Система ВЧК наглядно воспроизводила наиболее архаичные формы российского политического сыска XVII–XIX веков: абсолютизация доноса, массовые аресты, пыточное следствие, невыносимые условия содержания, использование провокаторов, тайные судилища с предопределённым приговором, применение мучительных способов казни, секретность захоронений осуждённых. И если пытки в XIX столетии перестали быть распространённым элементом политического сыскного дела, то агенты-провокаторы активно применялись царской полицией и в начале XX столетия. Однако при большевиках уже невозможно было появление таких людей, как директор департамента полиции А.А. Лопухин, способных из соображений чести и не боясь неизбежного уголовного наказания, «сдать» общественности виднейших агентов-провокаторов из экстремистского лагеря вроде Азефа. Напротив, именно провокационная работа являлась краеугольным камнем во всей системе советского политического сыска.

Был создан и культивировался особый психологический тип чекиста — внешне отважного и преданного борца с тайными и явными происками контрреволюции, а по сути — чиновника-карьериста, призванного любыми способами разоблачать и уничтожать врагов нового строя. Требование беспощадности было главным и отразилось в классической формулировке награждений — «За беспощадную борьбу с контрреволюцией». В результате интенсивной работы по вербовке агентурного аппарата удалось создать основательное осведомление, проникшее во все поры общества и концентрировавшееся как в среде лиц, враждебных режиму, так и в партийно-государственном аппарате. В принципах руководства агентурой со стороны чекистов чётко просматривается криминальный подтекст, связанный с принуждением сексотов к различным провокациям и оговорам.

Можно согласиться с мнением В.И. Шишкина о том, что уже в начале 20-х гг. в Советской России существовали государственный аппарат и карательные органы, способные осуществлять политику тотального контроля над обществом[257]. Хотя значительная часть жителей Сибири, особенно в удалённых регионах, в начале 1920-х гг. не была охвачена надёжным контролем, активная часть населения находилась под чекистским колпаком, что обоснованно позволяло властям считать своё положение достаточно прочным.

За годы своего существования органы ВЧК с помощью целенаправленной политики РКП(б) и самого чекистского руководства были превращены в строго централизованный военизированный аппарат, укомплектованный преимущественно коммунистами и сочувствующими партии и строго проводивший в жизнь партийные директивы. Разветвлённая агентурно-осведомительная сеть позволяла чекистам контролировать все слои общества, они располагали также внушительной разведсетью за рубежом. ВЧК, будучи детищем периода «военного коммунизма», прекратила своё существование с началом новой эпохи в жизни советского государства.

Прекращение масштабных боевых действий в 1920 г. в основных центрах Советской России (на юге России, Украине, в Средней Азии, Сибири и на Дальнем Востоке гражданская война де-факто продолжалась) создали у советской верхушки иллюзию полной победы и возможности продолжать и углублять политику «военного коммунизма». Однако события первых месяцев 1921 г., связанные с широкими восстаниями в целых регионах (Западной Сибири, Тамбовской губернии) и в армии (Кронштадтский мятеж) вынудили радикально пересмотреть идеологические принципы и отступить от них ради договорённости с крестьянством. Введение новой экономической политики не означало готовности столь же радикально поступиться в политической области. Однако определённые уступки были произведены. Самой явной из них стало — несмотря на яростное сопротивление чекистского руководства — упразднение ВЧК, которое последовало практически только через год после провозглашения нэпа.

Всероссийская Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией была ликвидирована 2 февраля 1922 г. Вместо неё организовывалось Государственное Политическое Управление — структура с неопределённым названием, сохранявшая за собой основные задачи ВЧК и построенная по прежним военным и организационным принципам. Сохранялась и специализация чекистов по отраслям работы, включая органы внешней разведки, военной контрразведки и транспортные отделы. Остались незыблемыми основы агентурно-оперативной деятельности: право на агентурную разработку, использование, в том числе провокационное, конспиративных агентов, поддержание чрезвычайно обширной агентурной сети. Сотрудники ГПУ подлежали исключительно ведомственному суду. В связи с этим можно согласиться с А.Л. Литвиным, что перелицевание ВЧК в ГПУ не носило принципиального характера[258], поскольку признавалось, что ГПУ будет являться таким же боевым органом защиты диктатуры партии.

Главным итогом реформирования органов безопасности стало резкое сокращение кадров, продолжавшееся примерно три года, резкое сокращение числа расстрелов и ограничения на применение внесудебных приговоров. Важное значение имело и установление прокурорского надзора над ВЧК-ОГПУ.

Сразу после упразднения ВЧК власти показали, что никакого дальнейшего послабления в политической области ждать не следует. Главные события 1922 г. — процесс над руководством партии эсеров, преследования оппозиционной группы Г.И. Мясникова, высылка интеллигенции за границу, конфискация церковных ценностей с одновременной политикой раскола русской православной церкви и преследования сектантских групп — продемонстрировали решимость советских властей в проведении диктаторской политики. Вполне логичным в этой связи выглядит немедленное начало возвращения органам ГПУ прав на внесудебные расправы, а также — с целью компенсировать уменьшение аппаратов наружного наблюдения — учреждение конспиративных Бюро содействий ВЧК в учреждениях для наблюдения за нелояльными лицами. Деятельность ГПУ-ОГПУ сохраняла чрезвычайный характер, особенно в местах, где продолжалось вооружённое сопротивление режиму, что позволяет оспаривать тезис о конституционности этой организации.

С первой половины 1920-х гг. органы ОГПУ активно расширяли свои полномочия и усиливали репрессивную деятельность на отдельных направлениях, повинуясь указаниям партийной власти. Верхи, столкнувшиеся в период нэпа с постоянным возникновением оппозиционных течений внутри партии, активностью верующих (особенно сектантов, ведших эффективную пропаганду своих учений), попытками крестьянства защищать свои интересы, усилением экономических позиций нэпманов, развитым уголовно-политическим бандитизмом и засылкой террористов-белоэмигрантов из-за рубежа, были заинтересованы в увеличении полномочий своей тайной полиции. Оказавшись на острие политики постепенного свёртывания нэпа, сотрудники ОГПУ, особенно во второй половине 1920-х гг., всё более очевидным образом возвращались к традициям ЧК.

Нэп и преобразование ВЧК в ГПУ с большим урезанием прав, введением прокурорского надзора вызвали большое недовольство в чекистской среде. Потеря возможности быстрой тайной расправы над любым недовольным или подозрительным вместе с легализацией капиталистических элементов, а также массовая кадровая чистка вызывали ощущение утраты революционной перспективы. Значительная часть чекистов испытывала сильные колебания и даже выходила из партии. За 1922 г. из-за несогласия с нэпом из партячейки полпредства ГПУ по Сибири выбыло 12 коммунистов, т. к. работа в ЧК «выработала и развила жестокую ненависть к буржуазии». В Якутии практически весь состав Олёкминского политбюро во главе с начальником К.И. Пономарёвым в январе 1922 г. объявил о выходе из партии и провозгласил себя анархистами. Характерно, что Пономарёва в связи с этим сочли просто «не очень развитым» и оставили в ГПУ[259].