён на 4 года концлагеря, но сразу освободился по амнистии и постепенно вернулся в номенклатуру.
На пьянстве в притонах попался главный барабинский чекист М.А. Атенков. Начальник Алданского окротдела Н.В. Теплов оказался уволенным из ОГПУ, а его дело в марте 1928 г. было отправлено в Москву. Теплов был в том же году осуждён, но затем амнистирован и в 1930–1931 гг. подвизался замначальника Вишерлага ОГПУ. М.Д. Мухин, до 1927 г. работавший замначальника и врид начальника Канского окротдела ОГПУ, а затем переведённый в Барабинский окротдел, в марте 1928 г. был арестован за присвоение пишущей машинки, фотоаппарата, маузера, пистолета, трёх золотых крестов, а также за связь с адмссыльной. Сменивший Мухина в Канске И.А. Ардатьев вскоре, однако, был убран за барство, кумовство и постоянную нецензурную брань в обращении с подчинёнными. Для оценки чекистской психологии показательно, что, когда Ардатьев заболел, он приказал одному из сотрудников «собрать материал на врачей»…[350].
Начальник Минусинского окротдела Н.Н. Зинуков 15 сентября 1928 г. был уволен за допущение пьянства в аппарате окротдела и позднее оказался на работе в милиции. С.Т. Пилипенко, большевик с 1905 г. и начальник Киренского окротдела ОГПУ, в июне 1929 г. был исключён из партии за организацию систематических пьянок окружного начальства, растрату 1.200 руб., присвоение конфискованного оружия и связь с адмссыльными. Вскоре Пилипенко был осуждён крайсудом на 10 лет, но смог очень быстро освободиться восстановиться в партии и выхлопотать пенсию.
Начальник Красноярского окротдела ОГПУ М.М. Чунтонов оказался крайним в скандальном деле председателя тамошнего окоисполкома и члена ВЦИК В.В. Полюдова. Оказывается, сидя в колчаковской тюрьме, большевик Полюдов 29 октября 1919 г. обратился с письмом в особый отдел при Всероссийском правительстве, прося зачислить его туда на «действительную службу». Возможно, это была просто попытка выйти на свободу, но Полюдов в 1929 г. был осужден как «колчаковский контрразведчик» и оказался на Соловках. В августе 1929 г. СибКК ВКП(б) обвинила Чунтонова в том, что когда информация из Омска о пресловутом письме пришла в Красноярск, Чунтонов якобы положил её под сукно. На деле чекисты сразу поставили партийные власти в известность об инциденте, однако Полюдов был ставленником самого С.И. Сырцова, к тому времени отозванного из Сибири на должность председателя СНК РСФСР. Это обстоятельство и предопределило долгую историю с разбирательством дела Полюдова. В итоге Чунтонов был убран с оперативной работы с вынесением строгого партвыговора и получил под начало только что созданный Сибулон[351].
